Ох уж эта Юдит!

Господь наш и вправду сотворил ее прочной: не первой молодости женщина, она на удивление хорошо сохранилась, несмотря на бесконечную возню с мережами, сетями-частушками и прочие трудности жизни на краю архипелага. Пытаясь определить возраст Юдит, большинство людей дают ей лет на десять меньше. Красавицей ее не назовешь: довольно обветренное лицо, вокруг глаз и губ сетка тонких морщин. Но высокие скулы и сильное тело, безусловно, притягивают к себе взгляды и запоминаются надолго. Однако самое примечательное в Юдит — это глаза цвета моря, каким оно бывает ранним ясным утром в начале июля, когда легкий бриз чуть морщит гладь. В таких голубых глазах легко утонуть.

Многие поклонники просили руки Юдит. Все получили отказ.

Королева Аспшера — как ее спьяну окрестил Аксмар однажды вечером в «Америкэн бар» — прекрасно обходится без мужчин.

Полицмейстер вышел из сарая на отшибе, зажмурившись от яркого горячего послеполуденного солнца: глаза успели привыкнуть к полумраку. Лицо по-младенчески сморщилось, верхняя губа обнажила ровные, белые зубы. Сослепу пошарив в нагрудном кармане форменной рубашки, он достал солнечные очки-«авиаторы» и стал неловко раздвигать дужки единственной свободной рукой. В другой руке полицмейстер держал алюминиевый кейс, на вид довольно тяжелый.

Луди — старший инспектор Кай Людвиг Скугстер по реестру, на Фагерё известный лишь как Луди, — вышел из сарая следом за полицмейстером. Луди сплюнул, достал из кармана брюк носовой платок и утер рот. В сарае уже попахивало.

Юдит смотрела на полицмейстера.

Его звали Риггерт фон Хаартман. Жители Фагерё презрительно шипели и фыркали: «Полицмеейс-с-стер ф-ф-фон Хаартман». Его на Фагерё не любят, здесь он слывет мудрилой и занудой — с материка к тому же. Полицмейстер был одет по форме, ботинки начищены — это Юдит сочла излишним. Взгляд прятался за солнечными очками — это также не понравилось Юдит: Она была из тех, кто любит смотреть людям в глаза. Полицмейстер фон Хаартман, не заметив Юдит, обратился к Луди:

— Скугстер, проследи, чтобы сарай огородили и установили наблюдение! Затем найди того, кто обнаружил тело и привез его сюда. Пусть объяснится. Так нельзя! Увезти тело с места обнаружения — это преступление против закона о полиции! Я доведу дело до суда!

Полицмейстер говорил резко, чеканя фразы так, что каждый восклицательный знак звенел в воздухе. Луди надул губы, почесал затылок:

— Как же я буду… и за сараем глядеть, и мужиков искать, которые труп приволокли?

Юдит видела, как напряглись желваки полицмейстера. Он открыл было рот, но передумал и проглотил первые слова, вертевшиеся на языке.

— Как только прибуду в участок, пришлю сюда Юслина или Даниэльсона. Я сейчас же поеду туда и обеспечу немедленную транспортировку тела для скорейшего вскрытия. Затем необходимо произвести идентификацию. Будем искать через компьютер, совпадают ли приметы с указанными в заявлениях о пропавших без вести.

— Ясно, — только и вымолвил Луди.

Тут-то Юдит и выступила:

— Я, может быть, помогу.

Полицмейстер раздраженно обернулся:

— Что? Что нужно? Извините, но…

— Да это ж Юдит! — воскликнул Луди.

— Тело нашли сыновья Коробейника, — сказала Юдит.

— Что вы говорите?

— Сыновья Коробейника нашли тело и положили в сарай, — повторила Юдит.

— Вот как. Вот как. Вы заявляете… откуда вам это известно? Скугстер, следует зафиксировать!

Вместо ответа Юдит кивнула в сторону сарая:

— Я бы глянула на бедолагу.

— Слышите? Я задал вопрос! — резко произнес фон Хаартман.

— Да я одним глазком, — заверила Юдит.

И, не обращая внимания на полицмейстера, она подошла к сараю, по пути дружелюбно кивнула Луди, сделала глубокий вдох и вошла.

Полицмейстер фон Хаартман в изумлении застыл на месте.

Луди тоже не нашелся что возразить и лишь беспомощно взглянул на начальника.

— Черт подери, Скугстер! — взорвался фон Хаартман, едва к нему вернулся дар речи. — Уберите ее оттуда! Сарай огорожен! Я это дело до суда доведу!

— Но это ж Юдит, — вздохнул Скугстер, будто эти слова что-то объясняли.

Женщины, стоявшие на обочине, увидели, как Юдит возвращается, пробираясь сквозь заросли ольхи, за которыми скрывался сарай. Она обошла полицейскую машину, ступая необычайно медленно — так, по крайней мере, казалось Советнице, Эльне из Бакки и Микаэле из Улара, наблюдавшим за Юдит; она тяжело шагала, опустив голову и глядя в землю.

Женщины молча ждали.

Наконец Юдит подошла к ним и подняла голову.

Вид у нее был очень серьезный. Но в удивительных, излучающих морской свет глазах виднелось что-то резкое, упрямое. Женщины ждали ответа на вопрос, который не решались задать и который жег губы.

Юдит покачала головой.

— Он не из наших краев, — сказала она. — Он чужой.

Ко-Дэ Матсон намерен произнести речь.

Ко-Дэ — рулевой и бесспорный лидер маленького островного муниципалитета; во всяком случае, таковым ему хотелось бы себя видеть. Будучи на протяжении многих лет председателем муниципалитета, он занимает самый важный и престижный пост в политической жизни Фагерё. Разумеется, он заседает в муниципальном собрании, строительном комитете, социальном комитете, делегации архипелага, областном совете по вопросам здравоохранения и в дирекции школы. Кроме того, он возглавляет отделение Народной партии по округу Фагерё-Лемлут, а также является членом правления недавно основанного Объединения рыбофермеров юго-западного архипелага.

Иными словами, должности и полномочия Ко-Дэ велики числом, как жены и наложницы царя Соломона.

Ко-Дэ Матсон относит себя к христианско-демократической фракции Народной партии. Он видит себя человеком из народа, борющимся за поддержку промышленности на архипелаге, социальную справедливость и экономию бюджетных средств. При различных обстоятельствах он поддерживает то либералов, то правых, ибо давно уже понял, что политика — это искусство возможного и что компромиссы позволяют многого достичь. Его высшая цель — в один прекрасный день занять место в парламенте.

Ведь Ко-Дэ считает, что никто лучше него не сможет представить интересы юго-западного архипелага в государственном законодательном собрании. К несчастью, избиратели архипелага не разделяют его мнения, что неоднократно демонстрировали, и в настоящее время надежды Ко-Дэ на депутатский мандат так же тщетны, как и мечты о титуле муниципального советника.

— Мне что ж, целый день ждать очереди — речь сказать? — резко прерывает Ко-Дэ наше изложение.

Конечно, нет! Сейчас же дадим слово!

Вообще-то Ко-Дэ должен был взойти на трибуну, украшенную нежной березовой листвой и ландышами, учитывая время года и то обстоятельство, что слушать его собрался почти весь Фагерё. Однако приходится довольствоваться обычным валуном на Чёркбрантен — так называют местное кладбище при церкви.

Впрочем, такая трибуна может служить напоминанием о скромной юности Ко-Дэ. Уже мальчишкой он ходил на берег, подобно юному Демосфену, дабы научиться перекрикивать море, ветер и чаек, чей презрительный смех ничуть не охлаждал его ораторский пыл, наоборот — добавлял жару. Все это, разумеется, было задолго до того, как Ко-Дэ стал общественным деятелем и политическим лидером Фагерё. В те времена он был лишь Эстерклисов Калле из Флакабю, что на Лемлуте, — довольно невразумительный набросок человека. Однако тощим, как спичка, мальчишкой с голыми ногами в комариных укусах и грязными пятками уже владела страсть чего-то добиться в этой жизни.

— Да, да, — шипит Ко-Дэ, все больше раздражаясь.

Он взбирается на камень, одной рукой придерживая лацканы пиджака, набирает воздуху в легкие, задирает подбородок к небу и вещает:

— Жители Фагерё! Дорогие друзья! Несколько дней назад у Скугсшера был обнаружен незнакомый человек, которого принесло море. Находка привлекла к себе всеобщее внимание и живо обсуждалась. Сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить незнакомого друга в последний путь. Я хотел бы попытаться выразить те мысли и чувства, которые, думаю, разделяют все присутствующие. Сурово и немилосердно обошлась судьба с этим молодым человеком. Судя по всему, он проделал долгий путь, прежде чем оказался у нас. Как обломок корабля, его прибило к чужому берегу. Пусть судьба его напомнит нам о человеческой уязвимости и заставит задуматься о конечности жизни.