Вот Надя и увидела больницу, в которой главный доктор тот самый знаменитый хирург. Больница не очень большая и похожа на самый обыкновенный дом. Только на её крыше купол с белым флагом и красным крестом, а над входными дверьми вылеплена чаша с извивающейся змеёй. Такие чаши, только нарисованные, Надя не раз видела на стеклянных витринах аптек и на этикетках к некоторым лекарствам.

Перед больницей небольшой садик со скамейками и две клумбы. Цветов на них ещё нет, и издали клумбы кажутся совсем низкими стожками подмоченного дождём сена.

Надя с мамой вошли в вестибюль и сразу оказались у окошечка регистратуры. Им выдали талон на приём к врачу. Надя заволновалась. У неё даже взмокла чёлка на лбу. Что-то её ждёт здесь?

Мама с Надей перешли через коридор в другой корпус. Не успели они присесть на диванчик около нужного им кабинета, как дверь отворилась и женщина-врач сказала:

— Ермаковы, войдите.

Мама быстро подала Наде костыли и пропустила её вперёд.

— Значит, ты хочешь у нас лечиться? — улыбнулась Наде женщина-врач.

— Хочу! — побледнев, ответила Надя.

Осмотр был совсем короткий. Женщина-врач оглядела полноватую, приземистую фигурку Нади, помяла рыхлые ноги, провела холодным металлическим молоточком по икрам и разрешила одеться. Говорила она с Надей весело, но в ответ девочка только слабо улыбалась. Уже давно врачи для неё были людьми, причинявшими одни страдания. При осмотре они больно выворачивали ей ноги, а потом назначали неприятные и, как выяснялось позже, совсем бесполезные процедуры. Всё равно ноги оставались прежними. Вот почему при каждой новой встрече с врачом Надя всегда пугалась и бледнела.

— Попрощайся с мамой, сейчас нянечка отведёт тебя в палату. — И врач нажала на своём столе кнопку.

Надя с мамой даже привстали от неожиданности. Как это так, сразу же расстаться? Но врач поняла их состояние и сказала маме:

— Вы не уходите, пока дочка не устроится в палате и не сообщит вам об этом через нянечку.

Мама благодарно посмотрела на докторшу. Надя кивнула маме головой и вышла следом за нянечкой, которая уже ждала её в дверях кабинета.

Нянечка была маленького роста, чуть повыше Нади. Надя даже подумала, что в кабинет вошла такая же больная девочка. Но на нянечке был хрустящий белый халат и лицом она совсем не походила на девочку. Просто больше не выросла.

Надя приготовилась идти в палату, но нянечка привела её сначала в приемный покой. Там сидели трое мальчишек с градусниками под мышкой. У всех троих был такой же растерянный вид, как у Нади. Должно быть, им тоже не хотелось расставаться с мамами. Наде, как и мальчикам, измерили температуру и переодели во всё больничное.

Из приёмного покоя Надя вышла в байковой полосатой пижаме, и мама, которая была очень расстроена разлукой с Надей, даже не узнала ее. Надя окликнула маму и помахала ей рукой.

— Вечером я передам тебе печенье! — крикнула ей мама, и голос её дрогнул.

Надя остановилась и стала смотреть на маму, пока нянечка не взяла её за руку.

— Сейчас мы поедем с тобой в лифте, — сказала она Наде, — ты будешь лежать в палате на третьем этаже.

Нянечка повела Надю по длинному, освещённому синими лампочками коридору. По дороге она говорила ласковым, певучим голосом:

— Полечишься у нас и станешь стройной, как молодая ёлочка. Родной отец тебя не узнает. Главное, ты ничего не бойся.

— Я не боюсь, — чуть слышно сказала Надя и тяжело вздохнула.

Нянечка засмеялась.

— Все вы у нас храбрецы до поры до времени. А как дойдёт дело до операции, словно трусишки-зайчишки под одеяло прячетесь. Наш главный доктор знаешь как детское отделение называет? «Дом отважных трусишек». Это потому, что до операции-то вы все храбрые, всё вам нипочём, а сами даже укола боитесь. А чего бояться, это же на пользу делается. И ты не бойсь. — Нянечка ввела Надю в лифт и нажала кнопку.

Двери лифта захлопнулись, и он стал медленно подниматься.

Лифт в детском отделении совсем не такой, как в жилом доме. Он широкий, большой и весь покрашен белой краской. Вдоль его стен приделаны откидные низкие скамеечки. Поднимается лифт плавно-плавно. Надя даже не почувствовала, что едет. Только увидела, как лифт проехал второй этаж.

— Лифт теперь будет твоим первым помощником, — сказала Наде маленькая нянечка. — На операцию ты на нём поедешь и после операции будешь спускаться гулять, и в свою палату подниматься. — Тут нянечка пошутила: — Лифт у нас как живой: всё видит и за всех вас переживает.

Надя посмотрела на дверцы лифта, и дырочки в них ей показались глазами, а разведённые в разные стороны ручки от дверей открытым ртом. Тут лифт остановился, звякнул ртом-ручкой, и нянечка с Надей вышли. Напротив лифта была дверь с надписью: «Ординаторская».

— Это что за комната? — спросила Надя.

— Кабинет врачей, — объяснила нянечка, — тут они от вас отдыхают.

Надя улыбнулась. Выходит, «Ординаторская» — то же, что в школе «Учительская». Когда Надя приходила в школу на праздничный утренник, то видела комнату с надписью: «Учительская», и мама ей объяснила её назначение почти так же: «Здесь учителя от вас отдыхают».

Только «Учительская» понятно: комната для учителей и ребятам там делать нечего. А почему «Ординаторская»? — пожала плечами Надя. Написали бы лучше «Врачебная». Вот за ней «Гипсовая» комната. Очень понятно. Здесь гипс накладывают. И дальше «Перевязочная», тоже ясно без объяснений. А «Ординаторская» непонятно. Можно подумать, что в этой комнате врачей награждают орденами за трудные операции. Но для этого незачем делать отдельную комнату. Награждать надо в большом зале, в торжественной обстановке, чтобы все видели и радовались.

Не успели нянечка с Надей дойти до следующей двери с надписью: «Классная комната», как она распахнулась и из неё вышли в коридор четыре мальчика и три девочки. Все они были на костылях и казались невероятно неуклюжими.

«Это оттого, что у каждого закутана в толстый белый мешок нога», догадалась Надя.

Но вот из классной комнаты вышел ещё один мальчик, у которого белый мешок был на шее, и потому его голова откинулась назад. Точно он ужасно воображал. Даже нос у него смотрел не на Надю с нянечкой, а в потолок. Ему было трудно смотреть на окружающих, он мог только опускать вниз глаза. У девочки лет восьми, которая вышла из классной комнаты следом за мальчиком, левая рука лежала на каких-то металлических пластинках. Из-за этих пластинок рука тоже торчала вверх. Можно было подумать, что девочка кого-то приветствует или держит вверх руку, чтобы ответить учительнице.

Надя догадалась, что в мешках спрятаны те самые аппараты, которыми здесь лечат. Вот бы посмотреть на них!

А ребята тем временем рассматривали Надины ноги.

— С рассечкой операцию сделают, — сказал мальчик с перевязанной шеей.

— А вот и нет — бескровную, — заспорили с ним двое других.

— Слышала наших профессоров? — усмехнулась нянечка. — Скоро и ты такая же учёная будешь. В каком классе-то занимаешься?

— В третьем училась, — ответила Надя, — но из-за отъезда я уже сдала экзамены и меня перевели в четвёртый.

— А лежать будешь с третьеклассниками, они-то ещё не доучились, сказала нянечка и добавила: — У нас все палаты по классам разбиты. В первой первачки лежат, а в десятой — десятиклассники. Девочки в палатах «А», а мальчики — в «Б».

— А в какой палате дошкольники? — поинтересовалась Надя.

— Дошколята? — улыбнулась нянечка. — Вон в той, в «Птичьей».

Она подвела Надю к закрытой стеклянной двери, на которой были нарисованы снегири и попугайчики. Из палаты в самом деле доносилось птичье щебетание.

— Погляди-ка, какие тут у нас птенцы в гнёздышках лежат, — пропела нянечка и приоткрыла в «Птичью палату» дверь.