Тот отрицательно покачал головой, и Шарли горько усмехнулся. «Да, таковы люди! Жестокая раса эгоистов. Никто не поделится с собратом по несчастью коркой хлеба, бутылкой пива, жалкой канистрой бензина». Автомобилист обернулся и прокричал:

— В десяти метрах отсюда домишко…

Чей именно домишко — не долетело до Ланжеле, автомобилист уже скрылся за деревьями. Шарли огляделся, и ему показалось, что вдалеке он видит один или два дома.

«А как же машина? Я не могу оставить машину! — подумал Шарли в отчаянии. — Придется попробовать добыть бензин». Но дорога была пуста. Вскоре показалась еле ползущая, покрытая белой, как мел, пылью машина. Ее, будто мухи, облепили орущие и, похоже, сильно пьяные молодые люди, которые ухитрились ехать даже на подножке.

«Банда хулиганов», — содрогнувшись, подумал Ланжеле, однако обратился к ним самым любезным тоном:

— Господа, не найдется ли у вас немного бензина. Я не могу тронуться с места.

Машина затормозила, заскрежетав изношенными тормозами. Парни с издевкой уставились на Шарли.

— А сколько за бензин дадите? — наконец спросил один из них.

Шарли понимал, что нужно ответить: сколько захотите, но по натуре был скуповат, не хотел показаться богатым, чтобы не раздразнить мошенников, опасался, что его обманут.

— Я готов заплатить вам разумную цену, — ответил он высокомерно.

— Нет у нас бензина, — отрезал шофер стонущей развалюхи.

И она, заурчав, тронулась дальше по пыльному проселку, а Ланжеле отчаянно замахал руками, крича вслед:

— Погодите! Остановитесь! Назовите вашу цену!

Но ответа не дождался. И опять остался один. Однако ненадолго, с наступлением сумерек в ближайший лесок потянулись другие беженцы. Те, кто не нашел себе места в гостинице, угла в частном доме, потому что все вокруг было переполнено, решили заночевать под деревьями. «Точь — в-точь летний лагерь в Элизабетвиле, — подумал Ланжеле с отвращением. — Орущие младенцы, запах пота, обрывки газет и пустые консервные банки». Какая-то женщина плакала, кто-то кричал, смеялся, отвратительные чумазые дети приближались к Шарли, и он прогонял их без единого слова, потому что не хотел неприятностей с родителями, одним только яростным взглядом. «Отребье Бельвиля, — бормотал он в ужасе. — Боже! Куда я попал?» То ли по воле случая именно здесь и оказались обитатели парижских трущоб, то ли воображение Шарля привело его в панику, но каждый мужчина казался ему законченным бандитом, а каждая женщина — проституткой и воровкой. Когда вечер сменила ночь, прозрачные июньские сумерки сгустились под деревьями в настоящую тьму с небольшими ледяными озерками там, где сквозь листву пробивался лунный свет. Каждый звук стал в потемках таинственным и пугающим: самолет в небе, припозднившиеся птицы, глухой взрыв вдалеке — то ли выстрел, то ли лопнувшая шина. Раз или два кто-то бродил вокруг машины Шарли, кто-то даже в нее заглядывал. Он слышал такие разговоры, что его прошибал холодный пот. Народ был настроен совсем не так, как хотелось бы… Говорили чаще всего о богачах, которые спасают свою шкуру и золото, запрудив дорогу автомобилями, а у бедного человека нет ничего, кроме своих двоих, на них и спасайся, а нет — подыхай! «Но сами-то они, что бы ни говорили, на машинах, — думал Шарли, — и наверняка ворованных».

Он почувствовал несказанное успокоение, когда возле него пристроилась крошечная машинка, в которой сидели молодой человек и девушка, без всякого сомнения, гораздо более культурные, чем остальные беженцы, пристроившиеся в леске. Одна рука у молодого человека была слегка изуродована, и он не прятал ее, а выставлял напоказ, словно держал перед собой написанную крупными буквами надпись: «Призыву в армию не подлежит». Девушка совсем юная, хорошенькая и очень бледная. Они поделили между собой бутерброды и скоро задремали, сидя рядышком на переднем сиденье, плечо к плечу, щека к щеке. Шарли тоже попробовал заснуть, но усталость, возбуждение и страх отгоняли сон. Спустя час его молодой сосед открыл глаза, осторожно достал сигареты, постаравшись не разбудить девушку, и закурил. Заметил, что не спит и Ланжеле.

— Очень тут неудобно, — сказал он шепотом, наклонившись к Шарли.

— Очень.

— Ну ничего, ночь пройдет быстро. Завтра проселками я надеюсь добраться до Божанси, по шоссе ведь теперь не доедешь.

— Да что вы? А почему? Впрочем, я тоже слышал, что шоссе сильно бомбили. Вам повезло, что вы можете уехать, — вздохнул Шарли, — а у меня ни капли бензина.

Он замялся и посмотрел на молодого человека.

— Осмелюсь вас попросить, — наконец сказал он. — Присмотрите за моей машиной (да нет, на вид он, безусловно, честный), а я бы сходил в соседнюю деревню, мне сказали, что там еще можно купить бензин.

Молодой человек покачал головой.

— К сожалению, сударь, в деревне нет бензина. Я забрал последний и заплатил бешеные деньги. Мне хватит только — только, чтобы добраться до Луары и проехать по мосту, пока его не взорвали, — сказал он и показал на привязанные внутри машины канистры.

— Как?! Неужели собираются взорвать мост?

— Говорят. Говорят, что на Луаре будет сражение.

— Так вы думаете, что в деревне больше нет бензина?

— Уверен, что нет. Я был бы счастлив поделиться с вами, но нам самим едва-едва хватит. Я должен отвезти свою невесту к ее родителям, в надежное место. Они живут в Бержераке. Как только мы окажемся на том берегу Луары, с бензином станет легче. Во всяком случае, я на это надеюсь.

— Так это ваша невеста? — спросил Шарли, думая совсем о другом.

— Да. Мы должны были пожениться четырнадцатого июня. Все было готово: разослали приглашения, купили кольца, платье нужно было забрать сегодня утром.

Молодой человек замолчал, задумавшись.

— Все это поправимо, — любезно утешил его Ланжеле.

— Кто знает, сударь, где мы окажемся завтра! Мне, конечно, не на что жаловаться. Я бы должен быть сейчас в армии, но с моей рукой… травма в школе… Так вот, мне кажется, что на этой войне гражданские подвергаются не меньшей опасности, чем военные. Говорят, что некоторые города… — он понизил голос до шепота, — превратились в пепел, усеяны трупами, настоящая бойня. Мне рассказывали жуткие истории. Вы же знаете, что открыли тюрьмы, сумасшедшие дома, да, да, сударь, именно так. Наше правительство потеряло голову. Мне сказали, что заключенные убили начальника тюрьмы, когда он получил приказ и приготовился их эвакуировать. И случилось это совсем недалеко отсюда, в двух шагах. Я своими собственными глазами видел ограбленные, выпотрошенные от чердака до погреба особняки. Они нападают на проезжающих, грабят автомобилистов…

— Говорите, грабят а…

— Никто не знает, что с нами может случиться во время этого бегства. Теперь нам говорят: «Лучшее, что вы могли сделать, это сидеть на месте». Спасибо, очень мило. Чтобы в твоей квартире тебя расстреляла артиллерия и разбомбили самолеты. Я нанял домик в Монфор-Ламори, чтобы провести там медовый месяц после свадьбы, а потом уж ехать к тестю и теще. Так тртьего июня он был сметен с лица земли, вот так-то, сударь, — сообщил молодой человек с негодованием.

Говорил он много и нервно, лицо у него посерело от усталости. С нежностью коснулся он щеки уснувшей невесты.

— Только бы мне уберечь Соланж.

— Вы оба так молоды.

— Мне двадцать два, Соланж двадцать.

— До чего же ей, бедняжке, неудобно, — неожиданно сказал Шарль Ланжеле с такой растроганностью, какой в жизни в себе не подозревал, голос его стал слаще меда, а сердце громко и торопливо забилось. — А почему бы вам обоим не растянуться где-нибудь на травке, чуть подальше отсюда?

— А машина?

— Я пригляжу за вашей машиной, не беспокойтесь, — пообещал Шарли с приглушенным нервным смешком.

Молодой человек колебался.

— Мы собирались уехать как можно раньше. А я очень крепко сплю.

— Я разбужу вас. В котором часу вы хотите выехать? Смотрите, сейчас без малого полночь. Я подниму вас в четыре часа.

— Вы слишком добры, сударь.