между танцующих фигур?

И как помада на окурках,

на смятых пальцах

маникюр.

1967

Флорентийские факелы

З. Богуславской

Ко мне является Флоренция,

фосфоресцируя домами,

и отмыкает, как дворецкий,

свои палаццо и туманы.

Я знаю их. Я их калькировал

для бань, для стадиона в Кировске,

спит Баптистерий, как развитие

моих проектов вытрезвителя.

Дитя соцреализма грешное,

вбегаю в факельные площади,

ты — калька с юности, Флоренция!

Брожу по прошлому!

Через фасады, амбразуры,

как сквозь восковку,

восходят судьбы и фигуры

моих товарищей московских.

Они взирают в интерьерах,

меж вьющихся интервьюеров,

как ангелы или лакеи,

стоят за креслами, глазея.

А факелы над черным Арно

необъяснимы —

как будто в огненных подфарниках

несутся в прошлое машины!

Ау! — зовут мои обеты.

Ау! — забытые мольберты,

и сигареты,

и спички сквозь ночные пальцы.

Ау! — сбегаются палаццо,К—

авансы юности опасны! —

попался?!

И между ними мальчик странный,

еще не тронутый эстрадой,

с лицом, как белый лист тетрадный,

в разинутых подошвах с дратвой —

здравствуй!

Он говорит: «Вас не поймаешь!

Преуспевающий пай-мальчик.

Вас заграницы издают.

Вас продавщицы узнают.

Но почему вы чуть не плакали?

И по кому прощально факелы

над флорентийскими хоромами

летят свежо и похоронно?..»

Я занят. Я его прерву.

Осточертели интервью.

Сажусь в машину. Дверцы мокры.

Флоренция летит назад.

И как червонные семерки

палаццо в факелах горят.

1962

* * *

Б. Ахмадулиной

Нас много. Нас может быть четверо.

Несемся в машине как черти.

Оранжеволоса шоферша.

И куртка по локоть — для форса.

Ах, Белка, лихач катастрофный,

нездешняя ангел на вид,

люблю твой фарфоровый профиль,

как белая лампа горит!

В аду в сквородки долдонят

и вышлют к воротам патруль,

когда на предельном спидометре

ты куришь, отбросивши руль.

Люблю, когда, выжав педаль,

хрустально, как тексты в хорале,

ты скажешь: «Какая печаль!

права у меня отобрали...

Понимаешь, пришили превышение скорости

в возбужденном состоянии...

А шла я вроде нормально...»

Не порть себе, Белочка, печень.

Сержант нас, конечно, мудрей,

но нет твоей скорости певчей

в коробке его скоростей.

Обязанности поэта

нестись, позабыв про ОРУД,

брать звуки со скоростью света,

как ангелы в небе поют.

За эти года световые

пускай мы исчезнем, лучась,

пусть некому приз получать.

Мы выжали скорость впервые.

Жми, Белка, божественный кореш!

И пусть не собрать нам костей.

Да здравствует певчая скорость,

убийственнейшая из скоростей!

Что нам впереди предначертано?

Нас мало. Нас может быть четверо.

Мы мчимся — а ты божество!

И все-таки нас большинство.

1963

Итальянский гараж

Б. Ахмадулиной

Пол — мозаика

как карась.

Спит в палаццо

ночной гараж.

Мотоциклы как сарацины

или спящие саранчихи.

Не Паоло и не Джульетты —

дышат потные «шевролеты».

Как механики, фрески Джотто

отражаются в их капотах.

Реют призраки войн и краж.

Что вам снится,

ночной гараж?

Алебарды?

или тираны?

или бабы

из ресторана?..

Лишь один мотоцикл притих —

самый алый из молодых.