Сольвейг сидела под столом. Собственно говоря, ей полагалось сидеть рядом с моей матерью, но она настояла, что будет сегодня котенком! А котята едят под столом. В отличие от своей матери Сольвейг всегда одета шикарно. На ней было небесно-голубое платье в стиле Лоры Эшли с большим кружевным воротником и такого же цвета атласный бант на льняных волосах. Издалека она напоминала ангелочка.

Когда мы ели паштет, она пыталась порвать «котеночьими» коготками мои чулки с лайкрой — единственную дорогую пару. Я шепнула ей, чтобы не слышала Аннабель, что, если она немедленно не прекратит, я сломаю ее видеомагнитофон. Этого она боится. Видеомагнитофон — единственная вещь, которую Сольвейг не пыталась ломать. Поэтому она верит: если видик не работает, значит, его сломал кто-то из взрослых.

На безопасном расстоянии от Сольвейг, на высоком комоде стояла наша с Элизабет модель — дипломная работа, за которую мы получили премию. Элизабет притащила ее на праздник, чтобы все могли полюбоваться: макет филиала нашего банка «Фабер и Лейбниц». С кассовым и рабочими залами, с помещениями для консультаций клиентов, задуманными нами как маленькие изолированные комнатки. Мы собрали доскональную информацию о том, какие проблемы с планировкой возникают в банках, и выяснили, что многие клиенты предпочитают конфиденциальность при разговоре со своими банкирами. Поэтому наш проект получил более высокую оценку, чем все другие, в которых преобладали огромные и открытые консультационные залы. Но это касалось чисто теоретического решения. Наш макет оказался еще и самым красивым. Филиал банка — старомодный, как викторианская контора, темно-зеленый, с малюсенькими латунными лампами. Изюминкой были прямоугольные колонны с коринфскими капителями. В колонны мы запрятали встроенные шкафы для документов. Тем самым, не нарушая стиля, мы разместили обязательные по условиям задания рабочие шкафы.

Главной проблемой при сооружении макета было найти обои в такой мелкий рисунок, чтобы он подходил к масштабам модели. Отыскать их мы не смогли и в конце концов сами расписали акварельными красками обои, затратив на это не один день. Крошечные вьющиеся растения, отдающие в синеву, на зеленоватом фоне. Мы даже нарисовали на устланном ковром полу тени от колонн, чтобы создать иллюзию падающего света. Совсем в духе профессора Зингера, любящего повторять: «Если неверна деталь, неверно и все целиком». Он абсолютно прав: поначалу наш макет производил идеальное, но безжизненное впечатление, и только когда мы нарисовали тени, модель ожила. Каждый, кто ее видел, приходил в восторг. За исключением Сольвейг и Аннабель.

— Посмотри-ка, что они построили, — сказала Аннабель дочери, наблюдая, как Элизабет водружает макет на комод. — Ты не хочешь попросить Виолу и Элизабет смастерить тебе такой же кукольный домик?

К счастью, Сольвейг этого не хотела, она была обижена, что ей не разрешили потрогать макет руками.

— Я знаю, почему Сольвейг не нравится ваш макет, — с грустью произнесла Аннабель, словно ей предстояло открыть нам печальную, но справедливую истину, — он противоречит детской натуре.

Я равнодушно внимала ее откровениям. Аннабель постоянно утверждает, что то или иное не соответствует детской натуре. Это ее самый убийственный аргумент. О'кей, значит, наш банк противоречит детской природе.

— Священная корова-мать, — проворчала Элизабет, уверившись, что Аннабель уже не может нас слышать.

— Я страшно рада, что скоро мне придется выносить ее общество только по большим праздникам, — с облегчением вздохнула я.

— Если бы я был каким-нибудь бедствием, то, наверное, голодом, — воскликнул господин Энгельгардт, когда в дверях появилась его жена с нашей супницей в руках, которой испокон века никто не пользовался.

— А теперь на очереди холодный суп из дыни с омаром, — объявила госпожа Энгельгардт. — Приятного аппетита.

— Нет, лучше я стал бы нашествием саранчи, — после недолгого раздумья сообщил господин Энгельгардт, зачарованный видом розовато-красного супа. — Холодный суп из дыни с омаром! Самый прекрасный суп этого сезона!

— А где омар? — поинтересовался мой отец.

— Омар, естественно, в супе — в виде пюре, — вздохнула мать, словно каждый день только тем и занималась, что делала пюре из омаров.

Все пробормотали «гм, гм, гм» и принялись за суп.

— Бенедикт уже ребенком был гурманом, — заметила мать Бенедикта. — Не ел ни шпината, ни лука, ни кислой капусты.

— Может, от того, что вы перед подачей забывали разморозить шпинат? — громко предположил Нико и захохотал. Все вынужденно заулыбались.

Лишь моя сестра заглянула под стол и спросила:

— Где Сольвейг?

— Она кушает и смотрит видик, — поспешно объяснила мать. — Дорис сделала ей специальный детский суп.

— Неужели ты оставила Сольвейг одну перед телевизором?! — возмущенно воскликнула сестра и встала.

— Она только хотела посмотреть передачу с мышкой, — робко оправдывалась мать.

— Черт побери, — еще больше рассвирепела Аннабель, — ты же прекрасно знаешь, что передача с мышью — педагогическое дерьмо и смотреть ее без взрослых девочке бессмысленно! — Она помчалась в комнату Сольвейг.

— Я сделала ей суп с кетчупом, — сказала госпожа Энгельгардт, — размешала в теплой воде немного кетчупа и добавила туда меда и сливок. Дети такое любят. Главное — красное и сладкое.

Она крикнула вдогонку Аннабель:

— Суп не противоречит детской натуре!

Мы выпили за искусных кулинарок.

— А теперь, — предложил отец, — выпьем за госпожу Виндрих, будущую свекровь Виолы, — он поднял свой бокал.

Госпожа Виндрих энергично отодвинула его руку с бокалом:

— Нет, я не хочу, чтобы меня называли свекровью. Это так старомодно! По мне, им совершенно не надо жениться! Была бы я сегодня молодой, я бы точно так же, как Бенедикт, сказала: долой старые предрассудки! Что касается меня, ради Бога, пусть живут в моем доме нерасписанные!

— Тогда вы будете внебрачной свекровью, — не сдавался отец. — Пока Виола еще не приступила к работе, я согласен взять на себя ее медицинскую страховку.

Я взглянула на Бенедикта: заметил он, что консерватизм моего отца опять вылез наружу? Но Бенедикт только посмеялся. Кажется, он ничего не заметил — во всяком случае, любезно сделал вид. В этом — мой отец весь! Главное — быть как следует застрахованным. Он искренне верит в то, что даже самые важные в жизни вещи должны быть застрахованы. Он уверен, что брак — это страховка для любви! Я втайне порадовалась, когда мать Бенедикта доказала, что даже учительница имеет более прогрессивные взгляды, чем он!

— Внебрачная свекровь! — воскликнула она. — Я чувствую себя не столько матерью, сколько лучшей подругой моих детей.

— Тогда вы лучшая подруга Виолы, — глубокомысленно заметил господин Энгельгардт.

— Верно! И как лучшая подруга друга Виолы, я хотела бы поднять бокал за нашего выдающегося архитектора! Как замечательно, что у него есть талант!

— И связи, — добавил отец, снова поднял свой бокал, чуточку поколебался, а потом поднялся сам.

Если у отца есть возможность произнести речь, он эту возможность не упустит. Он постучал рыбным ножом по бокалу:

— Дорогие гости! Еще одно событие, которое мы сегодня отмечаем, — новая интересная работа Бенедикта. Вне всякого сомнения, это начало большой карьеры!

Бенедикт, будущая звезда архитектуры, сиял и слушал с таким видом, будто все, что говорил мой отец, совершенно неизвестно ему. Самым подробнейшим образом отец изложил, как две недели тому назад он позвонил своему младшему брату, известному архитектору Георгу Фаберу, в Кронайхен под Франкфуртом и спросил, найдется ли у того место дизайнера по интерьеру с отличным дипломом. Ведь именно брат Георг, и никто другой, убедил отца в свое время, что я должна изучать архитектуру и дизайн. Отец поначалу был против. Не денежная специальность. Никакого сравнения с юриспруденцией. Но я не хотела учиться ничему другому. После школы я работала у торговца антиквариатом. Тот много разъезжал, а я была, так сказать, хранительницей его лавки древностей, единственным товаром, не находившим спроса. Я и позже, уже в институте, подрабатывала у него. Через год после окончания школы, когда отец все еще отказывался платить за мою учебу, я приняла участие в конкурсе одного женского журнала. Задание было такое: недорого обставить небольшую квартиру в тридцать квадратных метров. Я получила первую премию — пять тысяч марок! Это произвело впечатление на моего отца. А дядя Георг сказал, что я очень одаренная и что, если бы его Анжела захотела изучать дизайн, он бы ей обязательно разрешил. Еще мой дядя сказал: у дизайнера по интерьеру действительно не очень много шансов, но у хорошего специалиста шанс есть всегда. И когда я завершу образование, то должна тут же обратиться к нему в фирму.