— Не говори мисс Броди.
— Почему? — удивилась Дженни.
Сэнди попыталась определить, что мешает ей поделиться новостями с мисс Броди. Мешала неопределенность отношений мисс Броди с жизнерадостным мистером Лоутером и то обстоятельство, что мисс Броди, войдя в класс, первым делом сказала:
— Я провела пасху в маленькой деревушке Крэмонд, основанной еще римлянами.
Именно там в одиночестве жил в большом доме с экономкой мистер Лоутер.
— Не говори мисс Броди, — сказала Сэнди.
— Почему? — удивилась Дженни.
Сэнди попыталась найти причины, мешающие ей поделиться с мисс Броди. К ним непонятным образом относились и события этого же утра, когда мисс Броди послала Монику Дуглас в кабинет рисования за блокнотами и угольными карандашами на новый семестр, а потом вернула ее и послала Роз Стэнли. Нагруженная блокнотами и коробками с мелками, Роз пришла обратно в сопровождении столь же нагруженного Тедди Ллойда.
Он свалил блокноты на стол и спросил мисс Броди, хорошо ли она провела каникулы. Она подала ему руку и сказала, что осматривала Крэмонд и что не следует свысока относиться к соседним прибрежным деревушкам.
— Никогда бы не подумал, что в Крэмонде есть что смотреть, — улыбаясь ей, заметил мистер Ллойд, и золотистая прядь упала ему на глаза.
— Там столько очарования, — сказала она. — А вы куда-нибудь ездили?
— Я работал, — хрипло ответил он. — Писал семейные портреты.
Роз в это время кончила запихивать блокноты в шкаф. Она обернулась, и мисс Броди, обняв ее за плечи, поблагодарила мистера Ллойда за помощь, как будто она и Роз были одним целым.
— Несшт, — сказал мистер Ллойд, что означало «не за что», и вышел из класса. Именно тогда Дженни и прошептала: «Роз изменилась за каникулы, правда?»
Роз действительно изменилась. Ее светлые волосы были подстрижены еще короче и блестели. Лицо похудело и стало бледнее, глаза не казались, как прежде, широко раскрытыми; веки были полуприкрыты, как будто она позировала фотографу по особому случаю.
— Наверное, она стала взрослой, — сказала Сэнди.
Мисс Броди называла это «пубертация», но когда девочки пытались пользоваться этим словом между собой, они хихикали и смущались.
После уроков Дженни сказала:
— Я лучше расскажу мисс Броди про того мужчину.
Сэнди ответила:
— Не говори мисс Броди.
— Да почему не говорить-то? — спросила Дженни.
Сэнди старалась, но не могла понять, почему не надо об этом рассказывать, и в то же время чувствовала какую-то неуловимую связь между каникулами мисс Броди в Крэмонде и тем, что она послала к мистеру Ллойду именно Роз. Поэтому она сказала:
— Женщина из полиции говорила, чтобы ты постаралась забыть все, что случилось. А из-за мисс Броди ты, может быть, будешь об этом вспоминать.
— Да, пожалуй, ты права, — согласилась Дженни.
И они позабыли о мужчине с Уотер-оф-Лит, но все чаще и чаще вспоминали про женщину из полиции.
Последние несколько месяцев, когда они учились у мисс Броди, она была просто прелесть. Она не пилила их, не читала нотаций и даже в самые напряженные моменты срывала раздражение только на Мэри Макгрегор. В ту весну мисс Броди со своим классом захватила скамейки под вязом, откуда была видна бесконечная аллея деревьев в густо-розовом майском цветении и слышалось, как постукивали копыта, а в такт им скрипели колеса пустых тележек — фермеры, рано утром продав свой товар, возвращались домой по невидимой за деревьями дороге. Неподалеку от вяза, как бы напоминая девочкам о ждущих их на следующий год чудесах, группа старшеклассниц овладевала началами латыни. Однажды их вдохновленная весной учительница под аккомпанемент цокающих копыт пони и скрипа тележек запела песенку на латыни, и мисс Броди восторженно подняла указательный палец, чтобы ее девочки тоже послушали.
В ту весну мать Дженни ждала ребенка; не выпало ни одного настоящего дождя; трава, солнце и птицы избавились наконец от зимнего эгоцентризма и начали думать о других. Старая история любви мисс Броди заново ожила под вязом, расшитая неожиданными узорами; оказалось, что, когда ее покойный жених приезжал с войны в отпуск, он часто брал ее кататься на рыбацкой лодке, и они провели немало самых радостных в их короткой любви часов среди скал и камней прибрежной деревушки. «Иногда Хью пел, у него был сильный тенор. А иногда он замолкал, ставил мольберт и рисовал. У него был большой талант и к музыке, и к живописи, но я думаю, что по-настоящему Хью был прежде всего художником».
Так девочки впервые услыхали о склонностях Хью к искусству.
Сэнди была озадачена и призвала на совет Дженни. Им обеим стало ясно, что мисс Броди старается увязать свой новый роман с прежним. Поэтому теперь они слушали мисс Броди в оба уха, а остальные — вполуха.
Сэнди была покорена методом мисс Броди выкладывать мозаику из фактов и разрывалась между восхищением перед такой техникой и настоятельной необходимостью доказать состав преступления мисс Броди против морали.
«Что слышно насчет компрометирующих документов?» — спрашивала сержант Анна Грэй в присущей ей бодрой дружеской манере. Она действительно была потрясающий человек.
На каникулах в середине семестра Сэнди и Дженни закончили сочинение любовной переписки мисс Броди с учителем пения. Они жили у тетки Дженни в маленьком городке Крейл на берегу реки Файф. Тетка с подозрением относилась к их сочинительству, поэтому они, захватив тетрадку, поехали на автобусе в соседнюю деревню выше по реке и уселись заканчивать свое произведение у входа в пещеру. Перед ними стояла сложная задача показать мисс Броди одновременно в выгодном и невыгодном свете, так как сейчас, когда подходил к концу последний семестр занятий у мисс Броди, ничто меньшее их бы не устроило.
Требовалось установить, что интимная близость имела место. Но не на обычной кровати. Подобное предположение сгодилось бы лишь для оживления уроков рукоделия, а мисс Броди заслуживала более возвышенного отношения. Они поместили ее на величественном, формой напоминающем льва, Троне Артура, где крышей ей служило небо, а ложем — папоротник. Внизу перед ее взором расстилался обширный парк, а наверху сверкали грозовые молнии и гремел гром. Там-то и нашел ее застенчивый и улыбчивый Гордон Лоутер, маленький мужчина с длинным туловищем, короткими ногами, золотистой шевелюрой и такими же усами.
— Он взял ее, — сказала Дженни, когда они впервые обсуждали эту сцену.
— Взял ее... Нет, нехорошо. Она отдалась ему.
— Она отдалась ему, — сказала Дженни, — хотя охотно отдалась бы другому.
Последнее письмо из этой серии, сочиненное в середине семестра, выглядело так:
«Мой, и только мой, восхитительный Гордон! Твое письмо, как ты можешь себе представить, глубоко меня растрогало. Но, увы, я должна раз и навсегда отказаться от предложения стать миссис Лоутер. Причина этого двойственна. Я предана моим девочкам, как мадам Павлова — искусству, и в моей жизни есть другой, чья взаимная любовь ко мне не знает границ Времени и Пространства. Это Тедди Ллойд! Интимная близость с ним никогда не имела места. Он женат на другой. Однажды в кабинете рисования мы растаяли в объятиях друг друга и познали истину. Но я горжусь, что отдалась тебе, когда ты пришел и взял меня на папоротнике Трона Артура, в то время как вокруг ревела буря. Если я окажусь в положении, я отдам дитя на попечение доброго пастуха и его жены, и мы сможем обсудить это спокойно, как платонические знакомые. Я могу время от времени снова позволять себе легкомысленные поступки, как отдушину, потому что я в расцвете лет. Мы также сможем провести еще немало веселых дней, катаясь по морю на рыбацкой лодке.
Мне бы хотелось сообщить тебе, что твоя экономка смущает мою душу, как Джон Нокс. Боюсь, что она довольно ограниченная особа, судя по ее невежеству в вопросах культуры и итальянской живописи. Прошу тебя, скажи ей, чтобы она не говорила мне «вы знаете, как пройти наверх», когда я прихожу в твой дом в Крэмонде. Ей следует провожать меня по лестнице до твоей комнаты. Ноги у нее прекрасно гнутся. Она только делает вид.
Я люблю слушать, как ты поешь «Эй, Джонни Коуп». Но, получи я завтра предложение от лорда-герольда Шотландии, я бы отклонила его.
Разреши мне в заключение горячо поздравить тебя с твоей половой жизнью, а также с успехами в пении.