— Что происходит?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знала, что у меня соревнования, но тем не менее запланировала поездку…

— Девочка, я просто должна путешествовать, — вставила она, когда переходила к окраске нижней губы. — Ты на меня не сердишься? Ведь просто не за что.

Я сердилась. Я была обижена. И сбита с толку. Не за что? С каких это пор я стала «ничем» в глазах Хай? С каких пор меня это стало беспокоить?

— Я не сержусь.

— Да, лучше не надо. Это такой пустяк.

Я наблюдала, как она смотрится в зеркало, и мной овладело странное чувство. Более странное, чем я когда-либо испытывала.

— Что-то не так? — спросила Хай.

Я сказала первое, что пришло в голову.

— Ты знаешь, что, когда ты смотришься в зеркало, на самом деле ты выглядишь не так? Это твое зеркальное отражение.

Хай улыбнулась, но это не был театральный деланый смешок.

— Девочка, ты даже половины всего не знаешь, — сказала она еле слышно, почти про себя.

Сегодня вечером позвонил Скотти. Мы говорили друг с другом по телефону гораздо больше, с тех пор как я пригласила его на свадьбу. Но сегодняшний звонок был другим.

— Думаю, ты была права. Келси любит меня.

Не смешно. Боже мой! Как я устала!

— Она забронировала номер в отеле «Серф-сайд», чтобы поехать туда после бала…

В этом звонке чувствовалось, что он на меня напирает. Я знаю, что он любит меня. Поэтому ожидалось, что я должна воспринять его слова как нереальную угрозу, нечто, не идущее дальше разговоров? Нет, я так не думаю. Он делает это, чтобы заставить меня ревновать. Должна признать, что это сработало.

— Она хочет лишить тебя девственности, да?

— Да. Думаю, да.

Я так устала от этого и от всего другого.

— А ты позволишь ей покуситься на твою девственность? О, подожди. У парней же ее нет. Обычно именно парни лишают девушку девственности, а не наоборот. Как вы называете это, когда парень занимается этим первый раз? — Последние слова я буквально пропела.

— Звучит так, что это я собираюсь кое-что от нее получить?

— А ты не хочешь?

— Я сказал тебе, что не люблю ее.

— Взаимная привязанность — это не всегда необходимое условие, чтобы трахнуть кого-либо.

— Джесс, почему ты так на это смотришь?

— Ты сам об этом сказал, не я.

— Но я не так это сказал.

— Хорошо. Полагаю, если ты не можешь сказать про это, то ты не можешь и сделать этого.

Скотти вздохнул:

— Ты делаешь это нарочно.

— Я ничего не делаю, — сказала я нежным, невинным голоском.

— Нет, делаешь. Ты нарочно выводишь меня из себя.

— Я? Нет, это ты делаешь это нарочно.

— Делаю что?

Вот наступил момент. Мне представился случай сказать ему все, что я думаю, открыто:

— Ты пытаешься заставить меня ревновать.

Он стал что-то бормотать в трубку:

— Сссс какой стати мне вызывать твою ревность?

Готовься. Вот наступил нужный момент.

— Потому что ты любишь меня. Потому что ты хочешь, чтобы я снова стала твоей подружкой.

В ответ тишина.

— Ты правда думал, что Хоуп не расскажет мне?

Опять молчание. Едва различимый стон.

— От тебя у меня начались эти чертовыголовные боли. До свидания. — Скотти повесил трубку.

Я так устала, устала, устала, устала.

Сегодня день поездки Хай с Безмозглой командой в Нью-Йорк Сити. Вопли радости.

Оказалось, что у меня нет соревнований. Тренер Килли снял нас с сегодняшних соревнований, чтобы дать отдохнуть перед более важными стартами. Я непреднамеренно соврала им. Но когда осознала ошибку, я не стала ее исправлять. Это так деморализует.

Сегодня утром я могла бы уже быть на пути в Нью-Йорк. Я выпила чашку кофе со своими любимыми хлопьями «Кэптон Кранч», пока мама болтала, как лучше украсить столы к большому дню. Как я устала от таких разговоров.

— Не напрягай меня, мама.

— Я устала от твоего плохого настроения, — сказала она.

— Это не моя вина, что у меня нет менструаций уже пять месяцев.

— Что?!

Мне пришлось сообщить ей, что с декабря у меня нет месячных. Вот когда она испугалась. Она бросила взгляд на мой живот, ожидая там увидеть признаки жизни.

Я громко засмеялась:

— Мама! Я просто не могла бы забеременеть.

Мама сказала, что хочет, чтобы я пошла к гинекологу, но я ответила, что мне не хочется лезть на гинекологическое кресло, пока не исполнится восемнадцать лет или не буду сексуально-активной. Давайте посмотрим правде в глаза, мы знаем, что из этого наступит первым. Поэтому она позвонила нашему семейному доктору Хейдену. Сказать по правде, я почувствовала невероятное облегчение. Пора бы узнать, что со мной не так.

Добравшись до кабинета врача, я вспомнила, почему так долго держалась от него подальше. Ненавижу комнаты ожидания перед кабинетом. Прежде всего в них полно больных людей, распространяющих вирусы повсюду. Сегодня мне особенно было досадно, потому что не чувствовала себя больной. Я получаю всю заразу, не отдавая ничего взамен. К тому же, меня тошнит от журналов. Полагаю, им казалось, что «Хайлайтс» удовлетворит вкусы двух противоположностей, пускающих слюни: детей и немощных пожилых граждан. Все, кто по возрасту между этими двумя категориями, могут просто умереть от скуки или от той болезни, из-за которой они пришли к врачу, потому здесь заставляют ждать чертовски долго.

После вечного ожидания меня в конце концов вызвали в смотровую.

— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? — спросила мама.

— Не надо.

Сначала меня измерили (1 м 62 см) и взвесили (51 кг в одежде). Затем я надела халат, и мне измерили давление и температуру. Медсестра взяла анализ крови. Я сдала мочу.

Потом я ждала еще двадцать пять мучительных минут.

Доктор Хейден в конце концов с шумом вошел в комнату и сразу перешел к делу.

— Итак, Джессика, в чем проблема?

— Ну давайте начнем с той, что привела меня сюда. У меня нет менструаций пять месяцев.

— Понятно, Джессика. Я собираюсь задать тебе несколько щекотливых вопросов, на которые мне надо получить ответы. Ты можешь быть уверена, что я не скажу твоей маме.

— Я не занимаюсь сексом, если это то, что вы хотите узнать.

— Понятно, мне надо уточнить еще одну вещь.

Он взглянул на таблицу с моим ростом и весом.

— Ты очень худая. Тебе известны три болезни, подстерегающие женщин-спортсменок.

Боже мой! Мой собственный доктор думает, что я страдаю анорексией.

— Возможно, ты не ешь, слишком много занимаешься спортом и это способствует отсутствию у тебя менструального цикла…

— Аменорея, — закончила я его слова.

— Аменорея, — повторил врач, удивленный тем, что мне знаком этот медицинский термин, — которая с течением времени ведет к третьей проблеме…

— Остеопорозу.

— Верно!

То, с каким энтузиазмом мой врач это подтвердил, напомнило мне одновременно моего школьного психолога-консультанта, Бренди, и Регис, в раунде за тридцать две тысячи долларов в игре: «Кто хочет стать миллионером».

— Итак, тебе это известно.

— Да, я знакома с этим. Не только потому, что у меня было несколько месяцев подумать об этом, но мой тренер предупреждал нас всех об этом миллион раз. Но я знаю, что проблема не в этом, потому что я ем больше, чем любая другая девушка из тех, кого я знаю.

— Понятно.

— И меня также не рвет после еды, и это же я могу сказать о девочках, которые сидят со мной за одним обеденным столом. Только они не едят, а просто сидят и преклоняются перед моделями-анорексичками в журналах.

— Понятно.

— Я ненавижу их.

— Кого? Моделей в журналах?

— Нет, — сказала я, поглядывая на пластырь, который только что приклеила медсестра мне на локоть. — Моих друзей.

Пока я сидела там с голой задницей, видневшейся из-под бумажного халата, я рассказала ему, что перестала спать с тех пор, как уехала Хоуп. Затем я выложила ему все о Хай и о Безмозглой команде, в спешке уехавших в Нью-Йорк. Затем поведала о том, что мой папа одержим моей карьерой бегуньи, и о том давлении, которое он на меня оказывает, чтобы я выигрывала каждый забег. Упомянула я и об «Агонии Поражения Джебуки Дарлинг, часть первая». Затем рассказала о навязчивой идеи своей матери — предстоящей свадьбе сестры. Моя исповедь становилась все более личной, поскольку я дошла до того момента, когда пригласила Скотти на свадьбу и как Келси вешается на него. В завершение всего я рассказала ему о том, что у меня нет бойфренда, вероятно, из-за того, что мои мысли заняты парнем, который даже не подозревает о моем существовании.