— Я-то думал, что вы хотите создать произведение искусства, — сказал Дугал, — а теперь выходит, что я ошибался? Если вы хотите просто-напросто писать напрямик все как было — пусть за вас отдувается кто постройнее. А я кривобокий.

— Ну, Дуг, дорогой, эта история с шотландцем из Гордоновского полка, по-моему, вышла как-то грубовато, вы не находите? Конечно, это все очень забавно насчет юбки, но несколько смущает...

— Ну и пишите сами свою автобиографию, — сказал Дугал.

— О, Дуг, дорогой, приходите к чаю.

— Нет, вы меня оскорбили в лучших чувствах.

— Дуг, дорогой, я в таком восторге от своей книги. Я уверена, что все выйдет изумительно. Не то чтобы мне так уж понравилась вся глава третья, но...

— Что вас не устраивает в главе третьей?

— Ну, только самая-самая ее концовка, ведь это же не обо мне.

— Я буду у вас к четырем, — сказал он, — но учтите, Чиз, что я не люблю ездить туда-сюда через реку в разгаре работы над произведением искусства. Я посвящаю этой работе все свое время.

Дугал сказал Хамфри:

— Нынче я ездил по делам на тот берег реки, а оказавшись в тех местах, зашел повидаться с моей девушкой.

— Там живет ваша девушка?

— Живет, но уже не моя. Теперь она помолвлена с другим.

— Женщины вообще аморальны, — сказал Хамфри. — Взять хоть те же профсоюзы. Они сначала голосуют так, а потом идут и поступают эдак.

— Она мне подходила, моя Джинни, — сказал Дугал, — но у нее чересчур хрупкое здоровье. Вы верите в дьявола?

— Нет.

— А хоть кто-нибудь, по-вашему, верит в дьявола?

— Ну, наверно, какие-нибудь там ирландцы.

— Пощупайте мою голову, — сказал Дугал.

— Что?

— Пощупайте вот здесь эти шишечки. — Дугал помог Хамфри найти их среди завитков волос над лбом. — Это у меня после пластической операции, — сказал Дугал.

— Что?

— Мне удалили оба рога путем пластической операции. Перед операцией мне в больнице выбрили голову. Волосы потом долго не отрастали.

Хамфри улыбнулся и снова пощупал шишечки в курчавых волосах Дугала.

— Пара наростов, — сказал он. — У меня у самого есть бугор на затылке. Пощупайте.

Дугал пощупал бугор с миной знатока.

— Значит, считать вас за дьявола? — спросил Хамфри.

— Нет, что вы, я всего-навсего злой дух, шляюсь по свету и ловлю человеков. А вы починили эти кровельные балки, которые издавали такой ужасный скрип-пип?

— Починил, — сказал Хамфри. — Дикси больше не придет.

— Совершенно поразительно, — сказал Дугал, — как это он ухитряется всюду поспеть, даром что в школе учится.

Нелли Маэни кивнула, расплющила окурок и посмотрела на пачку сигарет на столе возле Дугала.

— Одолжайтесь, — сказал Дугал и прикурил для нее сигарету.

— Ага, — сказала Нелли. Она оглядела свою комнату. — Это все чистая грязь, — сказала она.

— Поневоле подумаешь, — сказал Дугал, — что не худо бы его родителям слегка присматривать за ним.

Нелли благодарственно затянулась.

— Не иначе как торчит в «Слоне», где и остальные. Как зовут-то?

— Лесли Кру. Тринадцати лет от роду. Отец — мастер на фабрике готового платья Беверли-Хиллз в Брикстоне.

— А живут где?

— Дом двенадцать по Главной Парковой.

Нелли кивнула.

— И много вы ему платите?

— Первый раз дал фунт, второй — тридцать шиллингов. А теперь он просит пять фунтов в неделю, хоть ты тресни.

Нелли зашептала:

— Ясное дело, это его шайка подначивает. А вы не можете бросить какую-нибудь работу на месяц-другой?

— Чего ради? — сказал Дугал. — Разве чтоб доставить удовольствие тринадцатилетнему вымогателю?

Нелли замахала на него и яростно зашлепала губами. Она быстро показала глазами на стену соседней комнаты, напоминая, что у стен есть уши.

— Тринадцатилетнему вымогателю, — сказал Дугал чуть потише.

Но Нелли вообще не нравилось слово «вымогатель»: она заткнула Дугалу рот дряблой, пропахшей рыбой ладонью и зашептала на ухо — так, что ее длинные седые космы лезли ему в самый нос:

— В соседней комнате живет жуткий паршивец, — сказала она. — Такой слюнтяй — ни за что не станет работать, хоть ты его золотом осыпь. Лучше попридержите язык. — Она отпустила Дугала и принялась задергивать занавески.

— Не то что я, — сказал Дугал, — я хочу работать за троих, за четверых, за пятерых, а с меня за это вымогают шантажом деньги.

Она в три прыжка с присестом подскочила к нему и больно ткнула в спину. Потом вернулась к окошку, грязно-серому, как дерюга, и ничем не отличавшемуся от занавески, которую она задернула. На полу лежали клочья истертой циновки точно такого же цвета. Тот же оттенок являла и колченогая, сбитая комьями постель в углу.

— И все ж таки как я рада, что вы зашли, — сказала Нелли уже в третий раз, — да, не хотите ли чашечку чаю?

Дугал в третий раз сказал, что, спасибо, не хочет.

Нелли поскребла в голове и, возвысив голос, заявила:

— Хвала господу, рассыпающему награды среди тех, кто постигает истины себе в поучение.

— Мне думается, — сказал Дугал, — что я живу именно так, как велит священное писание.

— Еще чего, — сказала Нелли. Она содрогнулась в последнем приливе отходящего экстаза и взяла сигарету из пачки Дугала.

— Возьмите хоть историю про Моисея в тростниках. Ловко было сработано. Мать получила ребенка назад, а в придачу и расходы были оплачены. Возьмите опять же притчу о Неверном Управителе. А как насчет притчи...

— Стоп, — сказала Нелли, возложа руку на истасканную блузку. — От священного писания меня аж дрожь берет: боюсь, как бы снова не заполучить чахотку.

— Вы родились в Пекхэме? — спросил Дугал.

— Нет, в Голуэе. Хотя не помню, может, и не там. А в Пекхэме я с детских лет.

— Где вы работали?

— На обувной фабрике началась моя трудовая жизнь. Не хотите ли чашечку чаю?

Дугал отсчитал десять шиллингов.

— Маловато, — сказала Нелли.

Дугал прибавил еще десять.

— Ежели я за этими парнями буду таскаться до «Слона» и обратно, так на дорогу и то больше уйдет, сами понимаете, — сказала Нелли. — С одним фунтом в кармане я за такое дело не возьмусь.

— Ну, пусть будет два фунта, — сказал Дугал. — Через неделю добавим.

— Договорились, — сказала она.

— А то, глядишь, мне дешевле станет платить Лесли.

— Нет, не станет, — сказала она. — Он будет с вас тянуть все больше и больше. Но уж если я им глотки-то заткну, так вы меня, надеюсь, не обидите.

— Десять фунтов, — сказал Дугал.

— Идет, — сказала она. — А то смотрите, вдруг какой-нибудь ваш начальничек обо всем догадается? Конкуренты, сами понимаете, дело нешуточное.

— А скажите-ка мне, — сказал Дугал, — сколько вам лет?

— Да примерно так шестьдесят четыре. Как насчет чашечки чаю? — Она оглядела комнату. — Это все чистая грязь.

— Лучше расскажите мне, — сказал Дугал, — как оно было работать на обувной фабрике.

Она подробно рассказала ему, как ей жилось, когда она работала на обувной фабрике; но наконец ей приспело время возвращаться на круги своя и пророчествовать. Дугал спустился вслед за ней по вонючим и темным винтовым лестницам «Номеров для одиноких»; они расстались у самых дверей, он прошел первым.

— Спокойной ночи, Нелли.

— Спокойной ночи, мистер Дуйвголос.

— Где мистер Дуглас? — спросил мистер Уидин.

— Он уже неделю не показывался, — ответила Мерл Кавердейл. — Хотите, я позвоню ему домой и выясню, здоров ли он?

— Да, так и сделайте, — сказал мистер Уидин. — Нет, не надо. Собственно, почему бы и нет. Хотя, может быть, лучше...

Мерл Кавердейл стояла перед мистером Уидином, постукивая карандашом по блокноту, и глядела, как его руки ерзают по столу среди бумаг.

— Спросим лучше у мистера Друса, — сказал мистер Уидин. — Он, наверно, знает, где мистер Дуглас.

— Он не знает, — сказала Мерл.