Лиу смолк. Лицо его было мокрым, точно он переплыл озеро. И свежим. Он улыбался.

Герк сказал веселым голосом:

— Смотри! Я уже не плачу! Ты прав… Конечно же ты прав. Останемся в твоем сне. А я… Просто мне было грустно оттого, что никто не пришел ко мне ночью. Я ждал одну деву. Но ты счастлив — и я радуюсь вместе с тобой. Пойдем посмотрим, так ли красива твоя гостья, как та, которую я люблю и которая не пришла.

Герк не сказал брату, что его возлюбленную зовут Альтена. Это не была рассеянность. Он просто не хотел называть ее по имени. А Лиу не стал спрашивать, поэтому оба брата, не покидая сновидения, пошли по тропинке, которая вела к хижине Лиу. Ноги их не касались земли — они плыли по воздуху.

*

Мы одиноки во сне. Страшно одиноки. Мы кричим, когда нам в горло впивается клыками Красный Волк, — но наш крик никто не слышит. Крик оглушает нас самих. Только во сне у нас нет оружия, чтобы защититься, нет ног, чтобы убежать. Мы заново гибнем в каждом ночном кошмаре, и ужас всякий раз охватывает нас как впервые. Мы просыпаемся — но это не настоящее пробуждение, оно не спасает. Сердце по-прежнему охвачено страхом и отчаянно колотится о стенки своей темницы. Мы покрываемся липким, отвратительно пахнущим потом. Это зловоние Лазаря, от которого шарахались даже те, кто его любил. Мы не решаемся снова лечь. Во сне нас поджидает страшный зверь, и никто не в силах вызволить нас из этого ада. В так называемых «счастливых» снах мы одиноки не меньше. И в снах, которые называют «стыдными», тоже — их запретные наслаждения мы вынуждены переживать в одиночку, потому что в дневном словесном обиходе нет слов, чтобы передать их сладостную отраву.

*

Братья пришли к хижине. Заглянули в дверь.

Герк увидел Альтену, стоящую на коленях у изголовья спящего Лиу. Он узнал ее.

В этот момент Лиу проснулся. Альтена склонилась было к нему, но вдруг резко обернулась.

— Кто там? — крикнула она в испуге.

— Там никого нет, — сказал Лиу.

— Я почувствовала чье-то недоброе присутствие.

— Да нет же! Там никого нет! Это мой брат Герк приходил сюда вместе со мной. Во сне. Он уже ушел.

Альтена шагнула к двери и яростно распахнула ее, как будто ожидала найти подглядывающего. Но вместо Герка ее встретило утреннее солнце, сияющее медное солнце. Оно ворвалось в избушку и затрубило что есть мочи.

Ночь разлетелась вдребезги.

Рыдая, Альтена бросилась к Лиу и спряталась в его объятиях.

— Я не хочу его больше видеть! Обещай мне! Поклянись, что я никогда больше с ним не встречусь, никогда!

Герк проснулся один в своей землянке. Воспоминания о том, что он видел во сне, мгновенно стерлись, оставив лишь смуту в душе. Он тоже почувствовал чье-то враждебное присутствие и, подойдя к двери, распахнул ее. Но вместо врага на пороге оказалась незнакомая дева, совсем юная, которую он прежде никогда не видел. Дева улыбнулась ему и сказала:

— Я всю ночь простояла у двери. Твое окно было закрыто. Жаль! Ночь была так прекрасна! Все кругом благоухало. Да и сейчас еще — чувствуешь, какой воздух? Пошли?

— Уходи, — сказал Герк сухо.

III

Пролетело двадцать девять дней. Утром все жители Аквелона столпились на большой дамбе в ожидании поединка.

Вот появились Герк и Лиу, в одиночестве направились к причалу. Там их ждали две привязанные лодки. Это были легкие белые ялики из парусины, натянутой на незамысловатый деревянный каркас. Казалось, кто-то бережно положил их на воду. Прежде чем сесть в лодки, братья повернулись к толпе и некоторое время сосредоточенно молчали. Никто не догадывался, что они прощаются с жизнью, со всем, что любили, и готовятся к смерти. Каждый из братьев давал себе клятву умереть.

Герк поднял легкий парус. Лиу взялся за весла. Ялики стали удаляться. Тогда народ спустился к реке и, как велит старинный обычай, принялся бросать в воду венки. Венки эти были легкие и хрупкие, их клали в деревянные плошки размером не больше игрушечной лодочки. Тысячи венков поплыли по воде. Река расцвела. Накануне вечером в Аквелон пришли корабли, груженные белыми цветами, и жители всю ночь плели венки: ромашки, анемоны, нарциссы, цветущие ветки черешни и сливы, водяные лилии — несметное количество цветов сплетались в гирлянды. Ночные стражи не обошли столь важное событие вниманием, их песни гулко разносились по объятому тьмой городу. Это была самая темная ночь за весь месяц, ведь Поединок Достойных был назначен на новолуние, а все огни в городе были потушены. Кроме того, на землю опустился летний туман и скрыл звезды. Необыкновенная ночь: ни огонька, ни отблеска света, ни даже искорки. И только руки женщин в темноте, на ощупь, плетут и плетут венки. Движения их пальцев так легки, так осторожны — точно прикосновение к щеке спящего ребенка, — чтобы ни один лепесток не упал. Никто не решается произнести ни слова, лишь бесконечный, едва различимый шепот доносится отовсюду, из каждого окна, из переулков, из городских садов, с озер. Словно ветер шелестит. Но это движения пальцев, сплетающих цветы. И голоса ночных стражей никогда еще не звучали так звонко. Радуются люди или печалятся? Неизвестно. Никто не знает, к празднику все эти венки или к трауру.

*

Герк и Лиу высадились на песчаной отмели Белого Тюленя, которая, как полагают, расположена в низовьях Шельды, приблизительно на уровне Валькенисских отмелей, где-то между Паалем и низинной местностью Сафтинген. Эти живописные и печальные края совсем не изменились с далеких аквелонских времен. Там нет границы между небом и водой. И непонятно, откуда льется свет, потому что этот свет повсюду. Как схлынет вода — обнажаются песчаные проплешины, эдакие плоские плавучие островки, как будто подвешенные где-то между светом и его отражением. Зыбкий мир, лишенный тверди и опоры, весь — мерцание, блики, превращение.

*

Братья бросили якоря, вылезли на отмель, прихватили с собой заступы и палицы. Не решаясь ни взглянуть друг на друга, ни слова сказать, они совершали привычные движения, которые не раз повторяли, когда приплывали сюда охотиться на тюленя. И никак не могли унять внутреннюю дрожь, потому что вот он пришел, час сражения. Далекое, заоблачное завтра, которое не должно было наступить никогда, вдруг обрушилось на них с неотвратимостью настоящего. Время от времени Лиу искоса поглядывал на брата, силился улыбнуться — но улыбка выходила похожей на гримасу плача. Герк отворачивался.

Прошло немного времени, и вот уже братья стоят закопанные в песок по колено. Заступы они отбросили подальше, так чтобы нельзя было достать. Взялись за палицы и выпрямились. Лицом к лицу. Только теперь они решились посмотреть друг другу в глаза.

— Нанеси первый удар, брат, — сказал Герк, которого вдруг оставила ненависть.

Лиу замер в нерешительности, потом размахнулся палицей, но брата не достал.

— Бессмысленно продолжать, — сказал Герк, рассмеявшись. — Я закопал себя слишком далеко. Тебе меня нипочем не достать. И я тоже до тебя не дотянусь. Вот, смотри!

И он нанес удар, который пришелся в пустоту.

— Нам уже не вытащить ног из песка. Начинается прилив. Пройдет несколько минут, и вода зальет отмель. Твои колени будут стиснуты, словно кольцом. А еще через четыре часа вода дойдет нам до шеи, и мы превратимся в две говорящие головы посреди моря. Потом в течение пяти часов вода будет опускаться, и наконец покажется песок. Тогда мы вернемся в Аквелон. Как же они все удивятся, когда увидят нас обоих живыми и невредимыми, только вконец окоченевшими оттого, что мы столько времени простояли в холодной воде. Что это будет за праздник!

Лиу ничего не ответил. Вода набегала на песчаную отмель мелкими, чуть пенящимися волнами. Герк и Лиу зачарованно слушали ее безостановочное шипение. Вскоре берега Устья исчезли под водой, море залило огромную прибрежную низменность. Вода была повсюду. Казалось, она затопила даже небо. Воздух был бездвижен.