— Из-за меня?!

— Разумеется. Так что к окончанию вуза Вам необходимо превратиться в малопривлекательную среднестатистическую даму в модных очках и строгом костюме.

— У меня хорошее зрение, — улыбнулась она.

— Психолог без очков, как футболист без мяча. А зовут меня — Семен.

— А мне почему-то подумалось — Сергей. Бывает так, смотришь на человека, и кажется, будто доподлинно знаешь его имя. Будто на лице написано...

— Издержки постижения психологических дисциплин.

— А меня зовут Наташа.

— А мне почему-то поверилось, что Оля...

Еще минута, и она ушла бы, и Рогозин, возомнивший, было, что сам Бог послал эту девушку в его жизнь совсем не для того, чтобы вернуть скомканный платок, уже мусолил стандартную мысль о приятном, но малозначимом эпизоде ее появления. И все же очень не хотелось, чтобы она исчезла вдруг навсегда в уличной суете. Но она и не уходила, хотя уже давно нарушила допустимые рамки общения с незнакомым человеком. Да кто их устанавливал — эти рамки?

— А Вы, если не секрет, чем занимаетесь?

— Не секрет, но долгая история, — сердце забилось только после ее вопроса. — В данный момент брожу по городу и питаюсь воспоминаниями. Но именно сейчас испытал жуткий приступ настоящего голода. Я три дня добросовестно постился. Даже курить бросил. Поэтому я предлагаю Вам составить мне компанию и отобедать в каком-нибудь жутко дорогом ресторане. Повод? Повод простой: я очень не хочу, чтобы Вы ушли сейчас в свое никуда, сославшись на массу причин, не позволяющих Вам продолжать наше знакомство, а в душе просто опасаясь немного странного и нагловатого незнакомца.

Лобовая атака. Ничего лучшего Семен не придумал. Слишком долго готовился в эти дни к искренности. Да и то не обошелся без витиеватого самолюбования в своей тираде.

— Вы похожи на благородного бандита...

— А Вы мне нравитесь. Очень...

Она смутилась. Также честно, как сказанная Рогозиным последняя фраза. Теперь она сможет уйти, и не будет ни малейшей зацепки, чтобы удержать ее.

— Ресторан? Как-то нелепо... После храма... Да уж, ресторан... Ничего лучшего в голову не пришло.

Слово «ресторан», как и «гастроном», и без того с детства вызывало у Семена малообъяснимое отвращение. Из-за своего утробного, чрево-рычательного «р», что ли? Теперь смутился Рогозин. Но Наташа пришла на выручку своему новому знакомому:

— Может быть, просто погуляем, а перекусим в каком-нибудь кафе по пути?

— Кто будет гидом? — обрадовался Семен.

— Попеременке...

6

Ольга. Она тоже ворвалась в жизнь Семена с весенним солнцем и распущенными по ветру волосами.

Это было еще в школе. Старшеклассники обычно курили на больших переменах в углу школьного двора, где размещались всяческие вспомогательные постройки: гараж, хозяйственный склад, трансформаторная будка... Подальше от суровых глаз военрука, берущих на заметку физкультурников и укоризненных речей директора. Там же проходили школьные разборки и драки, туда приносили последние новости и анекдоты, там, во время школьных вечеров, потихоньку приобщались к спиртному.

От всего остального мира школу отделяла литая чугунная ограда, через которую можно было легко перемахнуть, чтобы добежать до ближайшего гастронома за пирожками и сигаретами.

Именно сквозь витое литье этой ограды Семен впервые увидел Ольгу. Она бежала по залитой майским солнцем улице Володарского со стороны главной городской площади и бежала как-то смешно и неуклюже, отчего кто-то из десятиклассников показал на нее пальцем, а остальные дружно гоготнули. Смеялся и Семен. Откуда они могли знать, что минуту назад она во весь рост растянулась прямо возле памятника Ленину и здорово ободрала колени и руки. И уж тем более, они не знали, что девочка по имени Оля из соседней школы бежит в больницу к брату, который сломал ногу. Наверное, она так и убежала бы по своим неотложным делам, и память мгновенно упрятала бы ее развевающиеся волосы и чуть приоткрытый от сбитого дыхания рот под толщу других впечатлений, взглядов, выкуренных у этого забора сигарет, но провожавший ее взглядом Семен увидел, как что-то выпало из кармана ее плаща. Выкрикнутое вслед «эй, девушка» никакого результата не принесло, и ему ничего не оставалось, как перемахнуть через забор, чтобы подобрать потерянное. А потерянным оказался комсомольский билет. За утерю подобных документов в те времена хоть и не записывали во враги народа, но и по головке тоже не гладили. Взглянув мельком на фотографию, фамилию и имя, Семен положил корочки во внутренний карман пиджака, хотя кто-то из парней предложил его тут же торжественно сжечь или хотя бы разрисовать фотографию. Но в школе прозвенел звонок, и ватага тут же устремилась на очередной урок, сразу забыв об этом маленьком происшествии. Не забыл только Степан.

Семен позволил себе еще раз заглянуть в подобранный комсомольский билет, только оставшись с ним наедине. После уроков он примостился на скамейке в дальнем углу городского парка и стал внимательно его изучать. Девушке, как и ему, было шестнадцать. Никитина Ольга Максимовна, член ВЛКСМ с... Он рассматривал ее фотографию, и ему показалось вдруг, что он знает ее уже сто лет, точнее — знал всегда. А вот сейчас как будто заглядывает в ее жизнь с черного входа. Может быть, кто-нибудь и посчитал бы это недостойным занятием — сверлить взглядом чужую фотографию, желая через нее проникнуть во внутренний мир человека, но кто этого хоть раз в жизни не делал? Между «оплаченных» и неоплаченных взносами страниц была вложена типовая памятка, на которой аккуратным почерком был написан адрес владелицы. Будто знала, что потеряет.

К Ольге Семен пришел лишь через два дня. Все это время он собирался с духом и мыслями, а, говоря проще, искал повод, чтобы завязать знакомство. Он очень боялся прийти в ее дом и после возвращения утерянного документа получить дежурную благодарность, остаться ни с чем у закрытой перед носом двери.

Чего он хотел? Пожалуй, точно определить он не мог, но взгляд девушки на фотографии пробуждал в нем совершенно новое, еще незнакомое чувство, вкус которого он еще не понял. Ему и раньше нравились некоторые девчонки, но относился он к ним именно как к девчонкам. Не было, что ли, тайны, в которую, как в этот взгляд на фотографии, хотелось бы проникнуть. Наверное, это даже можно сравнить с открытием другого мира, загадочного и манящего, в котором пока что живет всего один человек. Никитина Ольга.

Загадка пробуждения первого любовного чувства, его силы и чистоты — тайна, равная по значимости таинству акта сотворения. И Семен никогда и ничего не пытался объяснить для себя в этой тайне, познавая ее не умом, а сердцем. А, может, боялся, что вместе с тайной исчезнет и сама любовь? Он просто погружался в нее, как в течение великой реки, где, попадая в стремнину, уже не видишь не только берегов, но и не отличаешь воды от неба.

Дверь открыла мать — Елизавета Сергеевна — и посмотрела на Семена с явным недовольством и подозрением. Прежде чем позвать Олю, выяснила — кто, зачем, откуда. Сразу стало ясно — маме он не глянулся, а потом выяснилось, что ей вообще мало кто глянется. Колкий и холодный взгляд ее, да еще и воспитательный тон голоса заставили Семена отступить в глубину подъезда. Уже без всякой надежды он протянул суровой мамане подобранный им документ и после ее сухого спасибо шагнул на лестницу, но именно в этот момент появилась Ольга и почти силой затянула его в дом, попутно причитая о своей рассеянности и рассыпаясь в благодарностях. Так он оказался за чаем, у тарелки с печеньем, но не в своей тарелке.

А потом они пошли вместе к Ольгиному младшему брату в больницу, у которого был какой-то сложный перелом. Да Семен был согласен идти куда угодно и сколько угодно, лишь бы только рядом с этой удивительной девушкой. Всю дорогу она рассказывала о себе, своей семье, своей кошке. Семен слушал, подспудно осознавая, что таким образом он допускается в круг близких друзей, и, конечно, предложил вместе сходить в кино...