Каждую субботу, с трех до пяти, в «Убежище для заблудших душ» — известной в штате Флорида психиатрической лечебнице — гостеприимно распахивались двери для посетителей. Об этом Сара Уиттейкер сообщила мне по телефону. Сара провела здесь уже шесть месяцев и, конечно, знала, когда можно навестить ее.

В штате Флорида существует определенный статус душевнобольных, защищающий их права. Он распространяется даже на частные клиники — такие, как «Убежище». Так, параграф 394.459 гласит, что каждый пациент может свободно общаться с родственниками и знакомыми, отправлять и получать письма, которые не вскрываются, не перлюстрируются, не подвергаются цензуре. Министерство здравоохранения штата считает своей обязанностью регулировать быт душевнобольных, устанавливая разумные, либеральные правила и рекомендуя не вводить жестких ограничений для пациентов, позволять им пользоваться телефоном и принимать посетителей.

Благодаря существующему положению Саре Уиттейкер разрешили сначала написать мне и получить ответ. Затем Сару допустили к телефону. Состоялся наш первый разговор.

Сара Уиттейкер была чокнутой. Так, во всяком случае, заявил Марк Риттер, адвокат, который поместил Сару в психиатрическую лечебницу по настоянию ее матери.

Письмо Сары было ясным, решительным и логичным, написано на хорошем английском языке.

По телефону ее голос звучал как у любого здравомыслящего существа, обитающего в городе Калуза, штат Флорида.

Ее личность…

Я влюбился в Сару с первого взгляда.

По-видимому, еще с тех пор, когда в Англии появился первый Бедлам, [1]не переводятся люди, считающие подобные заведения местом, где можно расслабиться и отдохнуть. Они не видят особой разницы между изоляцией от общества и бегством от него для приятного уединения. Этим, по всей вероятности, объясняется то, что некоторые жители Калузы именуют «Убежище для заблудших душ» «Пансионатом для психов», явно отдавая предпочтение последнему названию.

Расположенный гораздо ближе к Сарасоте, чем этого хотелось бы ее жителям, «пансионат» тем не менее находится в границах округа, в который входит и Калуза: добрых полчаса надо ехать от Калузы на север по сорок первой автомагистрали, а затем повернуть на запад по Ксавиер-роуд. Внешне «Убежище» напоминает обычное скотоводческое ранчо, такие же граничат с ним с трех сторон. Психиатрическую клинику окружает забор, отделяя возделанные угодья от грунтовой, изрытой колеями дороги, которая проходит по обе стороны от «Убежища». Там, где кончается грунтовая дорога, начинается стена.

Сама по себе стена не выглядит устрашающе — не очень высокая и не слишком толстая. На воротах — с обеих сторон — медная пластинка, извещающая о том, что перед вами действительно «Убежище для заблудших душ». И тут сходство с ранчо кончается, декоративная решетка на воротах создает у путника впечатление, что он направляется в уединенный замок, расположенный где-то в Англии или во Франции. Распахнутые настежь ворота свидетельствуют о том, что ни один человек не содержится здесь против своей воли и желания.

Однако Сара Уиттейкер утверждала, что она, будучи психически вполне нормальным человеком, была отправлена сюда вопреки своей воле. Сара настаивала на этом факте, впрочем, ее ведь объявили недееспособной на судебном разбирательстве в октябре прошлого года.

Ландшафт окрестностей Калузы — довольно ровный, однообразный, лишенный возвышенностей, лишь кое-где — поднятые бульдозерами круглые холмы. За входными воротами в «Убежище» разбитая дорога сменилась мощеной дорожкой, с примыкающими к ней ухоженными лужайками. Пациенты и посетители — их было трудно отличить друг от друга — свободно бродили по этим лужайкам, освещенным ярким апрельским солнцем, болтая и посмеиваясь.

То тут, то там появлялись служащие в белом. Они больше походили на слуг в крупном поместье, нежели на лиц, охраняющих такого рода заведение и призванных поддерживать в нем покой и порядок. Все выглядело вполне цивилизованно. Казалось, вот-вот из-за каменных корпусов выплывет гостеприимная хозяйка в длинном шелковом платье, широкополой соломенной шляпе и на безупречном английском языке пригласит вас к чаю, сервированному на террасе…

Я припарковал свою машину и пошел по мощенной гравием дорожке к центральному зданию, следуя инструкциям, которые Сара дала мне по телефону.

Внутри здания было прохладно.

Женщина в белом накрахмаленном халате сидела за столом напротив входной двери. Она подняла голову.

— Что вам угодно?

— Я пришел побеседовать с мисс Сарой Уиттейкер.

— Ваше имя?

— Мэтью Хоуп.

— Вы родственник пациентки?

— Нет, я адвокат.

— Мисс Уиттейкер ожидает вас?

— Да.

— Одну минуту, сэр. — Женщина подняла телефонную трубку и набрала три цифры.

— Фредди, — сказала она, — это Карен из регистратуры. Пришел посетитель к Саре Уиттейкер. Его зовут…

Она взглянула на меня.

— Мэтью Хоуп, — напомнил я. — Я звонил вчера, предупреждал о своем визите, разговаривал с доктором Кэрмайклом.

— Мэтью Хоуп, — повторила она в трубку. — Предупреждал… Разговаривал с доктором Кэрмайклом.

Некоторое время она слушала, что ей говорили, потом сказала:

— Нет, он адвокат.

И продолжала слушать, прижав трубку к уху.

— Хорошо. Кто-нибудь приведет ее сюда? — Женщина положила трубку и обратилась ко мне: — Присядьте, пожалуйста. Мисс Уиттейкер сейчас поднимется наверх.

Если это «верх», то где же «низ», подумал я, но промолчал.

Я выбрал место и пристроился возле стола, обозревая стены, на которых висели картины, писанные маслом. Воображение упорно рисовало образ феодального замка. Я покосился на Карен. Она перелистывала женский журнал.

— Вы знакомы с мисс Уиттейкер? — спросил я.

— Что, простите?.. — Она вопросительно подняла брови.

— Я говорю о Саре Уиттейкер. Вы знаете ее лично?

— Ну конечно. Я знакома почти со всеми пациентами.

— А сколько здесь пациентов?

— Клиника рассчитана на три сотни. Сейчас она укомплектована не полностью.

— Сколько же у вас сейчас пациентов?

— Двести девяносто пять, что-то около этого. У нас десять корпусов. Мисс Уиттейкер — в третьем корпусе.

— Когда вы сказали «она поднимется наверх», что вы имели в виду?

— Простите?..

— Наверх откуда?

— Наверх от… А! Просто мы так говорим. В этом здании — администрация и регистратура. Каждый, кто приходит сюда, «поднимается наверх». Не знаю почему. Здесь нет никаких холмов, никакого верха… — Она пожала плечами. — Просто выражение такое.

— А в этом здании есть пациенты?

— Нет. Это административное здание. Здесь разные службы.

— А больничные палаты в других девяти корпусах?

— Да, сэр.

— В каждом корпусе тридцать — тридцать пять пациентов?

— Приблизительно.

Появление Сары Уиттейкер с сопровождающим прервало мои дальнейшие расспросы.

Я почему-то предполагал, что увижу Сару в чем-то скучном, сером и полосатом, похожем на матрас. Образ Сары в больничном одеянии преследовал меня, хотя я уже видел больных на лужайках и отметил, что одежда многих из них ничуть не отличается от туалетов завсегдатаев вечеринок с коктейлями в Калузе.

Человек, как правило, неохотно расстается со своими представлениями. Я привык к мысли: тем, кто содержится в психиатрической лечебнице или в тюрьме, полагается носить казенную одежду. Но, возможно, обитателям «Убежища» разрешалось принарядиться в приемный день…

Сара предстала передо мной ослепительным видением в золотистом костюме из льняного полотна оттенка спелой пшеницы, шелковой блузке шафранового цвета, открытой у горла. На ногах бежевые туфли-лодочки на тонком каблуке.