Администрация тюрьмы была удивлена, когда заключенный попросил разрешения получить уставы русской армии, военные учебники, курсы лекций, читавшихся в Академии Генерального Штаба. Неужели этот больной человек готовит себя к военной карьере? На что он надеется? Но необычная просьба была выполнена.

Дни в тюрьме проходят быстро, до предела заполнены работой. Одно беспокоит: как перебивается Нина? После возвращения из Швейцарии она работала в издательстве; сейчас издательства нет, помощи можно ждать только от сестер. К тому же она готовится стать матерью.

Нину Августовну в свою очередь беспокоит его здоровье. При коротких свиданиях она все чаще останавливает тревожный взгляд на его осунувшемся посеревшем лице, замечает, как при резких движениях Николай Ильич старается скрыть внезапно появляющуюся боль. Он успокаивает, шутит.

Луч солнышка, пробившийся в узкое окно под потолком, шум дождя, морозные узоры на стекле — по этим приметам узник узнает смену времен года. Прогулки по площадке, огороженной высоким забором, не дают особых впечатлений.

В Новый год камера прибрана особенно тщательно; передали подарки от друзей. В пакетиках еще сохранилась морозная свежесть. В этот день можно дать себе отдых, что-то вспомнить, помечтать…

Вскоре узнает: родилась дочь. Как и условлено ранее, назвали Олесей. Когда-то придется ее увидеть?..

А со здоровьем что-то и в самом деле неладно. Ни гимнастика, ни обтирания холодной водой не изгоняют вялость, появилось головокружение.

Снова скупой луч солнышка в окне, шум дождя с ветром. Начинается осень. Здоровье совсем подводит. Наконец в тюремной конторе ему объявляют: он переводится в Вильненскую крепостную больницу «на испытание» — начальство все еще считает его болезнь симуляцией.

Только в больнице Николай Ильич узнает, какие нечеловеческие усилия прилагала Нина, добиваясь его освобождения. В Вильно она приехала с доктором Викторовым, который обследовал Подвойского еще в Ярославской тюрьме. Он дал заключение о тяжелом состоянии узника, о необходимости его немедленного освобождения.

Нина Августовна не могла дождаться, когда освободят мужа, — маленькую дочь она оставила на попечение сестры, а у Ольги Августовны своих малышей трое. Вильненские товарищи убедили ее, что все обойдется хорошо, можно уезжать спокойно.

В Лунево, куда они направлялись, Подвойского сопровождал Михаил Кедров, тоже незадолго до этого освобожденный из тюрьмы. От Петербурга до Рыбинска добирались поездом, потом сели на пароход.

В Ярославль прибыли засветло. Во время стоянки поднялись по лестнице на набережную, прошли до Стрелки. Все такие же широкие дали на левом берегу, все такой же захламленный правый берег. И каменная мрачная коробка тюрьмы, камера с видом на Волгу — только ни разу не пришлось увидеть ее — закрывали деревянные козырьки на окнах.

В сквере лицей, неоконченное учебное заведение. И столб с глобусом — место студенческих сходок. Шум, споры… Молодость! Как давно это было… Да и правда: Кедрову сейчас за тридцать, отец троих детей, Подвойскому — двадцать девять. Серьезнее стали, сдержаннее.

— Как будто снова побывали в студенческих тужурках, — сказал Михаил, думая, видимо, о том же. — Немного грустно…

Вскоре после Костромы Кедров стал собираться. Договорились с капитаном, чтобы около Лунева их высадили в лодку. Михаил был нагружен свертками, картонками — вез заказы домашних. Ночь — ни зги не видно, на небе ни единой звездочки. Собирался дождь. Подвойский напряженно вглядывался во тьму. Но Михаил как-то угадывал, где плывут. Заметив на воде пляшущий неяркий свет, сказал с плохо скрытым волнением:

— Наши, Никола! Видишь, встречают?

Пароход сбавил скорость. Лодка заходила с правой стороны. Значит, Лунево на правом берегу.

На носу лодки сидел с зажженным фонарем человек с бородкой, в кепке. Он поднял фонарь выше, и Николай Ильич разглядел на корме жену, она зябко кутала плечи теплой шалью, ему показалось, что лицо ее залито слезами. Теперь, когда фонарь был поднят, он узнал и бородача. Это был брат Нины Александр Августович.

Кедров передал лодочнику свои свертки, спрыгнул сам, помог сойти вдруг ослабевшему Подвойскому. Николай Ильич, неуверенно балансируя, перебрался на корму. Увидел рядом милое лицо Нины, она порывисто прижалась к нему.

В Луневе Подвойский быстро окреп. Он много катался на лодке, ходил в лес. Часто приезжали друзья Кедровых и Подвойских, привозили свежие новости, одну важнее другой. Не время быть в бездействии!

Въезд в Петербург Подвойскому был запрещен. Поэтому он едет в Ярославль. Подает прошение о зачислении в лицей для окончания полного курса. Новое лицейское начальство, прежде чем ответить «да» или «нет», запрашивает у охранного отделения справку о нем.

Справка не замедлила: «…принадлежал к числу членов Северного комитета, являлся одним из выдающихся руководителей Ярославской организации РСДРП, принимал участие во всех революционных выступлениях. В октябре 1905 года за полотном железной дороги у Московского вокзала на собрании забастовавших рабочих призывал к вооруженному восстанию, тогда же был арестован, но на следующий день освобожден вследствие предъявленного требования депутацией от митинга в лицее. Через два дня в лицее был опять митинг (5000 человек) — участвовали делегаты от железнодорожных мастерских, учащиеся, студенты, рабочие, — Подвойский произнес революционную речь. 19 октября принимал участие в демонстрации и был избит, помещен в губернскую больницу, откуда бежал и скрылся за границу вместе с подлежавшей аресту Дидрикиль».

Характеристика исчерпывающая. Демидовский юридический лицей был закрыт для него. Некоторое время он пытается закрепиться в Костроме, но вскоре получает назначение в Бакинскую организацию.

В 1912 году Центральный Комитет партии принял решение о создании ежедневной массовой политической газеты «Правда». Подвойского отзывают из Баку и вводят в редакцию. В его обязанности входило финансовое обеспечение газеты, он напряженно работает в отделе рабочей хроники, занимается распространением тиража. Подвойский организует транспортировку нелегальной литературы из-за границы, ведет переписку с ЦК и Лениным, с депутата-ми-большевиками Государственной думы.

Для большей безопасности Николай Ильич с семьей переселяется на станцию Куоккала (Репино), в Финляндию. Здесь запрещались ночные обыски, ограничивалось вмешательство русской полиции. Сюда на имя Подвойского шли письма, среди них немало ленинских.

Много позднее в журнале «Пролетарская революция» было напечатано письмо Крупской Подвойскому. В предисловии к нему говорилось: «Это письмо, посланное из Кракова, являющегося в 1913 году местопребыванием наиболее ответственных руководителей нашей партии во главе с тов. Лениным в Петербург на имя Подвойского, неизменного адресата ЦК из заграницы в этот период времени»[2].

С началом мировой войны у большевиков остался единственный печатный орган — журнал «Вопросы страхования». Редактирует его Подвойский. Одновременно он руководит больничной кассой Путиловского завода.

Нужно было использовать любую возможность для сплочения рабочих, разъяснения сущности войны, политики царизма. Нет возможности говорить словами — используй цифры, они часто действуют сильнее. К цифровым сведениям о прибылях давались пояснения, печатались в журнале и статьи, в том числе ленинские.

…Бежавший из ссылки Фрунзе (Арсений) прибыл в Петроград. На нелегальной явке встретил старого товарища Д. Павлова, рассказал о своем положении.

Тот написал записку.

— Пойдешь в больничную кассу путиловцев. — Заметив, что Фрунзе недоуменно смотрит на него, пояснил: — В нынешнее время больничная касса служит хорошим прикрытием для нашего партийного центра. Заправляет там Подвойский. Да ты его должен знать по Иваново-Вознесенску.