— Это философия или поэзия?

— Смотря с какой стороны, по сути или по содержанию, но именно данный вопрос абсолютно неважен и неуместен.

— Денис, я теперь не знаю, как с тобой разговаривать... Боюсь тебя обидеть. Мне, конечно, делали предложения... Даже витиевато, хоть и не поэты, но я никогда не относилась к ним серьезно, я даже заставить себя думать об этом не могла.

— Тут не думать, тут надо чувствовать. Каждой клеточкой. Всей аурой вибрировать.

Теперь Ксения смотрела в пол. Баталов понял, что ответа на главный вопрос не будет. Пробил ли он стену? Больше всего он опасался сейчас какой-нибудь расхожей современной фразы, типа: «ладно, забудем». Повисшее между ними молчание как сквознячок потянулось к входной двери, и Денису хотелось найти хоть какой-то повод не последовать за ним. Но, с другой стороны, иногда важнее вовремя уйти, чем ждать унизительного помилования. Он поднялся с кресла с полным осознанием безнадежности, а, с другой стороны, абсурдности той ситуации, в которой оказался благодаря своим наивно-поэтическим представлениям о суровой действительности. Извинившись, направился к двери. Угловым зрением Денис заметил какой-то едва заметный порыв Ксении — как принудительно остановленный вдох. Видимо, она все же хотела его остановить. Подумалось: «не дожал», и ухмыльнулся такому грубоватому итогу своего общения с прекрасной незнакомкой.

* * *

Прошло две недели. Пустые. Даже без стихов. Не изменилось ничего, кроме погоды. Серые промозглые дожди обрушились на город с такой силой, будто хотели его смыть, но от этих небесных стараний добавлялось грязи и уверенности в несокрушимости бетона и кирпича.

Дней через пять после встречи с прекрасной амазонкой Баталов начал философскую пьянку. Как всякий русский человек он был уверен, что водка — универсальное лекарство от всякой хвори, кроме дури. Он назначил себе трехразовый прием сорокоградусной микстуры три раза в день по двести грамм, но вечернюю дозу в целях расслабления нервной системы часто превышал, отчего возвращался домой, пусть и не пошатываясь, зато с абсолютно бессмысленным взглядом, которым можно целить только в телевизор. А в телевизоре вяло постреливала третья мировая война, или не кончившаяся вторая, или даже первая... А какой-нибудь Познер с плохо скрытой гордыней пытался стоять выше истины, защищая аморфные идеалы демократии, которые почему-то никак не уживались на российской почве. Потом тщедушный человечек по фамилии Галкин пытался найти в России хоть одного умного человека, чтобы сделать его миллионером. Похоже, он не знал, что миллионеру нужен не ум, а наглость, жестокость и разрешение от международного валютного фонда. Но страшнее всех была женщина, похожая на смерть, которая, точно пифия, определяла слабое звено в цепочке гадких людишек в еще одном денежном шоу. Баталову казалось, что лучше всего у нее получилось бы читать смертные приговоры. Веселый вампир Валдис Пельш был по сравнению с ней мальчиком из церковного хора! И как от такого паноптикума не убежать на кухню? Открыть там старый, советский еще, холодильник «Бирюса», чтобы «промыть глаза» рюмкой «столичной» и очнуться уже утром в рюмочной, когда новая горячая волна в желудке пробудит псевдожизненные энергии, способные двигать вашими ногами до следующего приема топлива. Или все же лекарства?

Гадость внутри сравняется с гадостью снаружи, и даже захочется поболтать с любым мало-мальски интеллигентным пьяницей об униженной и преданной России, о глобальных проблемах человечества, о женском упрямстве, о чем угодно, лишь бы «размоченное» одиночество не хлюпало, не топталось на всю пустую голову.

В один из таких дней провидение толкнуло Баталова к афишной тумбе, невесть как уцелевшей со времени густых бровей во главе всепобеждающего социализма. С тумбы пел на него женоподобный Пенкин, целой группой пела Агата Кристи, рычали дрессированные медведи и тигры уже уехавшего цирка, заезжий целитель кодировал от всех напастей и программировал счастливое будущее (к такому могли пойти только очумевшие — верившие Чумакам — люди), лекторы всемирного храма науки обещали за два часа объяснить смысл жизни... Афишная тумба вдруг показалась Денису вавилонской башней. Она росла в небо цветастыми плакатами и вокруг нее, по мысли Баталова, в образе змея должен был извиваться искуситель. И суггестируются с этой башни-дерева плоды искушенного человечества. Вот, к примеру: «В постели с врагом». Суккубы — суки! Инкубы из инкубатора!

Но вдруг голова его резко прояснилась, мгновенно расхотелось быть пьяным. На одной из афиш он увидел знакомое лицо. С высоты вавилонской башни на него смотрела Ксения, одетая в кимоно. Надпись под фотографией гласила: «БОИ БЕЗ ПРАВИЛ. ВПЕРВЫЕ — ЖЕНЩИНЫ. ЖЕНЩИНЫ ПРОТИВ МУЖЧИН. ТОТАЛИЗАТОР. КСЕНИЯ РЕБРОВА ПРОТИВ ЗЛОГО ГРОГГИ». Посмотрев на дату, Баталов протрезвел окончательно. Ксения будет драться БЕЗ ПРАВИЛ против какого-то Грогги? Драться будет сегодня в 20.00 в спортивном клубе «Зевс». И озверевшая от жажды зрелищ, пьяная и обкуренная толпа будет делать ставки?

Грогги? Представился какой-то зомби-мутант, у которого гной вместо крови.

Баталов вместе с порывом ветра рванулся в сторону дома. Оставалось шесть часов, чтобы побриться, принять ледяной душ, наскрести по сусекам 500 рублей на входной билет, в крайнем случае, совершить очередной заем у соседа-коммерсанта Левы... И? А что дальше? «Идущие на смерть приветствуют тебя!» «Безумству храбрых поем мы песню»...

Не сдохнуть бы с похмелья.

Через два часа, гладя на себя в зеркало, Денис Баталов пытался понять, какой поступок он готов совершить ради возлюбленной. И пришел к выводу, что — любой, даже абсолютно безрассудный. Он попытался напрячь грудные мышцы, но зрелище было вялым и малоубедительным. Интуиция привела его к библиотечным полкам, где он выискал нужный раритет — самиздатовское пособие по системе рукопашного боя Кадочникова. Два часа он потратил на бой с тенью, отрабатывая два понравившихся приема, внимательно прочитав лишь введение. Руководствовался он тем, что слышал от одного мастера спорта: настоящий боец в совершенстве владеет только парой доведенных до автоматизма приемов, как фехтовальщик хитрым ударом, а остальное — импровизация и умственные способности. Правда, необходима была еще одна составляющая — ОФП, с которой у Баталова были редкие свидания (время от времени он усиленно начинал делать гимнастику, но вдруг заметил — в такие дни стихи не писались, поэтому приходилось выбирать — либо мышцы и растяжка, либо стихи). Результатом физических стараний стало сердцебиение (отбойный молоток в грудной клетке) и обилие пота, с которым выходили алкогольные шлаки. В душ пришлось идти еще раз.

Спортивный клуб «Зевс» находился на окраине города. К нему сквозь туманную морось съезжались иностранные машины, из которых, чирикая сигнализациями, выносили себя бритоголовые братки, респектабельные господа, хихикающие девицы разового, как и презервативы, пользования, светские львицы в вечерних платьях, брезгливо взиравшие на девиц, потому как вспоминали что-то о себе, говорящая на непонятном языке молодежь и еще какие-то люди, усредненное значение коих не позволяло определить их социально-сексуальную принадлежность. Баталов бегал вокруг клуба, пытаясь перехватить Ксению, чтобы отговорить ее быть зрелищем для этого бесовского стада. У черного входа его взял за плечо покатый верзила:

— Ты чего тут вынюхиваешь?

— Мне нужно увидеть Ксению Реброву.

— А ты кто?

— Знакомый.

— Мне ты незнакомый. Билет есть — увидишь.

Баталов достал билет, верзила добродушно кивнул и показал пальчиком:

— Иди через центральный, Реброва уже часа полтора здесь, а начало через пять минут. Потом и с билетом не пустим.

Зал был полон, в центре него находился ринг. Между рядами сновали мальчики-одуванчики в красных футболках с бейджами на груди — брали ставки. Общий гул был прерван ударом в гонг.

Первые два боя были для затравки, это понял даже профан Баталов. Сначала дрались два гутаперчивых мальчика — кик-боксер и представитель школы змеи у-шу. Они вымотали друг друга «до полного не могу», всевозможных ссадин и синяков, и согласились, под общее недовольство зала, на ничью. Следом на ринг вышли две девушки. Баталов напрягся, но Ксении среди них не было. Первые раунды девушки дрались грациозно, но воинственно, как амазонки, публика одобрительно гудела, когда они пинали друг друга в живот, но кончилось все комично: в порыве гнева одна схватила другую за волосы, началось царапанье и визг (при этом помогали им разогретые зрительницы), а рефери (который по разумению Баталова из-за отсутствия правил должен был сталкивать с ринга тела) ничего не мог сделать в подобной ситуации. За попытку растащить их за те же волосы он получил удар в пах и был дисквалифицирован. Зато на ринге появились мальчики-качки, которые и вынесли визжащий комок в подсобку. И уже после этого конферансье во фраке и с розочкой в петлице пропел в микрофон: сейчас на ринг выйдет Злой Грогги. И тот вышел, сопровождаемый кровожадным ревом зала, подпрыгивая и пружиня, что выдавало в нем боксера, весь — сплошная многозначительная татуировка. Рост — 180, вес — 105, возраст — двадцать шесть, 40 побед (фрачные данные), и лицо серийного убийцы (баталовские наблюдения). Глаза его с наркотической паволокой смотрели на мир дрессированным презрительным превосходством и вбитой в рамки приличия ненавистью. С другой стороны на ринг выпрыгнула Ксения. Рост — 177, вес — 65, возраст — двадцать пять... Публике она улыбалась, на Грогги бросала быстрые пристрелочные взгляды, поймав один из которых, Грогги отбил неприличным натягивающим жестом обеих рук.