— Опохмелиться бы.

— Дам. Но после. — Увидел, как загорелись глаза у мужика.

— Начальник, ты — человек! В тюрьму ведь мне садиться. Знать бы, что и там люди есть, эх! Вся жизнь моя — тюрьма! Говорят: спалил здание, не соблюл технику безопасности. Так ить, трупов-то нет! То исть, все они уж и так трупы. Ну, сгорели. Так ить, хоронить проще. Всякий там марафет не надоть наводить, а оно больших тыщ стоит. Нет, чтоб родственничкам спасибо-то сказать Матвею Моськину, а они с наездом!

— Значит, ты напился и уснул. Так? Отвечай!

— Не совсем. То исть, да, принял малость. Для храбрости. Кажную ночь так делаю. Так ить, охота кому трупы-то охранять? Нет желающих, окромя Матвея Моськина. Больницу охраняю, заодно и морг. А ночую у покойничков. Мне товарищ главврач для стимула завсегда спирту оставляет. Тоже — человек!

— Значит, ты выпил. И что? Кто-то к тебе пришел?

— Я ж говорю: Сатана! Отдай мне, говорит, убиенную душу.

— Ты что, до глюков допился?

— Не-а… А может, и так.

— И что предложил тебе Сатана за убиенную душу?

— Литр.

— Душу взял?

— Взял.

— Женскую, мужскую?

— Жен… скую.

— За каким же чертом… То есть, как получилось, что морг сгорел?

— Начальник не помню. Вот те крест! Видел только: выносит. Бабу. Молодую.

— Что за бред! Дальше?!

— Бес попутал. Я говорю: бери.

— За литр водки отдал труп? И что стал делать?

— П… пить, — икнул Москин. — Гляжу: а он ее туда-сюда таскает. Все места ей не сыщет. Так и мелькает перед глазами.

— Может, он тебе что-то подмешал в водку?

— Не-а… Может, и так. Не. Не может. Хорошая была водка. Начальник, для меня водка-то — деликатес. Я все больше самогон употребляю. Вот и вчерась…

— Как случилось, что морг сгорел? — нетерпеливо перебил Марат.

— Не знаю, гражданин следователь.

Матвей смотрел на него невинными глазами.

— Значит, где-то под утро ты слегка протрезвел и сообразил, что одного трупа недосчитаются? И решил спалить морг?

— Уснул я! Сам не знаю, как вышло! — упрямо сказал Матвей.

— Полил керосинчиком, и…

— Гражданин начальник, да чтоб я, Матвей Моськин! — И сторож вновь ударил себя кулаком в грудь. — Они ж мне, как родные! Чтоб я их всех спалил, как в клематории! Ни в жизнь! А может, и спалил, — неожиданно добавил он. — Людям хотел приятное сделать. Люблю я людей.

— Какой он был?

— Кто?

— Мужик этот! Сатана!

— Черный.

— Негр?

— Зачем негр? — обиделся Моськин. — Разве дьявол может быть негром? Не-а… А может, и так.

— Значит, он был все-таки негр?

— Брюнет, — уверенно сказал сторож. И торжественно: — Но лицом светел и прекрасен.

— А с чего ты решил, что это дьявол?

— Дак, на кой ему мертвая баба, ежели он человек?

— Логично. Более чем. И в самом деле: зачем ему труп Лены, если это Лена? А если Эля?

— Не понял?

— Послушай меня внимательно, Матвей. Вот я точно дьявол. И если ты кому-нибудь еще расскажешь эту историю… Ты меня понял?

— Не-а… А может быть, и так. Понял. Ты — не следователь.

— Именно. Я твой глюк. Сейчас я дам тебе денег. Много. Ты будешь пить без просыпу. Неделю. А потом я вернусь, и мы договорим.

Подумал вдруг, что сторож может понадобиться, как свидетель. Если захочется прижать Рената Гусева. Ведь наверняка это он забрал из морга труп. «Лицом светел и прекрасен». Но зачем? Если только… Неужели криминал? Испугался вскрытия? Но почему тогда не оба? Или Моськин, начав пить водку, дальше уже ничего не помнит? Процесс пития поглотил внимание сторожа целиком. А морг сгорел.

— Матвей, ты где обычно пьешь? — миролюбиво спросил он. — При покойниках?

— Зачем при них? — обиделся Моськин. — Они ж тоже люди! Зачем оскорблять… ик… светлую память. Николай Палыч кабинетик-то свой запирает, бумаги там важные, так я иду к санитаркам, где ведра-швабры ихние лежат.

— А покойницкую тебе оттуда видно?

— Коридор только. Да я и не смотрю. Сбегут они, что ль, покойники-то?

— Логично. Но когда мужик выносил труп, ты его видел?

— Не-а… А может, и так. Видел.

— Он один раз прошел?

— Кажись, два.

— И оба с трупами?

— Кажись, так. Мелькал туда-сюда.

— Значит, вынес оба. — Задумался. Но за каким чертом? Неужели же их убили, и те, кто это сделал, испугались вскрытия? Но утром бы все равно обнаружили пропажу! — Может, это он поджег морг?

— Он, — уверенно кивнул Моськин. И обрадованно заговорил: — Точно, он!

— А чего они испугались?

— Кто?

— Это я сам с собой разговариваю. Не обращай внимания. Мужик был один?

— С бабой, — уверенно сказал Моськин.

— С какой бабой? — опешил Марат.

— С мертвой, — преданно посмотрел на него Матвей.

— Тьфу ты, черт!

— Вот и я про то же.

Понял одно: больше из Матвея ничего не вытрясти. Моськин был пьян в стельку и мало что помнит. Впрочем, это уже не важно. Кто была погибшая женщина, Марат так и не узнал. И здесь не узнает. Есть только один способ установить истину: найти Элеонору.

Достал из кармана несколько сотенных бумажек, протянул Моськину:

— На.

— Начальник, это что ж, все мне?

— Тебе.

— Век не забуду!

Моськин тут же проворно вскочил и, надев у порога резиновые сапоги, пулей вылетел из избы.

Когда вышел во двор, Матвея уже и след простыл. Криво усмехнувшись, покачал головой. Иметь дело с алкашами — одно удовольствие! И никто не поверит, если сторож будет рассказывать о раннем визите странного мужика и о том, что гость вдруг без всякой причины отвалил ему несколько сотен. Подумают, очередной глюк. Да и сам Моськин после того, как будет пить беспробудно несколько дней, вряд ли что-нибудь вспомнит.

Теперь ему надо было ехать в Москву. Вновь голосовал на трассе. Двое мужиков на потрепанных «Жигулях» охотно взяли попутчика. Они ехали из командировки и не прочь были подзаработать. Водитель на этот раз попался опытный, ехал быстро, и до столицы долетели без проблем и за короткий срок.

Добравшись до первого же метро, он вылез и, расплатившись, сверился с бумажкой, на которой рукой Гели был написан адрес.

Без десяти четыре уже стоял возле дома, где находилась квартира Вадима. Теперь, если они там, то никуда уже не денутся. Вычислив, где находится квартира, отметил, что форточка на кухне открыта. Значит, дома! Ну, наконец-то! Не медля больше, кинулся в подъезд, позвонил в дверь.

Открыли ему почти сразу. Стоящий на пороге Вадим явно ожидал кого-то другого. Уж не Элю ли?

Наливаясь злостью и крепко сжимая кулаки, он снял очки, чтобы у мужика не оставалось уже никаких иллюзий насчет его чувств, глянул с ненавистью и после парочки угрожающих фраз пошел на хозяина квартиры грудью, оттесняя того в прихожую.

Эля здесь. Она должна быть здесь. Где этот тип ее прячет? Впрочем, если она здесь, ей уже никуда не деться.

Вадим все отступал, а он давил на него и говорил без остановки:

— Где? Где моя жена?! Я тебя спрашиваю: где моя жена?! Где?!

— Какая жена? — растерянно спросил Вадим.

Оттолкнул изо всех сил хозяина квартиры и кинулся в комнату. Начал обшаривать все, с остервенением разбрасывая вещи. Заглянул под кровать, распахнул дверцу шкафа. Балкона не было, а то выскочил бы и на балкон.

Вошедший в комнату Вадим довольно-таки спокойно сказал:

— Она ушла. — И с грустным вздохом: — Значит, она твоя жена?

— Куда ушла?!

— Я не знаю.

— Где Эля?! Ты можешь мне сказать, где она, или нет?!

— Эля? — вроде бы откровенно удивился Вадим. — При чем здесь Эля?

Но Марат ему не поверил:

— Да хватит уже! Я знаю все! Ее сестра рассказала! Эля решила меня бросить сразу после свадьбы! Мы должны были… Она должна была лететь на юг, самолетом. Она не полетела. В день свадьбы звонила тебе из ресторана. Звонила?

— Я не знал, что она звонит с собственной свадьбы, — пробормотал Вадим. И добавил: — О, черт! Ну и Элька, а? Во дает!