В стекло барабаня,

ладони ломая,

орала судьба моя

глухонемая!

Кассирша, осклабясь,

косилась на солнце

и ленинский абрис

искала в полсотне.

Но не было Ленина.

Все было фальшью...

Была бакалея.

В ней люди и фарши.

1958

* * *

Эх, Россия!..

Эх, размах...

Пахнет псиной

в небесах.

Мимо Марсов, Днепрогэсов,

мачт, антенн, фабричных труб

страшным символом

прогресса

носится собачий

труп.

1957

Туманная улица

Туманный пригород как турман.

Как поплавки, милиционеры.

Туман.

Который век? Которой эры?

Все — по частям, подобно бреду.

Людей как будто развинтили...

Бреду.

Верней — барахтаюсь в ватине.

Носы. Подфарники. Околыши.

Они, как в фодисе, двоятся.

Калоши?

Как бы башкой не обменяться!

Так женщина — от губ едва,

двоясь и что-то воскрешая,

уж не любимая — вдова,

еще — твоя, уже — чужая...

О тумбы, о прохожих трусь я...

Венера? Продавец мороженого!..

Друзья?

Ох эти яго доморощенные!

Я спотыкаюсь, бьюсь, живу,

туман, туман — не разберешься,

о чью щеку в тумане трешься?..

Ау!

Туман, туман — не дозовешься...

1958

Параболическая баллада

Судьба, как ракета, летит по параболе

обычно — во мраке и реже — по радуге.

Жил огненно-рыжий художник Гоген,

богема, а в прошлом — торговый агент.

Чтоб в Лувр королевский попасть из Монмартра,

он дал кругаля через Яву с Суматрой!

Унесся, забыв сумасшествие денег,

кудахтанье жен и дерьмо академий.

Он преодолел тяготенье земное.

Жрецы гоготали за кружкой пивною:

«Прямая — короче, парабола — круче,

не лучше ль скопировать райские кущи?»

А он уносился ракетой ревущей

сквозь ветер, срывающий фалды и уши.

И в Лувр он попал не сквозь главный порог —

параболой гневно пробив потолок!

Идут к своим правдам, по-разному храбро,

червяк — через щель, человек — по параболе.

Жила-была девочка, рядом в квартале.

Мы с нею учились, зачеты сдавали.

Куда ж я уехал! И черт меня нес

меж грузных тбилисских двусмысленных звезд!

Прости мне дурацкую эту параболу.

Простывшие плечики в черном парадном...

О, как ты звенела во мраке Вселенной

упруго и прямо — как прутик антенны!

А я все лечу, приземляясь по нимК—

земным и озябшим твоим позывным.

Как трудно дается нам эта парабола!..

Сметая каноны, прогнозы, параграфы,

несутся искусство, любовь и история —

по параболической траектории!

В Сибирь уезжает он нынешней ночью.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А может быть, все же прямая — короче?

1958

Бьют женщину

Бьют женщину. Блестит белок.

В машине темень и жара.

И бьются ноги в потолок,

как белые прожектора!

Бьют женщину. Так бьют рабынь.

Она в заплаканной красе

срывает ручку как рубильник,

выбрасываясь на шоссе!

И взвизгивали тормоза.

К ней подбегали тормоша.

И волочили и лупили

Лицом по лугу и крапиве...

Подонок, как он бил подробно,

стиляга, Чайльд-Гарольд, битюг!

Вонзался в дышащие ребра

ботинок узкий, как утюг.

О, упоенье оккупанта,

изыски деревенщины...

У поворота на Купавну

бьют женщину.

Бьют женщину. Веками бьют,

бьют юность, бьет торжественно

набата свадебного гуд,

бьют женщину.

А от жаровен на щеках горящие затрещины? Мещанство, быт — да еще как! — бьют женщину.

Но чист ее высокий свет,

отважный и божественный.