— Ну, договаривались.
— Тогда идем к Евдокимычу. И кончай психовать. Мне ведь все равно не обидно.
— Могу и пообидней придумать.
— Придумай!
— Дурак!
Колька засмеялся.
И было понятно, что дурак-то как раз я сам.
Больше я ничего не сказал Кольке. Просто я подошел к берегу бухты и вышел на лед. Там еще оставалось немного льда. Такой — как каша. Провалиться на нем — раз плюнуть. Сам не знаю, зачем мне это нужно было, только я протопал почти до самой промоины. Когда я повернул обратно, то увидел, что Колька стоит на берегу. В руках у него была жердина. Испугался, значит, собрался спасать.
Но я не провалился и вышел обратно.
— Дурак! — сказал Колька.
Теперь засмеялся я. Мне было совсем не обидно.
А когда мы пришли к Евдокимычу, то дома его не застали.
ТЯЖЕЛЫЙ ПУНКТ
Пионервожатый у нас на все старшие классы один — Леха Сысоев. Работает он на спасательной станции. Зимой там особенно делать нечего, вот ему и дали такое общественное поручение.
Вообще-то Леха парень не вредный. Если кто из наших зайдет летом на спасательную, то он обязательно прокатит на полуглиссере, даже за штурвал даст подержаться. Но спасательная — в Приморске, и поэтому Леху мы видим редко. Вообще-то он должен приезжать каждую субботу. Но вся беда в том, что Леха — охотник. Только у нас начинается учебный год, — объявляют охоту на уток. Тут уж ни в субботу, ни в воскресенье Леху не увидишь. Потом — охота на тетерева. Вот уж первая четверть кончается, первый снег выпал — самая охота на зайца.
А в декабре лед встает в бухте…
Главная беда в том, что Леха еще и рыбак. В декабре — январе он ловит плотву и окуня, в феврале — налима, в марте и апреле опять начинают брать плотва и окунь, да еще корюшка.
Зато в мае, когда лед подтает, Леха приезжает к нам каждую субботу, и тогда пионерская работа идет со страшной силой.
Сегодня мы с Колькой подошли к школе, а Леха уже стоит возле крыльца.
— Здорово, давно не виделись — говорит он.
— Как рыбка? — спросил я.
Леха махнул рукой.
— Какая тебе рыбка! Не видал, что ли: ледокол прошел, лед поломал? Ты вот что, Мурашов… Или нет, лучше — Стукалов… На, возьми, спиши на доску. — Леха протянул Кольке какую-то бумажку. — И чтобы все в галстуках были!
— А кто не взял? — спросил Колька.
— Пускай сбегают в перемену. А я по этому вопросу сейчас в контору схожу.
— По какому вопросу? — спросил я.
— Там все написано.
Через плечо Кольки я прочитал:
«Сегодня после уроков состоится собрание класса на тему: «Чем я могу помочь своему совхозу?»
После уроков Леха пришел в класс, сел за учительский стол и показал на доску, где было написано объявление.
— Ну, придумали чего-нибудь?
Все молчали.
— Давайте, давайте, — сказал Леха. — А то мы с вами здорово все подзапустили.
— А ты почему всю зиму не приходил? — спросил Батон.
— Почему, почему… Дела были.
— Охотился?
— Было дело.
— И окуней ловил? — спросил Батон.
— Ну, ловил. Сейчас-то речь не об этом. Вы давайте выступайте по делу.
— А зайцев много убил? — поинтересовался Батон.
Леха заулыбался.
— Пять штук, — сказал он. — Один до того здоровый — загонял меня совсем. Я его в первый день не взял, пришлось в лесу ночевать.
— Зажарили? — спросил Батон.
— Да уж не выбросили.
— А мама в духовке тушит. Тушеный — вкуснее, — сообщила Наташка.
— Можно и тушить, — согласился Леха. — Только ты бы, Кудрова, лучше на тему выступала.
— На какую тему?
— Она на доске написана.
— Я еще не думала.
— Ну, так думай. И остальные думайте.
Все замолчали и стали думать. Я тоже думал. Мне хотелось выручить Леху. Я вообще уважаю охотников и рыбаков, а Леха ведь еще и с аквалангом плавает на своей спасательной. Но вот с пионерской работой у него не получается.
— Леха, — предложил я, — ты скажи нам, чего надо, а мы сделаем.
В дверь заглянул Иван Сергеевич.
— Очень интересно, — сказал он, поглядев на доску. — А можно мне с вами посидеть?
Леха вскочил.
— Садитесь сюда.
— Спасибо, — сказал директор, но сел на заднюю парту.
Глядя через наши головы на директора, Леха сказал:
— Вот такая у нас тема…
— Считайте, что меня здесь нет, — ответил Иван Сергеевич.
— Как же нет, когда вы здесь, — выскочил Батон.
— Это только кажется, Мелков. А чтобы ты поверил, я больше не произнесу ни одного слова.
— А если произнесете?
Директор промолчал. Все рассмеялись. Леха фыркнул было, но тут же сделал серьезное лицо.
— Я, конечно, понимаю, что у вас конец года и всякое такое, — сказал он. — Но если мы этот пункт не выполним, то он над нами повиснет.
— А откуда он взялся? — спросил я.
— Вы же сами в начале года принимали обязательства. Там было и про помощь совхозу.
— А еще чего там было?
— Ты разве не помнишь?
Я посмотрел на директора. Он внимательно слушал.
— Да помню, — сказал я. — Просто думал, может, забыл кто.
Леха нахмурился.
— В общем, у меня там записано, — сказал он. — Остальное вы вроде бы выполнили.
Но я точно знал, что ничего мы не выполняли, потому что Леха не был у нас с самой осени, а без него мы про все пункты забыли. Но Леху выдавать я не стал. Мне совсем не хотелось, чтобы ему за нас влетело. На одном отыграться всегда легче.
— Было бы лето, — сказал Умник, — можно бы прополоть чего-нибудь.
— Поймаешь вас летом, — вздохнул Леха. — Надо сейчас выполнять.
— А может, не надо? — опять спросил я. — Ты зачеркни этот пункт, запиши чего-нибудь другое.
— Вы сами принимали. О чем же вы тогда думали?
— Да мы и не думали, — сказал я.
— Ты, Мурашов, за себя говори, — вылезла Наташка.
— Давай выскажись, — ответил я. — Все ждут не дождутся твоего умного слова.
— И скажу! У нас все как-то сами по себе. Мальчишки только и знают, что свой хоккей! А девочки… — Наташка умолкла.
— Ну, что девочки?
— Ничего.
— Давай наоборот, — предложил я. — Вы будете в шайбу играть, а мы в куклы.
— Мурашов, — сказал Леха, — хватит тебе трепаться.
— А чего еще делать?
— Предложения давайте.
Но предложений ни у кого не было. Батон повернулся и посмотрел на директора; остальные тоже завертели головами. А директор сидел спокойненько. Вид у него был такой серьезный, будто мы говорили жутко умные вещи.
— Ладно, — сказал Леха, — видно, что к собранию вы не подготовились. Я, конечно, тоже виноват, но ведь и вы не маленькие. Давайте на сегодня закончим, а к следующей субботе вы подготовьте предложения.
Леха встал, посмотрел на доску, на директора, вздохнул и тихо, чуть не на цыпочках, вышел из класса.
Все молчали. Целых двести лет, наверное, молчали. А потом стали орать. И все про Леху. Что вожатый он плохой. Что редко бывает. Что из-за него работа не ведется. Я слушал, слушал и тоже заорал: — Работать вам захотелось?! А кто мешает? Руки у всех есть, валяйте работайте. А если человек ушел, то орать про него — совесть надо иметь.
— Значит, у тебя одного совесть есть? — спросила Наташка.
— Значит, так. Да вот у Кольки еще. Он тоже молчит.
Тут, конечно, все набросились на меня. Но мне на это чихать, я привык.
— Иван Сергеевич, давайте нам другого вожатого! — заорал Батон.
— Он ведь спасателем работает? — спросил Иван Сергеевич.
— Ага.
— Значит, моторы знает — и подвесные и стационарные. Это раз. Имеет права судоводителя. Это два. Умеет обращаться с аквалангом. Это три. Да разве можно такого вожатого отпускать?
— Но ведь обязательства мы не выполнили, — сказала Наташка.
— Зато собрание провели. Наверное, одного собрания тут мало.
— А чего еще надо? — спросил Батон.
Директор усмехнулся.
— Наверное, два собрания. Или три. Или — сто. Сто собраний на тему: как помочь совхозу? А в совхозе можно провести двести собраний на тему: как помочь школе? Вот и будем в расчете.