— Забей! У нас с собой еще два фунта…

Вот черт!

Морган остановился слишком поздно. Он пытался остановиться. Он понимал, что говорит, но… но… Эти проклятые наркотики, это они заставили парня заговорить. Когда ему наконец удалось заткнуть себе рот, Эрин уже обо всем знала. Эрин видела, как недоволен Кемпер. Так-так-так.

Эрин накинулась на Моргана:

— Что ты сказал? Ну-ка повтори!

Она не видела, как Кемпер закатил глаза: вот чертов идиот!

Энди с Пеппер сделали передышку и стали прислушиваться к тому, что происходит спереди. Энди почуял запах приближающейся ссоры, а он не пожертвовал бы удовольствием поучаствовать в хорошей перебранке, даже если бы взамен ему предложили все самые красивые губки на свете.

Морган попытался сделать вид, что он ничего не говорил.

— Я ничего не помню, — пробормотал он отсутствующим голосом.

— Два фунта марихуаны, — сказала Эрин, повторяя его собственные слова. — Может быть, это освежит твою память?

Морган замахал рукой, словно говоря, что это для него уже слишком.

— Извини, — пробурчал он. — Похоже, у меня что-то с головой.

И стал медленно пробираться на свое место.

— Если я кому-нибудь понадоблюсь, то я здесь.

Его дурацкий голос и разговоры про плохую память еще больше разозлили Эрин. Что здесь происходит? Она повернулась к Кемперу и увидела, что тот нервничает. Дружок явно что-то скрывает от нее.

— Морган перегрелся, — неуверенно усмехнулся водитель. — Он и сам не понимает, что мелет.

Однако Эрин было не просто обмануть. Она скрестила руки на груди и приготовилась тщательно анализировать малейшие движения Кемпера.

— Пожалуйста, скажи мне, что мы ездили в Мексику не для того, чтобы накупить там марихуаны, — попросила она.

Кемпер ответил слишком громко, повторяя слова за Эрин, как бойскаут, произносящий клятву:

— Мы ездили в Мексику не для того, чтобы накупить там марихуаны.

Эрин все заметила — все до малейших деталей, но продолжала смотреть на своего парня, как опытный полководец смотрит на крепость — оценивая, хорошо ли та защищена и где можно найти слабые места в обороне.

Кемпер поднял глаза, а потом снова уставился в зеркало. На что он там смотрит? На Моргана? Или на что? Что его беспокоит?

Кемпер знал, что Эрин так просто не успокоится, и поэтому начал защищаться. Он знал, что девушка знает, что он ее обманывает, так что решился молить о пощаде… ну, по-своему.

— Кисонька, я же не занимаюсь наркобизнесом, — запротестовал механик самым своим искренним голосом. — Просто я необыкновенный парень, совершающий необыкновенное путешествие с девушкой, которую люблю.

И Кемпер одарил Эрин самой очаровательной из своих улыбок, но лить попусту потратил время и силы. Занятно, что слово «любовь» он употреблял только тогда, когда оказывался по уши в дерьме.

— Побереги свою улыбку на другой раз, — холодно отрезала Эрин и, отвернувшись, снова уставилась в боковое окно.

Энди на заднем сиденье рассмеялся и покачал головой.

Коровья голова лежала на свалке, на самой вершине горы трупов.

Мясо кровоточило и разлагалось, постепенно превращаясь в отвратительную, бесформенную гущу, кишащую личинками, которые поедали эти гниющие мертвые тела.

Голова поджаривалась на солнцепеке и воняла. По ней ползали стаи мух. От головы уже почти ничего не осталось, и мало что в этом черепе напоминало теперь корову: до того как выкинуть животное сюда, с него содрали остатки жира и мяса, за них можно было выручить несколько центов. Остался только один глаз, чернеющий в мертвой, испачканной кровью глазнице.

Коровья кровь до сих пор еще была красной.

— Господи! Что это такое? — Пеппер чуть не стошнило.

Тут и все прочие почувствовали этот запах. Господи! Он был просто отвратителен и шел с улицы. Окна были открыты, чтобы в машину попадал свежий воздух, но вместо свежего воздуха снаружи стояла какая-то отвратительная, просто тошнотворная вонь.

Эрин закрыла нос рукой и отодвинулась от окна. Впрочем, нельзя сказать, что это хоть немножко помогло.

Господи! Что за запах! Это же просто ужас. Сладкий, отвратительный, как говно… как… как… это даже не объяснить: он был настолько отвратителен, что казалось, ты вот-вот упадешь в обморок. Этот запах действовал как некая материальная сила. Он забирался человеку в нос, все глубже и глубже, а потом внезапно ударял так, что его голова откидывалась назад, а все внутренности переворачивались. Еще до того, как бедняга понимал, что, собственно, происходит, его начинало тошнить.

Все чувствовали этот мерзкий запах, но Кемпер, кажется, страдал от него меньше всех. Да, парень немножко фыркал и ерзал на своем сиденье, но руки его оставались на руле, где и должны были быть, и надо признать, он не очень-то нервничал. Просто потому, что водитель знал, чем это пахнет.

— Скотобойня, — объяснил он.

Тут до всех тоже дошло.

Это был запах смерти. Не одной смерти, а многочисленных, продуманных, сосчитанных и узаконенных убийств. Превращение жизни в смерть. Производство гибели. Производство мяса. Упаковка мяса. Все гигиенично и с соблюдением санитарных норм. Ножи из нержавеющей стали, конвейеры, доски для разделки туш, сбор отходов, старомодные крюки для мяса в современных холодильных камерах. Это символ эволюции — все науки были нужны только для того, чтобы усовершенствовать цепочку питания: создавать жизнь исключительно для того, чтобы ее уничтожить. Мясники не понимают. Они не чувствуют ужаса. Им не страшно. Выращивать и убивать, выращивать и убивать. Они пичкают скотину гормонами и антибиотиками, чтобы потом оглушить ее ударом по голове.

Сломанные кости и кровоточащие суставы. Трупный яд. Гамбургеры с пластмассовыми игрушками, которые протягивает вашему ребенку улыбающаяся продавщица. Человечество само создало ад и живет в нем. Мы думаем, что имеем право убивать четвероногих, потому что сами ходим на двух ногах и подобны Богу. Мы думаем, что человек имеет право убивать, потому что только у него есть руки, чтобы держать нож.

Эрин выглянула в окно и увидела строения мясоперерабатывающего завода. Еще до того, как она заметила скотобойню, запах вызвал у нее одно воспоминание.

— Пахнет, как от дохлой кошки, — тяжело проговорила она.

Не просто от кошки. Кошку, о которой Эрин вспомнила, она нашла у обочины дороги, когда была еще совсем малышкой. Того рыжего кота сбила машина. Голова его была раздроблена. После этого Эрин плакала несколько дней подряд. Мама пыталась успокоить ее, рассказывая про рай для умерших животных, но, судя по этой скотобойне, рай для животных уже битком набит.

— Ох, может, закурить еще сигаретку? — предложил Морган, затыкая пальцами нос. — Может, тогда будет не так противно?

Не подумайте, что Морган пытался решать с помощью марихуаны все возникающие у него проблемы. Не все, но большинство.

Фургон миновал скотобойню, и Эрин уже потеряла из виду гору разлагающихся коровьих трупов. Фургон ехал дальше, а Энди и Пеппер, встав на колени на заднем сиденье, смотрели в заднее окно. Они просто не могли отвести взгляд от этого ужасного, завораживающего зрелища. Ничего подобного оба никогда прежде не видели.

У девушки дрожала челюсть. Похоже, впервые за всю поездку она не улыбалась.

Так вот, как это выглядит… Скотобойня… Место, где убивают животных…

— И как только люди здесь работают? — удивилась она вслух. — Я хочу сказать, их должны мучить мысли о бедных коровках…

— Да черт с ними, с этими коровами, — прервал ее Энди. — Ведь приходится целыми днями дышать этой дрянью, и кстати, за минимальную заработную плату.

— Ну, да, это я и хотела сказать, — нахмурилась Пеппер. Когда они снова уселись, между ними оказалось достаточно места для того, чтобы туда мог поместиться Морган. Этой возможностью парень тут же и воспользовался: он встал, увернулся от раскачивающейся пиньяты, споткнулся и ввалился на заднее сиденье прямо между поостывшими любовниками. Он посмотрел назад, на быстро удаляющуюся скотобойню и сказал (нельзя было точно определить, говорит он серьезно или нет, но голос его звучал очень искренне):