Год он потратил на обивание порогов, собирание документов и их оформление, на штурмы банков и поиск специалистов. И случилось невозможное — звероферма Павлова начала работать и даже мало-помалу приносить прибыль. Часть ее, как это водится в российском бизнесе, Леша благополучно утаивал, чтобы хоть как-то развивать производство, достаточно платить работникам и даже ремонтировать заброшенные дома. Постепенно ему стали верить финансисты, да и чиновники не гнушались посетить Теулино, дабы внести его на карту преуспевающих предприятий, а заодно увезти с собой несколько шкурок — «показательных» образцов. В чуткой до денег Москве тоже вспомнили о Теулино и тут же предложили солидный кредит. Павлов не отказался. С тем и попал в долговую кабалу...

Уже лежа в больнице с переломанными ребрами, он заново переосмыслил фразу классика о том, что все значительные капиталы нажиты нечестным путем. В России ее следовало записать золотыми буквами в конституцию и налоговое законодательство.

Чтобы стать новым русским, надо иметь старую партийную или криминальную закваску. Ни к тому, ни к другому Алексей Павлов отношения не имел, да и термин «новые русские» не принимал ни в печатном, ни в озвученном виде. Он просто хотел, чтобы у этой земли было будущее.

2

Семен и Алексей уже сутки сидели, закрывшись в конторе зверофермы. Прежде чем встретить Рогозина на свертке с трассы, Павлов поднял все документы, начиная с семидесятых годов, выискал несколько старых карт района, просмотрел их, но не нашел, за что зацепиться. Семен начал просматривать старые отчеты и договора еще в прыгающем по рытвинам уазике Павлова. В конторе он уже подробно изучал карты. К полудню второго дня электрический чайник, спасавший их от голода, сломался. Кончились засохшие бутерброды. А навязчивый интерес финансовой группы «IWC» на картах так и не проявился. Ни на первый, ни на второй взгляд не было его в болотах, которые еще тридцать лет назад облазили геологи, не было его на звероферме — даже при удачном стечении обстоятельств и продаже шкурок импортным производителям меховых изделий, чего добивалась Москва, звероферма не станет источником сверхприбылей, не определялся этот интерес в груде металлолома, называемого в прежние времена спецтехникой, ни в одном из теулинских закоулков, даже если продолжить их километров на пятьдесят в тайгу и болота, не было ничего, что, по мнению современного здравомыслящего человека, могло вызвать интерес крупной финансовой корпорации. Значит, было еще что-то, о чем ни Рогозин, ни Павлов, проживший здесь 18 лет, не знали.

— Я предварительно слазил в интернет, навел справки об этой «IWC», — поделился Рогозин, — на первый взгляд ничего особенного. Руководители, разумеется, подставные лица. Большие дяди, которые ворочают большими деньгами, в ее махинациях светиться не хотят. Поэтому — ни одной известной фамилии, но некоторые операции наводят на интересные мысли. Во-первых, корпорация эта свежеприготовленная, стаж у нее лет десять — не больше, а ворочает миллиардами. Спрашивается, откуда? Далее — сфера интересов — Восточная Европа, СНГ, Юго-Восточная Азия...

Но эта география нам понятна, простор открылся как раз лет десять назад. Но я не смог найти ни одного упоминания об инвестициях этой фирмы в то или иное производство, знаю только, что она проводит закупки сырья и оборудования. И вот последний пункт как раз никак более не оговорен. Что, они у нас старые трактора скупают? Распиленные танки?

— Ну, может, цветные металлы?..

— Так я их в Теулино не вижу! Кстати, об их собственности на территории Западной Европы или США — ни слова. Ничего нигде не мог найти. Зато с нашим правительством они запанибрата.

— Сема, только не называй это правительство нашим.

— Да как-то к слову пришлось...

— Знаешь, есть у меня одна мысль?!

— Не знаю, — отмахнулся Рогозин, у которого уже слипались глаза.

— Помнишь, я тебе рассказывал про старого ханты — Ивана Монина, что на отшибе живет? Сын у которого от водки сгорел?

— Ну.

— К нему надо ехать, уж кто-кто, а он здесь каждую травинку знает, еще при царе-батюшке промышлял в этих краях.

— Да ну! Среди них же нет долгожителей!?

— Ну вот и посмотришь.

— Шаман?

— Да не, просто лесной человек. Может быть, что интересное и узнаем.

3

Домик Ивана Монина стоял даже не на околице, а в километре от поселка. Дойти до него можно было только по тропе, петляющей меж болотных кочек. Бросив уазик у начала тропы, Алексей и Семен углубились в лес.

— Только бы он дома был, — переживал Павлов.

Семен удивился, когда увидел дом, стоявший посреди небольшого пруда на деревянных сваях. По шатким мосткам они добрались до лестницы и постучали в дверь, которая оказалась не заперта.

— А, Леша! Заходи-заходи! — встретил их маленький желтолицый старик.

Семен ожидал увидеть этакое этнографическое чудо в национальной одежде с луком и стрелами. А перед ним стоял седовласый мужчина в мохеровом свитере, джинсах и болотных сапогах. В зубах у него была отнюдь не трубка, а обычная папироса. Он приветливо улыбался, и улыбка его терялась в сотнях глубоких и мелких морщин, бороздивших его круглое лицо вдоль и поперек. Бесцветные стариковские глаза-щелочки вспыхивали вместе с папиросой, когда он затягивался.

— Проходите, я как раз чай вскипятил.

Чайник кипел на самой обыкновенной буржуйке. Вся утварь в доме исчислялась самодельным столом, несколькими табуретами, скамьями, лежаком, на который были брошены шкуры, полками, заставленными нехитрой посудой и банками с крупой, да карабином, висевшим на стене. Помимо этого, в углах были развешены сети и еще какие-то, невиданные Семеном доселе, рыболовные снасти.

Пока не сели пить чай, Павлов разговора по существу не заводил. Спрашивал об охоте, есть ли рыба, когда Монин в последний раз был в городе. Рогозин нетерпеливо ерзал и озирался по сторонам, хотя с первого взгляда все запомнил и мог перечислить окружающие предметы по памяти с закрытыми глазами. Заметив его беспокойство, старик спросил сам:

— Небось, искать чего в тайге вздумали? — брызнул хитрецой из глаз-щелочек.

— Да тебя, дед Ваня, и вопросом не удивишь, ты наперед ведаешь, но сегодня мы сами не знаем, о чем спрашивать. Как в сказке: пойди туда — не знаю куда, найди то — не знаю что! Вот думаю, как тебе, дед, объяснить-то попроще?

— А ты себе не ломай голову, ты мне ломай. Я ж не первобытный и газеты читаю, — обиделся старик.

— Ищем мы, дед Вань, то, что могут у нас искать иностранцы. Богатые иностранцы. Ищем и сами понять не можем, на что мы им сдались? Хотят купить нас с потрохами!

— Землю нашу? — встрепенулся старик.

— Ага. Вот я и думаю, какое в ней золото еще зарыто, что мы не рыли?

Старик согнал все свои морщины на лоб, уткнулся в кружку с кипятком и долго мелкими глотками отпивал. Павлов не торопил. Рогозин притих.

— А друг твой ко мне ни разу не заходил, — сказал старик, — а живет здесь уже много.

— Он, деда Ваня, мне помогает ферму обустраивать.

— Не из тех, что тебе бока намяли?

— Можешь ему верить так же, как и мне! Мы с ним на войне вместе были.

— Угу, — определился старик. — Зовут-то как?

— Семен, — улыбнулся Рогозин.

— А меня — деда Ваня, — старик протянул ему маленькую жилистую руку. — Значит, теперь знакомы будем. Так я вот что скажу, я, Леша, подписку давал! Государству! О том, что всю жизнь буду тайну соблюдать!

— Какому государству? — хитро прищурился Павлов.

— Как какому?! Се-се-се-эр!..

— Ну, ты даешь, батя! Уж не знаю, что у тебя за тайна, но такого государства я нынче не знаю!

— И то верно, — согласился Монин.

— А нынешнее государство свои секреты в ЦРУ по факсу отправляет, чтобы их шпионы лишний раз время не тратили, — вставил Семен.

— Ну, это ты врешь, парень, — отмахнулся старик, — просто так не отправляют, за деньги, небось! Рыночная экономика-то!..

— Ладно, не томи, дед, выкладывай! — не выдержал Павлов.