ударил по лесу джаз. Тотчас к Богдану подсел Шуруп со своей четверкой. Подошли и Фимка с Димкой. Один зачем-то принес толстый длинный прут, фанеру и кусок проволоки, другой — дешевый маленький транзистор.

— Включай и ты! — приказал Богдан.

Димка включил транзистор. Передавали какую-то симфонию. Звуки переплетались. Эта смесь мало напоминала музыку, но мальчишки сидели с блаженным видом. Фимка и Димка вынули перочинные ножи и начали мастерить что-то из проволоки и гибкого прута.

По просеке носился Вовка Самоварик с фотоаппаратом. То и дело слышались его лозунговые выкрики:

— Стройка коммунизма!.. Растет и ширится соцсоревнование!..

Снял Вовка и компанию Богдана, не забыв крикнуть:

— На заслуженном отдыхе!

Сергей Лагутин давно прекратил бы устроенный Богданом концерт. Но он помнил две фразы, которые сказал ему после обеда комиссар Клим:

— Тебе ведь не только командовать, — тебе и жить с ними.

Сергей понял их по-своему: комиссар боится за него. Таким хулиганам ничего не стоит сговориться и ночью в палатке проучить своего командира, устроить ему «темную». Сергей надеялся на свою силу и ловкость и все-таки после слов комиссара решил поменьше горячиться, потому и не сразу прервал дикий концерт. Он ждал, когда мальчишки из других отделений унесут из общей кучи свое имущество.

Но вот поволокли вниз по просеке последний тюк. Осталось только то, что принадлежало первому отделению. И тогда Сергей подошел к компании Богдана, одной рукой выключил магнитофон, другой — транзистор.

— Кто умеет ставить палатки?

— Лично я, — Богдан снова включил магнитофон, — уже высказывался по этому вопросу.

Сергей медленно сосчитал в уме до трех, чтобы не накричать, и опять выключил магнитофон.

— Я тоже высказывался по этому же вопросу — обещал научить тебя. И научу!

— Не возражаю. — Богдан подсунул рюкзак под голову и закинул ногу за ногу. — Приступайте, пожалуйста!

Чтобы не сорваться, Сергею пришлось теперь считать про себя до пяти.

— Сейчас приступим!.. Вставайте!.. Кто не умеет — будет подсобником, а вторую палатку поставите сами.

Мальчишки вставать не торопились, ждали, что скажет Богдан.

— Шуруп! Забирай своих шурупчиков — и давай! — разрешил он. Его устраивала эта роль. Получалось, что Сергей Лагутин приказывал, а Богдан, как высшая инстанция, подтверждал его приказание. — Вставайте! Надо же помочь командиру!

Сергею пришлось бы считать до ста, чтобы избавиться от жгучего желания ударить кулаком в вежливо-ехидную физиономию Богдана. Хорошо, что подошел сержант Кульбеда. Он поглядел на взвинченного до предела Сергея, на Богдана и по-стариковски прокряхтел:

— Э-э-эх! Нет на вас гвардии старшины Грехопуда!

— Нам и Микропоры хватает! — хохотнул Богдан.

Как и тогда, в строю, мальчишки, увидев добродушную улыбку на рябом лице сержанта, дружно засмеялись.

— Идите, идите, — поторопил их Богдан. — Под дождем плохо без палатки.

— Вот это разговор! — Кульбеда козырнул Сергею Лагутину. — Веди нас, командир!

Сергей пошел к вещам. За ним — сержант с Шурупом. Чуть погодя, пошли туда и остальные, кроме Богдана и Димки с Фимкой, которые продолжали увлеченно мастерить что-то вроде большого полутораметрового лука.

Кульбеда оглянулся.

— Ты музыку-то включи. Будь сегодня за культработника да хоть одним глазком поглядывай, как ее ставят — палатку эту. Авось пригодится!

Богдан включил магнитофон, но уменьшил громкость звука.

Распаковав часть вещей, мальчишки вооружились лопатами, топориками и принялись за расчистку площадки под палатку. Вскоре к ним присоединился и Славка Мощагин. В трех других отделениях все шло нормально.

Командиры и юные дзержинцы сумели организовать работу. И не случайно сержант Кульбеда и Славка Мощагин оказались в первом отделении — самом трудном и не подкрепленном юными дзержинцами.

Расслабленно и томно пел саксофон. Гришка Распутя будто спал с открытыми глазами. Маятником раскачивался на пеньке Забудкин. Димка и Фимка, натянув тетиву из проволоки, резали из фанеры длинную плоскую стрелу. Богдан лежал на спине и всякий раз, когда мимо с каким-нибудь грузом проходил командир отделения, усмехался. А Вовка Самоварик, кривоногий и кругленький, мячиком катался по просеке, стараясь поспеть всюду. Не прозевал он и тот момент, когда мальчишки с помощью сержанта Кульбеды и Славки Мощагина по команде Сергея Лагутина установили основные опоры и палатка поднялась над выровненной и очищенной площадкой.

— Еще одна советская семья вскоре справит новоселье! — изрек он, сфотографировав этот момент.

Пленка у Вовки кончалась — остался один кадрик. Он повертел круглой головой и подкрался к Забудкину. Аппарат щелкнул.

— Кающийся грешник!

Забудкин показал острые мелкие зубенки.

— Изыди!

— Изышел! — подмигнул ему Вовка и покатился вверх по просеке.

У него было в запасе несколько пленок. Но где перезарядить фотоаппарат? Вовка надеялся найти темное местечко около кухни — в какой-нибудь кладовке без окон. Докатившись до штабной поляны, он наткнулся на комиссара. С чертежом и колышками в руках Клим вымерял шагами ширину поляны и втыкал колышки в землю — отмечал расположение будущей трибуны и точку, где надо установить флагшток. Воткнув очередной колышек, Клим выпрямился.

— Ты куда?

— Надо перезарядить, — Вовка пощелкал по аппарату, — а темноты нигде нету.

Клим цапнул себя за бороду.

— Ну надо же! Забыл!.. Хотел в столовой сказать про мастерскую — и забыл!.. Там ведь все есть!

— И проявитель? — не веря в удачу, спросил Вовка.

— Даже закрепитель.

— Подержите! — Вовка протянул Климу фотоаппарат, подпрыгнул, перевернулся, встал на руки и, согнув ноги в коленях, свободно засеменил на руках к мастерской. — Идемте скорей!

Клим засмеялся, догнал Вовку и поставил его на ноги.

— У командира отпросился?.. Проявлять — время потребуется, а они палатки ставят. Не пустят тебя под крышу, скажут — не работал.

У Вовки глаза повлажнели от огорчения. Климу стало жалко этого забавного мальчонку.

— Ну, хорошо! Беру грех на себя!.. Идем — покажу лабораторию.

Клим помнил личные дела почти всех мальчишек, знал, кто и за что направлен в этот лагерь. В деле Вовки Самоварикова вина указывалась в очень туманных выражениях: неуважительное отношение к старшим, оскорбление завуча, мелкое хулиганство. Как ни старался Клим вспомнить что-нибудь конкретное о Вовкиной провинности, в памяти ничего не всплывало. Уже подходя к мастерской, Клим спросил:

— Слушай, Володя! Не могу вспомнить, что ты там вытворил в школе?

— Можно не сегодня?

— Нет настроения?

Вовка надул щеки и почему-то сердито взглянул на фотоаппарат, который все еще был у Клима.

— Держите его покрепче, а то я как трахну — все линзы по лесу раскатятся!

Клим с шутливой поспешностью спрятал аппарат за спину.

— Не надо!

— Не буду! — Вовка вздохнул. — Это я сгоряча!.. Просто мы с ним в разных весовых категориях оказались.

— С аппаратом?

— Не выпытывайте! — Вовка снова надул щеки. — Все равно не поверите. Как все!

И Клим больше не расспрашивал Вовку.

На мастерскую шефы не пожалели ни труда, ни денег. Она была оснащена всем, что нужно для столярных, слесарных, электротехнических работ. Широкий светлый коридор проходил из конца в конец по всему зданию. Слева — окна, справа — двери с номерами и табличками: «Слесарный цех», «Столярный цех», «Ремонт обуви», «Швейная мастерская». В это здание ток уже был подведен — включай любой станок, машину и работай.

Но Вовку волновало другое. Опередив Клима, он пробежал мимо первых четырех дверей, остановился у пятой с табличкой «Фотолаборатория» и толкнул ее, но дверь не открылась.

— Сейчас! — Клим позвенел связкой ключей. — Покажешь потом снимки?

— Куда я денусь! — от нетерпения Вовка переступал с ноги на ногу. — А бумага там есть?

Клим молча открыл дверь. Вовка перешагнул порог и замер. Он бывал в разных фотокабинетах — и в скромном школьном, и в районном — при Доме пионеров и школьников, и в самом богатом — во Дворце пионеров. Но нигде он не видел такого продуманного удобства. На окнах — подтянутые кверху черные шторы, лампы дневного и красного света, длинный стол 6 новенькими фотоувеличителями, несколько водопроводных кранов, над ними — пока еще пустой бак для воды, стеллажи с кассетами и ванночками, вдоль стен — закрытые шкафы.