— А какое нам дело, что о тебе подумают? Мне, например, все равно. Единственное, что меня беспокоит помимо нас с тобой, — это благополучие твоих детей и наших мам.

Люсия издала отчаянный вздох.

— Вот так всегда! Стоит нам что-то решить, и тут же приходится думать о других людях!

— Никуда не денешься! — поддакнул Чарльз Грин.

— А все потому, дорогой, что мы с тобой не имеем права любить друг друга — в глазах общества.

— Ну, тебе известны мои взгляды на этот счет. Я вообще не понимаю, что мешает двум людям, независимо от того, в какой они находятся ситуации, любить друг друга.

— Ты же сам понимаешь, что в таких ситуациях приходится думать не только о себе. Ты знаешь, как говорят: нельзя строить счастье на несчастье других, особенно тех, кто от тебя зависит.

— Гай Нортон не из их числа. Он должен дать тебе свободу и права на детей.

— О, дорогой, ты слишком многого от него хочешь. Впрочем, мне скоро придется самой выяснить, что он думает по этому поводу.

Пульс у Чарльза участился. Он внимательно посмотрел на женщину:

— Люсия, ты серьезно?

Она медлила, зная, что вся их дальнейшая жизнь зависит от ее ответа. В памяти мелькнул особняк… знакомый вид на реку… Гай! Барбара и Джейн, мирно спящие в своих кроватках. Элизабет Уинтер… И Люсия, словно стирая все эти образы одним словом, ответила:

— Да.

Чарльз помолчал некоторое время. Он тоже понимал, что сейчас решается их судьба. Долгие недели и месяцы они встречались, были пылкими любовниками, переходя от блаженного восторга к бездне боли и страданий, но еще ни разу не подбирались так близко к тому моменту, когда требуется принять окончательное, роковое решение. Впрочем, Люсия уже все для себя решила. Она готова была пережить развод, если рядом будет Чарльз, — только с ним и ради него.

— Ты ведь понимаешь, дорогая, — произнес наконец он, — что, если ты скажешь об этом Гаю, он примет как факт, что ты ему изменила, и ты окажешься в ситуации, из которой будет сложно выбраться?

— Думаю, выбраться будет почти невозможно.

— Значит, ты будешь просить у Гая развод, я правильно понял?

— Да, речь идет о разводе.

— Хотя у тебя мало шансов на то, что он согласится отдать тебе детей.

— Да. Впрочем, я не имею права этого требовать, поскольку виновата сама. — Люсия нервно засмеялась, голос ее дрогнул, и она вдруг с силой схватила его за руку: — Боже, Чарльз! Как это все ужасно! Ну почему мы не встретились и не полюбили друг друга при других обстоятельствах? О, если бы я была свободна!

— Да, это было бы гораздо лучше, дорогая, но, раз уж все сложилось по-другому, нечего об этом и говорить. Давай лучше обсудим, что мы можем сделать, чтобы ты стала свободной. Есть у тебя хоть малейшая надежда, что Гай поведет себя благородно, как джентльмен?

— Вряд ли. Этого трудно ожидать от человека, который бывал со мной порой почти жесток и проявлял собственническое отношение самым возмутительным образом. Разумеется, его тщеславие будет задето. Из-за одного этого он наверняка захочет мне отомстить и заставить страдать.

— Вот что странно, — усмехнулся Чарльз Грин. — Я все твержу себе, что твой муж свинья, хотя большинство моих знакомых сочли бы, что в этой истории именно я выступаю в самой предосудительной роли. Однако мне почему-то совсем не стыдно. Знаешь, если бы Гай Нортон был приличным человеком или, к примеру, моим другом, — тогда у меня бы проснулась совесть. Если бы я считал, что вы были с ним счастливы, тогда я бы сто раз подумал, прежде чем врываться в твою жизнь. Но я-то знаю, как ты с ним несчастна, знаю, что он не заслуживает той многолетней верности, которую ты хранила. Признаться, в глубине души я мечтаю только об одном — чтобы у меня появилась хотя бы надежда увидеть тебя когда-нибудь своей женой, Люсия.

— Господи! Твоей женой! Это звучит как сказка. Твоей женой! Что это будет за блаженство после моего теперешнего брака!

— Твоя жизнь с Нортоном и не была, по сути, браком. Это было сплошное мучение, самопожертвование с твоей стороны. Но ты такая импульсивная, Люсия, я не хочу, чтобы ты наделала глупостей, в которых потом будешь раскаиваться. Я и сам довольно импульсивный, но хотя бы кто-то из нас двоих должен сохранять хладнокровие. Так что я прошу тебя — не говори пока ничего Гаю, если только ты не решилась твердо и окончательно на развод.

Она ответила тихо, едва слышно:

— Я готова на все, я смогу все вынести, лишь бы у меня не отняли детей.

— Ты должна быть готова к тому, что это случится.

— Господи, как это несправедливо! Если бы их спросили, я уверена, они выбрали бы меня, а не Гая!

— Но, дорогая, их никто не станет спрашивать, так же как и тебя.

Чарльз наклонился и поцеловал ей руку. Люсия улыбнулась и сказала:

— Такого не случилось бы, если бы мы жили с тобой, Чарльз.

— Дорогая, скажи только слово. Я же говорил — я твой, если ты готова пережить развод. Конечно, может быть, я слишком самоуверен, но главное для меня — чтобы ты была счастлива.

Она запрокинула голову и посмотрела в ночное небо, на мерцающие звездочки, проглядывавшие сквозь густую крону старого каштана, и вдруг смутилась от той безоглядной, горячей любви, которую предлагал ей этот прекрасный человек. Ее терзали мучительные сомнения, из головы не выходили две кроватки, в которых спали сейчас Джейн и Барбара… Если Гай и правда отберет их у нее… это катастрофа… им будет плохо с ним. Это беспокоило ее больше всего. Она могла бы еще выдержать разлуку с дочерьми, но мысль о том, что они будут несчастливы, была ей не по силам.

Люсия наконец сказала:

— Знаешь, что не дает мне покоя? Что я послужу плохим примером для моих девочек.

— Дорогая, они ничего не поймут. Если только твой муж не станет нарочно наговаривать им на тебя. А когда они подрастут, ты сможешь им объяснить, почему тебе пришлось так поступить, почему ты ушла от их отца.

— Да, наверное, ты прав. Мне так не хочется оказывать дурное влияние на моих девочек…

— Как ты можешь на кого-то оказать дурное влияние, моя прелесть? Ты такая милая, такая добрая. И я уверен, что до нашей встречи ты вела безупречную жизнь.

У нее на глаза внезапно навернулись слезы.

— Господи, какой ты хороший, Чарльз, ты так меня утешаешь. Я надеюсь, что все в конце концов уладится.

— Будем надеяться, у Гая хватит здравого смысла и совести дать тебе развод. Но обещай мне — с сегодняшнего дня ты не позволишь ему прикасаться к тебе, чего бы это ни стоило. Мне иногда убить его хочется. Ты должна мне это обещать!

— Обещаю. Я больше не позволю ему прикоснуться ко мне. Я скажу ему, что хочу от него уйти. У меня нет выбора. Дальше так продолжаться не может! — Люсия прильнула к возлюбленному и с тревогой заглянула в глаза. — А твоя мама, Чарльз… что она на это скажет?

Он нахмурился:

— Честно говоря, даже не представляю. Мы с ней никогда не говорили на эту тему. Но скорее всего, она разделяет взгляды всех людей ее поколения. Ей ведь уже за шестьдесят, так что вряд ли она одобрит развод.

— Ты ведь очень привязан к ней, да?

— Да, очень. Мы с ней стали еще ближе с тех пор, как отец погиб.

— Мне не хочется, чтобы она расстраивалась из-за меня.

— Дорогая, давай пока не будем думать об этом. Понятно, что никто никого не хочет расстраивать, но если ты решишься на развод, этого не избежать.

— Знаю! Знаю! Для нас обоих это будет большое испытание.

— Но с другой стороны, нынешнее положение еще невыносимее.

Она посмотрела ему в глаза:

— А стою ли я этого, Чарльз? Ты правда хочешь, чтобы я сказала Гаю, что люблю тебя и намерена получить свободу?

Он не колебался ни секунды:

— Да. Я хочу этого, Люсия. И знай, что я всегда буду рядом, через что бы нам ни пришлось пройти.

Она взяла его руку и прижалась к ней щекой.

— Дорогой, любимый мой, я знаю!

— Тогда решено, — заявил Чарльз.

Люсия глубоко вздохнула.

Они еще немного посидели, прижавшись друг к другу, щека к щеке, взволнованные только что принятым решением.