В больницу Сергей Михайлович позвонить не успел. Вошла Анна Ивановна. Она опустилась на стул возле двери, тяжело дыша, потянула с головы платок.

Сергей Михайлович и Светлана Семеновна бросились к ней.

— Ну? Что там?

— Сейчас… — Анна Ивановна несколько раз глубоко вздохнула. — У него… у Володи перелом бедра.

Теперь вздохнул и Сергей Михайлович, на этот раз — с облегчением.

— Ну, это еще не самое худшее. Что врачи говорят?

— Врачи говорят — срастется. Я хотела уйти раньше, я знала, что вы ждете, но… Пришел его отец… и мать… Они в таком состоянии… Нужно было их как-то успокоить. А они в таком состоянии — ничего не слышат. Просто ничего… рвутся в операционную, мешают врачам… В общем, пришлось задержаться.

Прозвенел звонок. На лице Анны Ивановны появилось удивление, будто чудно было ей, что на свете еще могут существовать звонки.

— Ну вот, — растерянно сказала она, — даже к началу урока успела.

— Может быть, вам лучше пойти домой? — предложил Сергей Михайлович, — Я вас заменю на сегодня.

— Не нужно, Светлана Семеновна, у вас, кажется, сейчас урок в моем классе?

— В вашем, Анна Ивановна. Я просто не знаю, что делать. Я все время буду думать — кто?

— Отдайте мне этот урок, — попросила Анна Ивановна.

— Конечно! Пожалуйста!

— Анна Ивановна, пожалуй, их стоит задержать после уроков, — сказал Сергей Михайлович.

— Может быть, и не потребуется. Теперь-то уж все равно. Я решилась на самые крайние меры.

— Какие? — быстро спросила Светлана Семеновна.

— Не спрашивайте меня сейчас. Я боюсь, что просто не выдержу.

*

Неизвестно откуда, но к началу второго урока в шестом «в» знали уже почти все: и то, что Анна Ивановна вернулась из больницы, и то, что случилось с Володей.

На перемене шестой «в» мрачно слонялся по коридору, не отвечая на расспросы соседей. Ребята ждали второго урока. Ждали и боялись. Боялись и надеялись. Все понимали, что случившееся не может пройти просто так. Почему-то все были уверены, что на второй урок придет директор; начнется следствие, и никто ничего не сможет сказать на этом следствии, потому что никто ничего толком не знает. И что будет дальше — тоже неизвестно. Вот эта неизвестность и томила шестой «в», ее-то и боялись. А надеялись на Анну Ивановну, которая, конечно, всыплет им как положено, но она же все и уладит.

После звонка без шума и толкотни ребята расселись по местам. Молча и аккуратно выложили на парты дневники и тетради. Так сделали все, кроме Ани. Аня на перемене из класса не выходила. Она сидела одна, на парте перед ней ничего не было. Ребята украдкой поглядывали на нее, но она ничего не замечала. Всем было бы легче, если бы она ушла домой, но она почему-то не уходила.

В коридоре все стихло. В классе тоже установилась полная тишина.

Вот завозился, устраиваясь поудобнее, Кузнецов. Громко скрипнула парта. Все посмотрели на Кузнецова, будто он в чем-то провинился. Кузнецов замер.

Внезапно с места сорвался Кукин. Он подбежал к доске, достал из кармана кусок мела, положил его возле доски. Все внимательно следили за Кукиным, будто он делал что-то необыкновенно важное.

Кукин заметил никому не видимое пятно на доске. Намотав кончик тряпки на палец, он тщательно протер доску. Возвращаясь на место, Кукин сказал в пространство, будто извинился: — Я ведь сегодня дежурный…

Ему никто не ответил.

У двери послышались шаги, и в классе стало еще тише. Наверное, как во время каникул.

Вошла Анна Ивановна. Без директора.

Все встали.

— Садитесь.

Все сели.

Анна Ивановна подошла к столу. Медленно расстегнула портфель, медленно вынула из него какие-то бумаги, классный журнал. Разложила все это на столе. Класс напряженно следил за ее движениями, — но больше всего — за лицом, на котором не было сейчас ни гнева, ни обиды, а только — усталость.

Анна Ивановна села.

— Ну, вот и кончилась шутка, — сказала она.

Шестой «в» больше не мог сдерживать напряжения. Шестой «в» словно взорвался. Ребята вскочили с мест, некоторые подбежали к Анне Ивановне, окружили стол. Они кричали все вместе, но каждый свое, и можно было различить только отдельные выкрики: — Это не мы!

— Это не у нас!

— Мы всех спрашивали!

— Не из нашего класса!

— Мы не писали!

— Сядьте! — сказала Анна Ивановна.

Класс продолжал бушевать.

— Сядьте на места, — уже громче и очень сурово повторила Анна Ивановна.

Ребята неохотно побрели к своим партам. Кузнецов тоже пошел, но вдруг круто развернулся и сделал шаг по направлению к столу.

— Ты что-то хочешь сказать, Кузнецов?

— Это не мы, Анна Ивановна!

Класс замер в ожидании ответа. Ну что теперь? Неужели и теперь непонятно? Ведь ясно и четко сказано — «не мы!». Должна, наконец, Анна Ивановна их успокоить! Ведь это просто нечестно! Ведь никто ничего не знает.

В наступившей тишине с первой парты отчетливо донеслось всхлипывание.

Анна Ивановна поднялась, подошла к Ане, села с ней рядом. Она заговорила что-то очень тихо, и ребята расслышали только отдельные слова.

— …я тебе… ничего страшного… врачи… нога…

Чем тише говорила Анна Ивановна, тем громче плакала Аня. А когда Анна Ивановна взяла ее за руку, Аня вскочила с места.

— Отстаньте вы все от меня! — крикнула Аня и выбежала из класса.

Немедленно сорвался с места и Олег Кузнецов.

— Догнать ее, Анна Ивановна?

Ничего не ответив, Анна Ивановна вернулась к столу, села. Она подняла руку, машинально провела ею по волосам, и вдруг рука эта с треском опустилась на стол.

— Кто это сделал, наконец?

Никто ей не ответил. Олег Кузнецов замер на полдороге к двери.

— Сядь, Кузнецов.

Кузнецов сел.

Анна Ивановна встала, подошла к окну. Из этого окна тоже видна надпись на будке. Вернее, то, что от нее осталось: в перемену надпись затерли мелом. Но лучше бы Анна Ивановна туда не смотрела. Все, конечно, понимали, что ей просто нужно немного успокоиться. И все же лучше бы она туда не смотрела…

Анна Ивановна повернулась к классу. Лицо нормальное, будто и не она только что хлопнула по столу.

— Один из вас лжет — тот, кто написал эту надпись. Тот, кто не поленился прийти рано утром или поздно вечером к школе. Тот, кто постарался раздобыть масляную краску и кисть, чтобы можно было написать буквы побольше. Кто это сделал?

Молчание.

— Это последняя возможность доказать, что у него осталась хоть капля честности…

Молчание.

— Мы с вами никогда не обманывали друг друга… Я верила вам всем. Сейчас я не верю никому! Я буду спрашивать по очереди. Богатырева — ты?

Вика схватилась за голову руками, вскочила:

— Ой, что вы, Анна Ивановна… — с ужасом сказала Вика.

— Кукин?

Кукин неуклюже поднялся, зацепился за что-то ногой под партой. Освобождая ногу, Саня не то хрюкнул, не то промычал что-то.

— Не поняла.

— Нет, — выдавил Кукин.

Взгляд Анны Ивановны скользил по лицам учеников. В ожидании этого взгляда каждый очередной съеживался и шевелил губами, словно готовил ответ. Некоторые вскакивали даже раньше, чем их спрашивали.

Уже почти весь класс стоял, но Анна Ивановна, словно не замечая этого, никому не разрешала садиться.

— Владимирцев?

Игорь поднялся, нервно теребя пуговицу рубашки.

— Честное слово — не я!

— Игнатьева?

Лиля встала, несколько раз переложила из ладони в ладонь ручку. Пальцы и губы ее были в чернилах.

— Честное слово — не я!

— Кузнецов?

Кузнецов был последним. Он давно уже понял, что будет последним — Анна Ивановна спрашивала по порядку, проходя колонки парта за партой. Наверное, поэтому Кузнецов нервничал больше других. Впервые Анна Ивановна увидела, что Кузнецов может бледнеть.

— Это не мы…

— Я спрашиваю о тебе лично.

— И не я!..

— Все садитесь, — сказала Анна Ивановна. Все сели.

— И все-таки кто-то лжет, — сказала Анна Ивановна. — И я знаю кто.