Он вновь подумал о жене. У нее есть деньги, есть поддельный паспорт на другую фамилию, и она сбежала. Еще когда садилась в машину, которую он поймал, знала, что не поедет в аэропорт. Теперь это ясно. У жены было в тот момент странное выражение лица. Будто она его перехитрила. В чем? Тогда он не догадался, а сейчас посмотрел на все другими глазами. Эля и не собиралась ехать в аэропорт!

Когда вернулся в комнату, мачеха крепко спала. Он же долго стоял у кровати и боролся с собой. Боролся с мучительным желанием положить ей на лицо подушку и надавить руками изо всей силы, так, чтобы из алых сердечек брызнул сок. Давить и давить, пока не прекратятся ее конвульсии. Давить и…

Все-таки он с собой справился. Ведь Геля права: лучшее алиби — это быть мертвым. Если он умер еще за несколько часов до убийства отца, значит, никак не мог совершить это преступление. Ни у милиции, ни у службы безопасности, ни у «крыши» и мысли не возникнет, что сын Дурнева причастен к убийству. Как ему самому такая простая мысль не пришла в голову! Умереть. Но как в таком случае получить наследство? Только через Гелю.

В том, что мачеха его долю отдаст, он не сомневался. В конце концов это будет по-честному: все поделить пополам. Он имеет право на половину наследства как сын, она — потому что прожила с отцом три года и теперь, как ни крути, вдова. Вдов надо жалеть, со вдовами надо делиться.

Геля спала, а он все сидел в кресле и думал. Пытался найти какой-то иной выход из создавшейся ситуации и не находил. Выходит, придется играть по правилам, предложенным мачехой. Но это-то и раздражало больше всего! Геля навязала ему свою волю!

Вдруг обратил внимание на конверт с фотографиями, лежащий на столе. Схватил и стал доставать снимки по одному и разрывать их на куски. Легче не стало, ведь есть негативы, но все равно рвал. Потом сложил обрывки в пепельницу, щелкнул зажигалкой. Вновь задумался.

В том, чтобы считаться мертвым, есть свои преимущества. Кто не мечтал начать жизнь сначала, с чистого листа? И вот такая возможность представилась. Нет, рыжая права: воскрешать ему просто нет смысла. Негативы в надежном месте — это значит, что у нее есть сообщник. Ренат Гусев! Вот оно что! Шофер его узнал, но не сказал об этом. Негативы плюс свидетель. Нет, лучше уж оставаться мертвым. Интересно, Геля заплатила шоферу или тут пересеклись их личные интересы? В любом случае, эти двое договорились.

Теперь насчет кольца и паспорта. Тут мачеха отчего-то темнит. Однако он прекрасно помнит: когда супруги Лебедевы сели в машину, у Елены, конечно, было на пальце обручальное кольцо, но простенькое, тонкое, без всяких изысков. Самое обычное обручальное кольцо. И собственный паспорт оставался у Эли в сумочке.

Стоп-стоп-стоп. Надо вспомнить все, как следует. Могла ли Эля тайком, за его спиной, передать Елене Лебедевой эти вещи? Оставались ли они наедине? Нет, не оставались. Нет, не могла. Ответ однозначный. Эти две женщины видели друг друга впервые в жизни. И он вспомнил еще кое-что: когда Эля садилась в машину частника, у нее на пальце было обручальное кольцо. Оно там было, черт возьми! Жена махнула ему рукой, причем левой, и бриллианты на обручальном кольце прощально сверкнули. А второго такого кольца быть не может.

Нет, женщина в белой «девятке» могла быть только Еленой Лебедевой, но никак не Элеонорой. Но паспорт?

Он никак не мог понять, в чем тут суть. Впрочем, после того как вместо супругов Лебедевых по разработанному для этих новобрачных маршруту проехали Вадим со своей девицей, удивляться уже не стоило ничему. В кошмаре, куда он попал, может случиться все. Ощущение, что это какой-то бредовый сон, его не покидало. В конце концов, после тяжких раздумий, он решил, что следует обязательно взглянуть на тело погибшей женщины.

…В половине одиннадцатого, как и обещал, разбудил мачеху. Та встала, умылась и без лишних слов собралась в дорогу.

— Как себя чувствуешь? — попытался он быть вежливым.

— Лучше.

— Ну, пошли.

Женщина, которая дежурила ночью, уже сменилась, и теперь он увидел администраторшу. Подошел к стойке, сказал:

— Мы из номера для новобрачных. К сожалению, обстоятельства сложились так, что нам с… супругой, — это слово он выдавил с огромным трудом, — надо срочно уехать. Деньги можете не возвращать.

— Понимаю, — кивнула женщина, с которой однажды он уже виделся. — Ваш паспорт на имя…

Вот тут Марат пожалел, что отдал паспорт однофамильцу. Когда назвал имя и фамилию, администраторша посмотрела на него с откровенным удивлением. Еще бы! Инструкции, которые она получила, касались совсем другого лица.

— Да. Вы не ослышались. Пожалуйста, я хочу получить документ.

Женщина как будто что-то прикинула в уме и без лишних слов полезла в ящик стола. Вышел из пансионата вслед за Гелей. Та не удержалась:

— С супругой, значит? Ах, Маратик, ты мне льстишь! Ведь я старше тебя почти на десять лет!

— А что я должен был сказать? — огрызнулся он. — Что провел ночь в номере для новобрачных со своей мачехой? Очень остроумно!

Геля подошла к серому глазастому «Мерседесу», последнему щедрому подарку отца, пискнула сигнализация.

— Кто поведет? — спросил Марат.

— Сначала я, потом поменяемся.

— Как угодно, — и он полез на место пассажира.

Так и не понял, почему вдруг потянуло в «Южную ночь». Может быть, потому, что не поверил Геле? Жена просто задержалась в пути, но не сбежала, не бросила его. Настойчиво попросил заехать.

— Ее там нет, и не надейся, — пожала плечами Геля.

— Тебе что, трудно?

— Теряем время.

— А мне теперь некуда спешить. Разве ты забыла, что я покойник? И вообще: что ж ты так нервничаешь, если Эли там нет?

Она разозлилась, но сдержалась. Свернула к пансионату «Южная ночь» и притормозила у ворот.

— Жди меня за углом, — велел он, вылезая из «Мерседеса». — Не светись.

— Сколько ждать?

— Сколько нужно.

Побежал к пансионату, ежась под дождем, и тут заметил во дворе знакомую белую «девятку». Номер которой отличался от номера его собственной машины на букву и две цифры. Вот, значит, как! Халявщик, оказывается, не успокоился! Следовало еще вчера набить ему морду! Ну, ничего! Сейчас он с этим типом разберется! Надо было на ком-то сорвать свою злость, дать себе разрядку, и этот Вадим подвернулся весьма кстати.

Но первым делом справился у бухгалтерши о жене. То есть сначала назвал данные из фальшивого паспорта, потом спросил, не останавливалась ли в пансионате Лебедева Элеонора. Потом подробно описал жену. Нет, нет и нет.

Значит, в этом Геля не обманула. Ее сестры здесь нет.

Достав из кармана еще одну купюру, поинтересовался:

— А супруги Лебедевы в каком номере остановились?

— Лебедевы? Кажется, на их имя был забронирован номер…

— Седьмой, — подсказал он.

— Да. Номер семь. Ключа от номера нет, а…

— Спасибо, я понял. Это мой приятель. С женой, — лучезарно улыбнулся он. В моменты наивысшей злости очарование из него так и лучилось.

И побежал к седьмому номеру, собираясь расправиться с халявщиком и вышвырнуть того вон. Толкнул дверь и, убедившись, что она заперта, забарабанил кулаком, потом ударил ногой. Стучал в дверь, пока та не открылась.

Мужик с добрыми глазами встал на пороге стеной, явно не собираясь пускать его в номер. Лицо у Вадима было заспанное, но ничуть не смущенное. Показалось даже, что счастливое.

Вроде бы и без того злость кипела в нем -дальше некуда. Но, увидев, что этот халявщик вовсю наслаждается жизнью за его, Марата, счет, он испытал настоящий приступ бешенства. В словесной форме предъявлял свои претензии недолго и быстро занес руку для удара.

Но этот Вадим оказался довольно-таки крепким мужиком. На удар среагировал, отклонился, и кулак Марата только чиркнул по плечу халявщика… Рука тут же заныла, но это только придало ему силы. Он всегда именно так реагировал на боль: хотел в ответ еще большей боли. И теперь без лишних слов кинулся в драку. Но противник сделал единственно возможное: вошел в ближний бой и первым делом зажал его руки.