Марта потрясла Джорджа за плечо, накинула халат и высунулась в окно, вглядываясь в темноту:

— Кто здесь?

— Британский пилот, попал в аварию, — был ответ.

Было 3.30 утра. Последние несколько часов Чапмен бродил в темноте вокруг мокрых огородов с растущим на них сельдереем, все еще ошеломленный, так и не пришедший в себя после висения под днищем самолета, идущего на огромной скорости. Во время посадки он чуть не свалился на пустой амбар и, кажется, потерял карту. В конце концов он наткнулся на каменное здание фермы, построенное в XVIII веке, и посветил фонариком сквозь стекло в двери. На столе в прихожей лежала английская телефонная книга; он испытал облегчение, поскольку это означало, что липкая грязь, которую он месил ботинками уже час, была британской, а не французской.

Пока сонный Джордж зажигал свет, миссис Конвайн спустилась вниз и отперла дверь. Человек, стоявший в дверях, казалось, только что вылез из трясины. Марта «заметила у него на лице кровь». Человек был одет в костюм. В военное время осторожность не мешает, поэтому Марта спросила, где его самолет. Он махнул рукой куда-то вдаль.

— Там, за полями, — ответил он, пробормотав, что спустился на землю с парашютом.

— Кажется, я слышала немецкий самолет, — сказала Марта.

— Да, он был прикрытием для наших машин. — Ответ был очевидным абсурдом.

Он и вправду почти ничего не соображал — до того момента, как очутился на кухне, возле плиты, с чашкой чаю в руках. Он попросил разрешения воспользоваться телефоном, и Джордж, полицейский-доброволец, по его просьбе набрал номер полиции в Эли. Мужчина что-то тихо говорил в микрофон, однако Марте удалось явственно расслышать, что он упомянул, будто «только что прибыл из Франции». Это все было ужасно интригующе.

Когда сержанты Вейл и Хатчингс на полицейской машине подъехали к дому, было 4.30 утра. Парашютист выпил уже три чашки чаю, съел четыре ломтика тостов и выглядел гораздо лучше, даже, пожалуй, довольным.

Конвайн проводил полицейских в гостиную, где незнакомец беседовал с Мартой. «Он пожал нам руки, при этом казался взволнованным, но явно был рад встрече с нами», — докладывал позже Вейл. Мужчина тут же извлек из кармана пистолет со словами: «Думаю, это первое, что вам от меня нужно». Он разрядил оружие и передал его Вейлу вместе с запасным магазином.

Когда Вейл поинтересовался, откуда тот прибыл, незнакомец ответил: «Из Франции. Я хочу связаться с британской разведкой. Боюсь, вам я могу рассказать немного».

Объемистый мешок, обшитый дерюгой, лежал на стульях в гостиной. Мужчина сообщил, что в нем «радиопередатчик, шоколад и рубашки». Когда Вейл поинтересовался, есть ли у него с собой деньги, тот, сняв рубашку, продемонстрировал «небольшой пакет, привязанный к спине между лопаток», затем снял его и передал полицейским. Внутри пораженный офицер увидел стопки банкнот. Мужчина также показал бумажник с удостоверением личности на имя Джона Кларка. «Это ваше настоящее имя?» — спросил Вейл. Парашютист «покачал головой и улыбнулся».

Когда констебли отправились на поиски парашюта, незнакомец вдруг стал «чрезвычайно разговорчив», хвастаясь знакомством с высшими германскими офицерами и заявив, вне всякой связи с темой разговора, что единственный путь к завоеванию Европы — из Африки через Италию. Вейл подумал, что тот все еще «ошеломлен» после прыжка. От мужчины слегка пахло сельдереем.

Экзотический гость и его эскорт уехали на полицейской машине. Джордж заявил, что отправляется обратно в постель, — ведь завтра ему еще работать. А Марта сидела в кухне до рассвета, думая о странных событиях последних нескольких часов. Позднее, тем же утром, протирая пыль, она обнаружила за диваном британскую военную карту, должно быть, выпавшую из кармана незнакомца. Разложив ее на кухонном столе, она увидела, что Мандфорд обведен красным карандашом. Этот мужчина был «очень любезным», подумала Марта и — если смыть с него кровь и грязь — похоже, очень симпатичным. Ей не терпелось рассказать о нем соседям, но она знала, что не должна этого делать. Сержант Вейл предупредил, чтобы они никому ни слова не говорили о происшедшем, — и это тоже было ужасно волнующе.

В местном полицейском отделении Чапмена раздели, тщательно обыскали, дали новую одежду и препроводили к заместителю начальника полиции, который дружески пожал ему руку. Чапмен чувствовал себя не в своей тарелке: он не любил находиться в полиции и не привык говорить фараонам правду. Его ответы были уклончивы.

— Имя?

— Пока сойдет Джордж Кларк.

— Занятие или профессия?

— Запишите — «человек свободных занятий».

Шеф полиции поднял мешок с рацией.

— Его может открыть только сотрудник разведки, — резко сказал Чапмен.

За отворотом рукава у него нашли коричневую пилюлю. Может быть, у него есть еще?..

— Надо было искать тщательнее.

Чапмен рассказал отредактированную версию своей истории, начавшейся на острове Джерси и закончившейся «ужасным опытом» зависания вверх тормашками под днищем немецкого самолета.

Зачем он отправился на Нормандские острова?

— Отдохнуть.

За что он попал в Роменвиль?

— По политическим мотивам.

Затем он замолчал.

— У меня был трудный день, — заявил он. — Мне необходимо переговорить с представителями британской секретной службы, у меня есть для них очень интересная история.

Эдди Чапмен, 16 декабря 1942 г. Фотография сделана в «лагере 020», центре дознаний МИ-5 во время войны, через несколько часов после приземления Чапмена с парашютом в Кембриджшире.

Секретной службе тоже не терпелось послушать историю Фрица. Двое в гражданском прибыли на «воронке». Все бумаги были подписаны, и Чапмена по утренней дороге отвезли в Лондон, в помещение Королевской патриотической школы в Уондсворте, где его формально взяли под стражу в соответствии со статьей 1А Приказа о прибывших с вражеской территории. Затем его вновь посадили в машину. Он не знал, куда его везут, и его это едва ли волновало. Возбуждение, страх и усталость предыдущих двадцати четырех часов измучили его. Он практически не замечал улиц воюющего города, на которых были уложены мешки с песком. Через полчаса автомобиль заехал через ворота во двор, окруженный высоким деревянным забором с двумя рядами колючей проволоки, и остановился перед огромным уродливым особняком в викторианском стиле.

Двое мужчин в спортивных туфлях провели Чапмена в подвальную комнату, где стояла скамья с двумя одеялами, и заперли его там. Затем дверь открыл человек в монокле, оглядел его ястребиным взглядом и молча ушел. Его вновь раздели, приказав надеть тюремные фланелевые брюки и робу с шестидюймовым белым ромбом на спине. Появился врач, приказал ему открыть рот. Несколько минут он простукивал Чапмену зубы, особенно те, на которых была заметна недавняя работа дантиста. Затем он прослушал сердце и легкие Чапмена и объявил, что тот находится в прекрасной форме, хотя «морально и физически измотан». Следующим пришел человек с фотоаппаратом, сделавший снимки анфас и в профиль.

Чапмен с трудом держал голову. Последним усилием он посмотрел в объектив. Его лицо на снимке искажено усталостью и стрессом, в спутанных волосах запеклась грязь, а на усах заметны следы крови. Но есть в этом лице кое-что еще. За полуопущенными веками и отросшей щетиной читается еле заметная улыбка.

12

«Лагерь 020»

Подполковник Робин «Оловянный Глаз» Стефенс, начальник «лагеря 020», секретного британского центра проведения дознаний для пойманных вражеских лазутчиков, обладал специфическим талантом: он ломал людей. Он крушил их психологически, размалывая на мелкие кусочки, а потом, если считал это необходимым, собирал обратно. Сам он считал, что этому искусству невозможно научиться. «Взломщиками душ рождаются, а не становятся, — говаривал он. — Для этого необходим целый ряд качеств: неумолимая ненависть к врагу, уверенная агрессивность, неумение верить на слово, но более всего — упорное желание во что бы то ни стало сломить шпиона, неважно, сколь мала вероятность, сколько трудностей придется преодолеть и сколько времени на это уйдет». На фотографиях Стефенс похож на карикатурного гестаповца — с блестящим моноклем и «методами, которые заставят вас заговорить». У него действительно были способы заставить человека стать откровенным, но не те жестокие и примитивные методы, которые использовало гестапо. За оловянными глазами скрывался нестандартный и талантливый психолог-любитель.