И тут что-то открывается в сердце Джеффри. Это знак, запечатленный на коже лица, вырезанный ножом и присыпанный медью. Знак, который делает юношей и девушек детьми солнца.

На лбу — знаки солнца и луны.

На щеках — крылья и хвост сокола.

Изображение неба, чтобы отмеченные им уже не знали страха, не боялись страдания. Знак, освобождающий тех, кто его носит. Враги не могут их убить, англичане не могут заковать их в цепи и заставить работать. Они создания Чуку, дети солнца.

Вдруг Джеффри чувствует головокружение. Он понимает, почему приехал сюда, в этот город, на эту реку. Словно эта тайна жгла его всегда. Словно всё, что он пережил, о чем грезил, уже ничто пред знаком, вырезанным на лбу последних аро.

Это был красный сезон, сезон ветра, от которого растрескивались берега реки. Финтан заходил все дальше и дальше, наугад. Покончив с английским и счетом, которыми занимался с May, бежал через травяное поле и почерневшие от солнца кусты, спускаясь к реке Омерун. Обожженная земля хрустела под босыми ногами. Он слушал, как эхо его шагов летит ему навстречу в безмолвии саванны.

В полдень небо было голым, никаких облаков над холмами, на востоке. Только иногда, на закате, облака набухали в той стороне, где море. Травяная равнина казалась океаном сухости. Когда он бежал, длинные отвердевшие стебли хлестали его по лицу и рукам, словно узкие ремни. Не было никаких других звуков, кроме топота его ног, стука его сердца в груди, его свистящего дыхания.

Теперь Финтан научился бегать без устали. Кожа на подошвах ног, освобожденных от башмаков, уже не была белой и нежной. Ороговела, приобрела цвет земли. Ногти обломались, пальцы на ногах раздались в стороны, чтобы лучше цепляться за землю, за камни, за стволы деревьев.

Первое время Бони насмехался над ним и его черными ботинками. Говорил, что Финтан — малыш, pikni. Остальные мальчишки смеялись вместе с ним. Теперь Финтан мог бегать не хуже других, даже по колючкам и муравейникам.

Деревня Бони тянулась вдоль устья Омеруна. Вода в реке была прозрачная и гладкая, отражала небо. Финтан никогда не видел такого красивого места. Никаких домов англичан, ни даже жестяных лачуг, как в Ониче. Причал просто из высохшей грязи, а хижины крыты листьями. Пироги вытаскивали на пляж, там же играли дети, старики чинили сети и лесы. Вверх по течению был другой пляж, галечный, где на закате стирали белье и купались женщины.

Когда Финтан забрел туда, они осыпали его бранью и забросали камешками. Смеялись, обзывали на своем языке. Тогда Бони показал ему проход через тростники, в конце пляжа.

В речной воде блестели тела девушек, очень красивых, высоких. Была среди них и одна странная, которую Бони показывал ему всякий раз сквозь тростники. Впервые Финтан увидел ее вскоре после приезда, когда еще шли дожди. Она была не с остальными, купалась немного поодаль. У нее было детское, очень гладкое лицо, а тело и грудь как у женщины. Волосы схвачены красным платком, на шее бусы из ракушек каури. Остальные девушки и дети насмехались над ней, бросали в нее мелкими камешками, косточками от плодов. Они ее боялись. Она была ниоткуда, приплыла однажды на борту пироги с юга и осталась. Ее звали Ойя. Она носила синее платье, какие дают в миссиях, и крестик на груди. Говорили, что она проститутка из Лагоса, что сидела в тюрьме. Что часто наведывается на заброшенное английское судно, старую развалину, застрявшую у острова Броккедон, посреди реки. Потому-то девушки и насмехались над ней, потому и бросали в нее плодовыми косточками.

Бони и Финтан часто приходили к маленькому пляжу в устье Омеруна, чтобы подглядывать за Ойей. Место было дикое, населенное множеством птиц — журавлей и цапель. Вечером небо становилось желтым, травяные равнины темнели. Финтан беспокоился. Окликал Бони шепотом: «Пошли! Пора уходить!»

Бони наблюдал за Ойей. Та была посреди реки, голая, мылась, стирала свою одежду. Когда Финтан смотрел на нее сквозь тростники, его сердце учащенно билось. Бони таился впереди, словно кот в засаде.

Здесь, среди воды, Ойя не выглядела дурочкой, в которую дети бросают косточками. Она была красива, ее тело блестело на свету, груди были налитыми, как у настоящей женщины. Временами она обращала к ним свое гладкое лицо с продолговатыми глазами. Быть может, знала, что они здесь, прячутся в тростниках. Она была черной богиней, прошедшей через пустыню, повелительницей реки.

Однажды Бони осмелился подойти к Ойе. Когда он вышел на пляж, девушка посмотрела на него без испуга. Просто подняла свое мокрое платье с берега и надела. Потом скользнула в глубь тростников, за которыми проходила дорога в город. Бони шмыгнул за ней.

Финтан какое-то время брел по пляжу. Предзакатное солнце слепило. Ни души, ни звука, слышался только плеск реки да время от времени короткая птичья нота. Финтан шел вперед в высокой траве с сильно бьющимся сердцем. Вдруг он увидел Ойю. Она лежала на земле, а Бони держал ее, словно они боролись. Ее лицо было запрокинуто, в расширенных глазах застыл страх. Она не кричала, только тяжело дышала, это был словно немой призыв. Вдруг, сам не понимая, что делает, Финтан набросился на Бони, стал колотить его кулаками, пинать с бессильным гневом ребенка, который пытается сделать больно тому, кто больше его. Бони отпрянул назад. Его член стоял торчком. Финтан продолжал бить, и тогда Бони яростно оттолкнул его ладонями. Голос Бони был низким, приглушенным от гнева. «Pissop fool, you gughe!»

Ойя заскользила по траве, ее платье было заляпано грязью, лицо выражало ненависть, гнев. Одним прыжком она бросилась на Финтана и укусила за руку, так сильно, что он вскрикнул от боли. Потом убежала вверх по холму.

Финтан пошел сполоснуть руку в реке. Зубы Ойи оставили глубокий полукруглый след. Вода реки сверкала металлическим блеском, верхушки деревьев размывала белая пелена. Когда он обернулся, Бони уже исчез.

Финтан бегом вернулся к «Ибузуну». May ждала его на веранде. Она была бледна, под глазами круги.

— Что с тобой, May?

— Где ты был?

— Внизу, на реке.

Он прятал укус. Не хотел, чтобы она узнала, стыдился. Это была тайна. Бони наверняка никогда уже не придет в «Ибузун».

— Я тебя больше не вижу, ты все время уходишь. Знаешь, твой отец не хочет, чтобы ты водился с этим мальчиком, с этим Бони.

May знала Бони. Видела его на молу, когда он помогал своему отцу выгружать рыбу. Элайдже Бони не нравился. Но Элайджа был чужак с побережья, из Дегемы, из Виктории.

Финтан пошел в свою комнату, взял заветную тетрадку и продолжил писать ДОЛГОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. Теперь чернокожая царица звалась Ойей, это она правила большим городом, в который попала Эстер. Ради нее он писал на пиджине, изобретал язык. Говорил знаками.

May зажгла керосиновую лампу на террасе. Смотрела в ночь. Ей нравился приход грозы, это было облегчением. Она слышала, как «форд» преодолевает подъем к «Ибузуну». Как тогда, на следующий день после их прибытия в Оничу. Они были одни в ночи. Крепко обнимали друг друга, ослепленные вспышками, медленно считали секунды.

Сэбин Родс жил на другом конце города, над старым причалом, где рыбаки вытаскивали пироги на илистый берег. Обитал в своего рода замке из дерева и листового железа, выкрашенном в белый цвет. В первый раз Финтан вошел в его жилище вместе с May, вскоре после их приезда. Джеффри тогда бывал у Родса почти ежедневно. Приходил заглянуть в книги и карты для своего исследования. У Сэбина Родса в библиотеке имелось немало изданий по археологии и антропологии Западной Африки, а также коллекция предметов и масок из нигерийского Бенина и даже из сенегальского Бауле.

Сначала May забавляли встречи с Родсом: Сэбин, как и она сама, не слишком-то вписывался в респектабельное общество Оничи. Но потом она вдруг очень сильно его возненавидела; Финтан так и не понял почему. Перестала сопровождать Джеффри, когда тот шел к Родсу, и даже запрещала ходить туда Финтану, без всяких объяснений, тоном резким и решительным, который появлялся у нее, когда ей кто-нибудь не нравился.