Наконец он слез, а парус пополз к облакам, но на полпути застрял, нипочем не сдвинуть, даром что длинный Норрис даже повис на канате. Это мешал бакштаг; его отдали, рей освободился, и теперь все хорошо.

Лодка плавно набирает ход, стрелка у слияния Тигра и Евфрата уже далеко позади. Вокруг нас на бешеной скорости снуют два маленьких катера с телеоператорами — дорвались парни до работы. Машем им руками: «Счастливо оставаться!»

БЛАГОЛЕПИЕ

Катера отстали. Мы были одни посреди широкой реки.

Не совсем одни: прямо на носу фырчала моторка — знатоки фарватера Шатт Эль-Араба указывали нам путь.

Имелся лоцман и у нас на борту — бравый Али высился на мостике и чисто символически подруливал, соседним же рулем владел Карло, и я ему слегка завидовал — шутка сказать, первая вахта!

Наступило сладостное чувство начала дороги, когда после всех волнений, суматох, неурядиц осознаешь: вот оно то, к чему стремился. Вода журчит, снасти поскрипывают, и хочется быть смелым и добрым и для друзей найти какие-то замечательные слова.

По берегам, поросшим пальмами, толпились дети и взрослые, приветствуя наш славный ковчег. Тур сказал: «Смотри, им приходится бежать, чтобы поспеть за нами, значит, мы идем довольно быстро».

«До сих пор не верю, что мы стартовали».

Тур кивнул: «Я тоже».

НЕДОЛГО МУЗЫКА ИГРАЛА…

Сейчас в это уже совсем не верится, потому что мы давно не плывем, а стоим. Путешествие вышло кратким, из-за чего — расскажу завтра. Сегодня сил нет и настроения. Сумерничаю на палубе за нашим роскошным столом и думаю о Ксюше, как там она, бедная. Она махала мне, пока я мог ее видеть…

Ладно хоть дождя нет и река спокойная, не качает. Зато одолевают москиты.

Утро вечера мудренее. Пойду спать.

ОВАЛ В КВАДРАТЕ

Минули сутки. Опять вечер, и все тот же берег у деревушки Шафи, к которому приткнулась наша лодка.

На шоссе мигают фарами машины, невдалеке арабы с мотобота запалили костер, слышно, как переговариваются, а у нас на «Тигрисе» — тишина. Карло возится на кухне, Герман и Рашад ему помогают, Норман и Детлеф кемарят в хижине. Тур сидит рядом за столом и пишет. Норрис, Тору и Асбьерн притихли в своем носовом «люксе»…

Грустное положение. Казалось бы, все элементы экспедиции налицо — лодка, река, экипаж, — а плыть не можем.

Вчера приключилось вот что. Мы проходили место, где Шатт эль-Араб делает повороты, и нас стало ветром прижимать к левому берегу. Схватились за рули, резко повернули, их заело. К счастью, арабы на мотоботе оказались проворнее нас, они проскользнули между лодкой и берегом и буквально отпихнули «Тигрис» на свободную воду.

Одну излучину кое-как проскочили, в следующую — не вписались совершенно. Врезались в мелководье, противно затрещало, упершись в грунт, левое рулевое весло, — кинулись к нему, стали пытаться приподнять, но мешала путаница веревок. Все же мы приподняли его чуть-чуть, и весло тут же заклинило — оно село на одну из продольных ограничивающих балок. Дима, Карло, Тур, Норман и я пытались освободить весло. Наконец, удалось ослабить веревки внизу и вверху, и стали пытаться приподнять. Люди, стоявшие на берегу, отталкивали нас, тут же подоспел мотобот, взял на буксир, оттянул.

Отлично управляемся, нечего сказать.

Если помните, я в свое время сетовал, что круглому стержню весла в квадратной уключине будет плохо. Теперь ясно, что я был еще чересчур оптимистичен. Имеем в сечении не круг, а — слава столяру Цилиху! — овал, то есть в квадратном отверстии находится сплющенная жердь, и она, естественно, под напором воды норовит лечь на плоскую свою сторону. Не руль — автопилот какой-то. Куда же с ним в океан?!

Надо останавливаться и решать, что делать. Выбрали подходящий бережок, спустили парус, бросили носовой якорь, притулились с помощью арабов и стоим.

Тур сидит задумчивый, невесело ему, нам тоже. Но в принципе ничего страшного нет. Мы остановились, как пешие походники останавливаются, отойдя километр-другой, пригнать снаряжение, разобраться с обувью, переложить рюкзаки.

ДОМ НА КОРМЕ

Предыдущие строки я писал на палубе, при луне, — никогда, кстати, не подозревал, что при лунном свете так в охотку пишется. Закрыл тетрадь, полез в хижину спать, а там горят две керосиновые лампы: одна — под потолком, как люстра, другую подвесил над своим изголовьем Эйч-Пи, он чинит свои водонепроницаемые штаны и как раз собрался с помощью куска проволоки вдевать в них резинку.

Эйч-Пи — Ганс Питер — нравится мне все больше и больше, он немногословен, аккуратен и исполнителен.

Его спальное место рядом с моим, затем — Детлеф, далее — в углу — Норман. Мы, четверо ветеранов, устроились в каюте, как на «Ра»: Тур, Норман и я — по углам, Карло — рядом с Туром. Угол, где на «Ра-1» спал Сантьяго, а на «Ра-2» Кей, сейчас занимает Герман Карраско.

Четыре метра вширь, три — вглубь. Камышовые стены, пол из багажных ящиков, снаружи — шорохи, потрескиванья; закроешь глаза — все, старые добрые времена вернулись, ты на папирусном кораблике.

Только там не было второго входа, с левого борта. И не было другой хижины, поменьше, носовой. В ней спят Асбь-ерн, Тору, Рашад и Норрис. Дима Кайгородов обосновался на свежем воздухе, на крыше: у него гнездо из брезента и спальные мешки.

ГДЕ ГВОЗДИ?

Сегодня с утра Рашад и Дима съездили в Эль-Курну — удивительно дальняя поездка! Кроме шуток, нам уже представляется, что Эль-Курна далеко-далеко! — и привезли все оставшееся на стройплощадке дерево. Оно нам пригодится.

После обеда Рашад и Карло поехали в Басру (не менее дальняя поездка, когда еще до Басры доберемся) за канатами, кухонной утварью и, главное, за кожей.

Кожа необходима, чтобы обить ею весла и уключины, уменьшить трение, хотя бы в качестве полумеры. Кожу достать трудно. Три недели назад мои земляки, руководители стройки в Насирии, Дмитрий Григорьевич Петровнин и Николай Петрович Павлов, презентовали нам кучу всякого полезного добра: матрацы, полотенца, одеяла, деревяшки, — я об этом писал, — и там в числе прочего была кожа, приличный кусок, толщиной в палец, но ей мы не обойдемся, не хватит.

В ожидании, пока интенданты вернутся, Тур занялся подготовкой фронта работ. Для прибивания кожи нужны гвоздики, и они у нас имеются — опять-таки мой земляк и тезка из Басры Юра Ишиян подарил нам два пакетика латунных гвоздей. Их как величайшую ценность хранил сам Тур — и вот они куда-то запропастились.

Тур, перерыв раз пять свое хозяйство, донял окружающих расспросами: «Где гвозди? Сейчас привезут кожу, куда делись гвозди?» Кожи, правда, Рашад и Карло не привезли, не нашли в лавках, но Тур по инерции продолжал рыться и расспрашивать. Наконец, он наткнулся на Германа, и Герман гордо ответил, не замечая, что глаза Тура становятся белыми от ярости: «Я все гвозди выбросил за борт!»

Он имел в виду совершенно другие гвозди, о которых стоит рассказать отдельно, поскольку они помогут понять, что собой представляет наш «Тигрис».

ШУМЕРЫ И ПЛАСТИК

Не в пример нам, доморощенным умельцам, мастера-плотники, придя на «Тигрис», смело применяли профессиональную технологию. Они рассудили, в частности, и вполне справедливо, что гораздо удобнее и быстрее, чем мучиться над связываньем того же стола, наживить его детали гвоздями, скрепить начерно, а затем уже стянуть веревкой и гвозди вынуть.

Это походило на то, как ест ребенок: зачерпнет ложкой и тут же лезет в ложку пальцами. Причем по молчаливому уговору мы все притворялись, что ложки как бы и не было. Тур, инспектируя палубу, ворчал: «Почему валяются гвозди? На «Тигрисе» не может быть гвоздей! Древние шумеры гвоздями не пользовались! Проржавеют, попортят тростник — выбросить их прочь!» Что и выполнил