— Значит, они так и не развелись?
— Развелись, потом, через несколько лет. Отец сам не стал подавать на развод, он был вообще против разводов. Но когда от нее пришел запрос, он не возражал и постарался оформить все как можно быстрее, чтобы не причинять ей неприятностей.
— Она, наверное, вышла второй раз замуж?
— Да, она еще раз была замужем, но недолго. Тот тип сразу исчез, когда выяснилось, что деньги, за которыми он охотился, принадлежат не матери, а моей сестре: отец положил деньги на имя сестры до ее совершеннолетия.
— Но слушай, Дан, тебе, наверное, очень тяжело будет знакомиться, говорить с ними при таких обстоятельствах?
— Да, нелегко. Самое трудное, что выпадало мне в жизни.
— Тогда зачем тебе туда ехать? Надо было как-то объяснить отцу…
— Да он и сам понимал, каково мне к ним ехать, когда просил меня. Но это было его последнее, предсмертное желание, и я не мог отказать.
— Так твой отец что, умер? О, Дан, я не знал! Прости!
— Да, умер, две недели назад. Он долго болел. Видимо, сказались все страдания и переживания.
— Господи! Я тебе сочувствую, поверь. Я понимаю, кем был для тебя твой отец. Он был настоящий джентльмен, каких мало. Я тебе даже завидовал, мне хотелось, чтобы у меня тоже был такой отец, как у тебя. Ты же знаешь — я своего отца не помню. Он умер, когда я был еще младенцем. Но, Дан, я боюсь за тебя. Стоит ли ехать туда сейчас? Это только усугубит твое горе.
— Да, наверное, — согласился Дан с печальной улыбкой. — Но отец завещал мне это сделать, сам он не мог этого сделать, вообще это было невозможно при его жизни, так уж сложились обстоятельства.
Брюс с удивлением посмотрел на него:
— Прости, но, боюсь, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. Должен признаться, я в подобных обстоятельствах послушался бы внутреннего голоса и, наоборот, держался как можно дальше от всего этого.
— О, не могу с тобой не согласиться, — сказал Дан, задумчиво глядя вдаль. — Если бы я слушал свое сердце, я ни за что бы не поехал к ним, даже не подумал. Но, понимаешь, это дело, важность которого измеряется мерилами не нашей земной жизни, а вечности. Отец никак не мог избавиться от того, что лежало у него на совести, как он думал. И он попросил меня помочь ему. Я не мог ему отказать.
— Ты серьезно? — Несмотря на удивленное выражение лица, глаза Брюса блестели от любопытства.
— Да, дело в том, что отец в последние годы пришел к Богу, и я знаю, он укорял себя за то, что не узнал Его раньше. Он чувствовал на себе бремя ответственности за моих мать и сестру. И в то же время, из-за этих сложных обстоятельств, не мог сам поехать к ним и объясниться. Он был бы неверно понят, и это на корню погубило бы его замыслы. Тем более учитывая, что у нее был другой муж. На самом деле я не знаю, что там происходит. Мне предстоит это выяснить. Слухи до нас почти не доходят.
— Но послушай, дружище, разве в таком деле тебе не понадобится дружеская помощь? Я буду рад сделать все, что в моих силах. Я могу все это как-нибудь устроить… ну, через кого-то другого, и тебе не придется самому мучиться. А если выяснится, что обстоятельства не в твою пользу, ты сможешь и вовсе оставить это и избежать еще больших недоразумений.
Дан покачал головой.
— Спасибо, но не могу согласиться, — с благодарностью, но твердо сказал он. — Мне надо ехать самому, ты ведь знаешь, что я буду не один. Бог поможет мне. Если бы не это, я бы вообще не брался за такое. Если бы отец не знал, насколько Бог для меня реален, насколько я ощущаю Его поддержку и направляющую силу, он бы не просил меня. Но теперь это мой долг, и я его выполню. Спасибо тебе от всего сердца. Я обязательно попрошу твоей помощи, если будет трудно.
— Я просто подумал — было бы удобнее, если бы ты заранее знал об обстановке в их доме.
— Но я вовсе не стремлюсь облегчить свою задачу, понимаешь? — Дан посмотрел на друга с недоумевающей усмешкой. — И потом, я не уверен, что моя миссия станет легче, если выяснятся какие-то подробности. Наоборот, тогда я, наверное, струсил бы, развернулся и убежал. Мне и так известно слишком многое, что лишает меня душевного спокойствия.
— Ну хорошо. А теперь скажи мне, Дан, что же ты собираешься сделать? Проповедовать Евангелие непутевой семейке?
— Нет, не проповедовать, — решительно ответил тот. — Скорее исполнить на деле евангельские заповеди. Приеду, посмотрю, и, если Господь захочет, Он откроет мне Свою святую волю. А если нет — я просто уеду домой.
Брюс поморгал, будто не узнавал приятеля.
— Слушай, дружище, это поразительно. Я всегда считал, что ты отличный человек, а теперь еще раз убедился.
— Да ну, перестань. Я, наоборот, обнаружил, какой я трус. Но зато я понял теперь, что и это можно преодолеть ради другого.
— Да, это верно, — подтвердил Брюс с живостью. — А теперь скажи, где ты собираешься жить, когда приедешь на Восточное побережье? В доме матери? Может, мы на какое-то время поселимся вместе?
Дан просиял.
— Это было бы просто отлично! — сказал он. — Нет, я не стану им навязываться, мать не знает, что я приезжаю. Я хотел бы жить отдельно, пусть даже это будет скромная квартирка под чердаком. К тому же ничего роскошнее я себе позволить пока не могу.
— Ну, значит, решено! — радостно объявил Брюс. — Я через знакомых заранее снял квартиру в довольно приличном районе. Конечно, не люкс, но приглашаю к моему шалашу. Разумеется, все расходы несу я. Я буду только рад, если ты согласишься пожить у меня. Ты ведь знаешь — мне везде хорошо, если ты рядом! Четыре года в колледже мы отлично ладили, и я всегда, всю жизнь дорожил твоей дружбой.
— Ого! Что-то ты далеко замахнулся, брат, — аж на всю жизнь!
— Серьезно! — воскликнул Брюс. — Я же не только что это придумал. Я понял это еще в колледже. Помнишь, когда ты отказался от стипендии, чтобы она досталась парню, который столько работал ради этой стипендии. Я часто замечал — ты поступал бескорыстно, и при этом всегда бывал так счастлив, словно тебе вручили первый приз. Я сначала не понимал, почему ты так поступаешь, по потом, когда ты рассказал мне про своего Бога, я все понял. Знаю, знаю, ты станешь отрицать. Потому что не любишь, когда тебя хвалят. Ну, считай, что это любовь, если тебе так спокойнее. Но я знаю, я хорошо понимаю — это не ты сам, это твой Бог живет и действует в тебе. И поверь мне, это очень заметно. И в тот миг, когда я увидел, как сияет твое лицо от радости за другого, я впервые понял, почему Христос захотел стать моим Спасителем.
— Брюс, мне очень приятно это слышать. Лучшей похвалы и придумать невозможно — что ты увидел Его во мне!
— Но ведь это правда! — горячо заверил его друг. — А теперь, старина, позволь мне помочь тебе, чем я только смогу. Тебе предстоит нелегкое время, если ты намерен исполнить волю отца. Помни, что я с тобой, во всем и всегда. Если появится нужда во мне — что угодно, — только скажи. А пока я могу за тебя молиться!
— Отлично, дружище! Я этого не забуду. Я почему-то уверен, что мы не случайно оказались с тобой в одном поезде.
Они помолчали немного, глядя на поля за окном, озаренные уходящим солнцем. Потом Брюс заговорил снова:
— Дан, а что будет с твоей работой? Ты ведь был на хорошем счету?
— Да, — откликнулся тот, — и мне нравится моя работа. Пока не ясно, как все сложится. Я объяснил, что у меня есть неотложное поручение отца и я не знаю, сколько это займет времени. Меня отпустили и просили дать знать, если я задержусь надолго. Вообще они молодцы — согласились, чтобы я оставался там сколько понадобится, и даже дали рекомендательные письма к коллегам в Нью-Йорке. Так что, если придется задержаться, я смогу найти временную работу.
— Очень разумно. А как твоя девушка? Марджери, кажется? Вы еще встречаетесь?
— Нет, мы… нет, — пробормотал Дан.
— О, старина, тысяча извинений! — вздохнул Брюс. — А я-то думал, дело шло к свадьбе.
— Да? — переспросил Дан. — Одно время мне и самому так казалось. А потом начались каникулы, потом отец заболел. Я, естественно, стал почти все время проводить с ним. А она поехала в путешествие, на несколько месяцев, и написала мне, что выходит замуж за парня, которого знала раньше, до меня, и они обручились. Вот такая история!