— Тимка! — крикнул он и не узнал собственного голоса.
Рыжий вздрогнул и поднял голову.
— Тимка! — повторил Павлик, — А ну-ка, помоги мне! Давай поднимем этот ком. Вдвоем мы его осилим. Знаешь, ты здорово придумал — слепить сейчас снеговика. Вот хлопцы завтра удивятся! Вот будут рады! Ну-ка, давай!
Первое утро Нового года — ясное, солнечное, радостное. Небо чистое и безоблачное, и снег так слепяще искрится на солнце, что даже глазам больно…
Во дворе веселый гам. От звонкого смеха вздрагивают заснеженные ветки деревьев. Ребятишки катаются на санках, барахтаются в пушистом снегу, играют в снежки.
А на пригорке, у забора, стоит снеговик. Он не очень красивый, чуть-чуть кривобокий, но ужасно симпатичный. Прищурив один свой глаз-уголек, снеговик обводит взглядом всю компанию. Сколько их? Девятнадцать! Да! Не восемнадцать и один, а девятнадцать!
И снеговик радостно улыбается…
А после зимних каникул Тимка Довганюк перешел к ним в школу, в их класс «Б».
И только теперь они узнали, что из-за этой вражды он полгода не хотел переходить сюда, а каждый день ездил в школу на противоположный конец Киева, где раньше жил…
За предпоследней партой в правом ряду у окна сидит паренек в синей спортивной блузе от тренировочного костюма с белыми полосками на рукавах и на вороте. Это Вовка Онищенко, один из лучших спортсменов не только в четвертом «Б», но и во всей школе, а может быть, даже и в городе. У него второй разряд по плаванию и первый по прыжкам в воду. Он не раз на соревнованиях занимал призовые места. Вовка, так сказать, спортивная гордость школы.
А в этом году случилось вот что…
Вовка Онищенко
— По-про-шу-у ти-ишины!.. Урок начался.
Но тишина пришла не сразу — еще с минуту слышалось шарканье ног и переговоры.
Учительница математики Мария Васильевна терпеливо ждала.
Наконец гомон утих.
— Кто не выполнил домашнее задание, поднимите руку. — Класс не шевельнулся. — Хорошо. Тогда начнем.
Палец учительницы медленно ползет по журналу, по синему столбику фамилий, а глаза поверх очков внимательно оглядывают класс.
Вовка пригнулся, прямо лег на парту грудью, спрятав голову за спину Витасика Дьяченко, сидящего впереди. Тело напряглось, словно перед прыжком, а в голове только одно: «Неужто не пронесет? Неужто не пронесет? Не…»
— Онищенко!
«Все!..» Вовка тяжко вздохнул, медленно поднял крышку и встал, повесив голову, как осужденный. Он ничего не говорит, да и к чему?.. Учительница и без слов все поняла.
— Садись! Единица «с обманом»!
Потом она вызвала Любу Присяжнюк, и та стала бойко отвечать урок.
Вовка не слушает. Вовка сидит, подперев кулаком щеку, и исподлобья смотрит на Марию Васильевну. Смотрит с такой бессильной яростью и отчаянием, как может смотреть только побежденный на победителя.
Что она наделала этой своей единицей!.. Что она наделала!.. Все пропало! Сергей Петрович ни за что на свете не допустит Вовку к соревнованиям. Ни за что на свете!.. Его тренер Сергей Петрович — железный человек.
Да что и говорить — в спортивной школе, куда ходит Вовка, это закон: у кого плохие отметки, к воде не подходи.
А как Вовка ждал этих соревнований! Городские ведь! Первые три призера едут в Лейпциг на международную встречу породненных городов — Киева и Лейпцига.
Лейпциг… Международные соревнования… Представляете?..
А у Вовки были реальные шансы на призовое место. Сам Сергей Петрович сказал: «Если хорошо отработаешь вхождение в воду, твой прыжок «сальто с пируэтом» может потянуть на девять баллов».
Сам Сергей Петрович… И вот… Ну, конечно, он, Вовка, виноват… Конечно… Ну, не выучил…
Но вчера же по телевизору был хоккей. Большой хоккей! СССР — Канада. Матч с канадскими профессионалами!.. Люди добрые, разве же можно было в это время готовить уроки? А перед этим тренировка. А позавчера — такие две серии шли в кино, закачаешься! Что? Нельзя уж и посмотреть? Все видели, а ему нельзя?.. Когда уж эти уроки делать? Ночью, что ли?.. Сергей Петрович сам говорил, что переутомляться нельзя, а то потеряешь спортивную форму.
Да к тому же Вовка был абсолютно, ну абсолютно уверен, что его не спросят. Ведь Мария Васильевна его совсем недавно вызывала. И поставила тройку с плюсом. С плюсом! Вполне хорошая оценка… Спокойненько можно было его, Вовку, сегодня не трогать. Но ведь нет же — вызвала! Назло… Ну как к ней можно относиться после этого?..
И что это вообще за учительница?! Какая-то чудачка.
А отметки какие она ставит! Это ж комедия, а не отметки! Ни у одного учителя в мире не бывает таких отметок. И выдумала же! Единица «с обманом» (Единица, обведенная кружочком, единица за обман — это когда сразу не признаешься, что не выучил урока)! «Двойка — почти тройка» (2–3) — это когда старался, готовил урок, но ничего не вышло. А плюсы и минусы!.. Тройка с двумя минусами. Четверка с тремя минусами. Пятерка с плюсом. Просто плюс без всякой цифры (когда хорошо ответил на частный вопрос).
Какие-то допотопные оценки. И куда только директор смотрит?..
А это надоевшее в начале каждого урока: «По-опрошу ти-ишины!»
Выговаривает она эту фразу, растягивая слова и смешно складывая свои сморщенные старческие губы дудочкой.
Ну что за учительница, скажите на милость! Карикатура! Смехота!
…На столе у Марии Васильевны лежит портфель. Старый потертый кожаный портфель, на крышке которого белеет похожая на параллелограмм металлическая пластинка с надписью, тоже стертая и поцарапанная, так что слов уже не видно и надпись разобрать невозможно. Этому портфелю очень много лет, наверное, в два раза больше, чем Вовке. А она все еще его носит. Такое старье! Не может купить новый. Просто противно смотреть.
Вовке почему-то вспомнилось, как он однажды летом встретил случайно Марию Васильевну в Ботаническом саду. Она сидела на лавке с маленькой белокурой девочкой лет пяти. Та капризничала, кривила губки и не хотела есть хлеб с маслом.
— Настуся, ну съешь хоть кусочек. И тебя прошу, — ласково уговаривала ее Мария Васильевна.
Настуся отворачивалась и махала своей пухленькой ручкой:
— Ой, отстань, ба! Сказала не буду, и все. Не приставай!
Словом, Мария Васильевна ничем не отличалась от тех многочисленных бабушек, которого целыми днями гуляют со своими внуками в Ботаническом саду, — кто с шитьем, кто со старой зачитанной книжкой, и каждая с неизменной кошелкой, в которой бутылка молока да завернутые в бумагу бутерброды.
И как всякая капризная внучка, беленькая Настуся имела над Марией Васильевной беспредельную власть. Трудно было поверить, что это та самая Мария Васильевна, которая безжалостно выводила в классном журнале единицы «с обманом» и другие страхолюдные оценки.
Как не любил теперь Вовка Марию Васильевну!.. Больше всех на свете!
…В соревнованиях Онищенко не участвовал. Сергей Петрович оказался и вправду железным человеком. И хоть Вовка, утратив всякую гордость, старался оправдаться, доказывал, что это случайно, что он не виноват, и даже, чуть не плача, клялся: «Я больше не буду», — ничего не помогло.
Мало того! Когда в классе узнали, что Вовку не допустили к соревнованиям, все с гневом накинулись на него.
— Ты что — сдурел?! — кричала Макаронина. — Схватить единицу перед самыми соревнованиями!.. Это ж нужно уметь!
— Не мог решить какой-то несчастной задачи! — вторила ей Надя Травянко.
— Ты же не только себя подвел! Ты же подвел всю команду! — захлебывался Валера Галушкинский.
— Мы на тебя так надеялись! — чуть не плакала Таня Верба. — Думали, у нас в классе будет чемпион. А ты…
— Пигмей! — резал ему в глаза Игорь Дмитруха. — Ты же Сергея Петровича знаешь как подвел!.. Ему же за тебя, может быть, заслуженного тренера дали бы. Пигмей! — Игорь Дмитруха был признанный авторитет в спортивных делах.
Как горько Вовке было слушать эти укоры! Сердце его разрывалось на части. Он был страшно самолюбив. А самолюбивые люди в своем унижении стараются обвинить кого угодно, только не себя. И Вовка винил во всем Марию Васильевну. «Все она, все из-за нее!» — в бессильном отчаянии думал он.