Однако Люсия успела покорить ее сердце — и скорее благодаря этому искреннему, идущему из самых глубин души признанию, нежели красотой и шармом.

— Что вы, Люсия, мне не за что вас ненавидеть, — искренне сказала миссис Грин. — Тем более, что вы — избранница моего сына. Напротив, я весьма расположена к вам. А что касается Чарльза… он всегда был таким славным мальчиком, прекрасным сыном… После смерти его отца я только им и жила. Теперь я его теряю, и для меня это, не скрою, сильное потрясение.

— Как я вас понимаю! Мне очень жаль…

— Тут не о чем жалеть — главное, чтобы вы действительно сделали его счастливым. Конечно, развод приводит меня в ужас, но лучше уж Чарльзу пройти через этот кошмар, жениться на вас и стать счастливым, чем попасться на удочку какой-нибудь молоденькой девицы, которая заставит его страдать. Но позвольте мне быть откровенной до конца, раз уж мы говорим начистоту. Поймите меня правильно, мне не хотелось бы, чтобы в это дело были замешаны дети…

Люсия покраснела до корней волос. Миссис Грин наблюдала, как пунцовый румянец сошел, сменившись смертельной бледностью. Она сразу поняла, что удар пришелся по больному месту.

— Если бы вы знали, — произнесла Люсия глухим, сдавленным голосом, — как мне тяжело! Это самое страшное. Я всегда так любила моих девочек, отдавала им всю себя, а теперь мне хочется, чтобы их вообще не было на свете! Представляете? Просто ужасно, когда имеешь детей от нелюбимого мужа. Вы не знаете, что мне пришлось пережить. Мне так не хочется, чтобы они пострадали из-за меня. Но я не могла принести себя в жертву и остаться ради них с Гаем, просто не могла. Любовь к Чарльзу оказалась сильнее.

Остатки антипатии, которую Флоренс Грин питала к Люсии, мгновенно испарились, когда она услышала эти исполненные муки слова. Она видела за ними живую боль, мучительный выбор этой женщины. Бедная, бедная — так любить своих детей и при этом испытывать такую непримиримую ненависть к их отцу, что приходится его бросить и уйти к другому! На мгновение Флоренс Грин освободилась от всех своих предрассудков, религиозных, внушенных с детства взглядов и задалась вопросом: а можно ли ожидать от женщины, что она способна выдержать такое испытание? Это должно быть убийственно, это иссушает душу, отравляет всю жизнь. Какой страшный выбор: любовник или родные дети!

— Расскажите мне о муже и дочках, — мягко попросила она. — И не думайте, что я вам не сочувствую. Просто раньше мне никогда не приходилось сталкиваться с такой ситуацией. Я всегда считала, что женщина, ни при каких обстоятельствах не имеет права нарушать брачные обеты и бросать детей.

Люсия прошептала:

— О, прошу вас, не говорите так — я их не бросаю. Это немыслимо. Мне невыносимо думать, что я «бросаю» Джейн и Барбару…

— Простите, милочка. Я не хотела вас обидеть. Пожалуйста, расскажите мне о них.

Когда Чарльз вернулся в гостиную, он застал Люсию в слезах, миссис Грин стояла рядом с ней, обнимая ее вздрагивающие плечи.

Потрясенный, Чарльз кинулся через всю комнату к Люсии.

— Оставь ее пока в покое, милый, она сейчас успокоится. Ей просто нужно побыть одной. — Флоренс взяла сына под руку, потянула его в холл и плотно закрыла за ними дверь гостиной.

Стоя перед дверью, в темном прохладном коридоре, Чарльз заметил, как у матери на глазах тоже блеснули слезы.

— Господи! — воскликнул он. — Что у вас тут происходит?

Она повела его вниз, в столовую.

— Мы с твоей Люсией о многом успели поговорить. Она рассказывала мне о своей жизни с мужем, про детей и не могла сдержать слез. Чарльз, у нее очень нежное сердце. Я теперь вижу, что для нее это было невероятно тяжело — уйти из семьи, оставив маленьких дочерей.

Чарльз сунул руки в карманы и хмуро посмотрел на мать:

— Мама, как будто я сам этого не знаю! Но теперь ты понимаешь, какая она славная и почему я ее так люблю. Она очень нежная, добрая, великодушная. Она совершенно не может справиться с такой сложной ситуацией, в которой оказалась. Ей это просто не под силу.

— Да, согласна.

— Я так рад, что ты с ней поговорила, мама!

— Я тоже рада, сынок. Теперь ситуация стала мне чуть яснее.

— Значит, ты ее не винишь?

— Ох, Чарльз, я все-таки не могу одобрить развод! Уволь! Я остаюсь при своих принципах. И в силу этих принципов все равно считаю, что она должна была пересилить себя, остаться с мужем, а связь с тобой порвать, как незаконную и порочную. Хотя, с другой стороны, я не представляю, как она могла это сделать — по крайней мере, если верить всему, что она мне рассказала про мужа.

— Да, про мужа — чистая правда. Он довел ее до полного отчаяния. Она столько лет мирилась с унижением, была несчастна, и все ради детей и из чувства долга. И если бы мы с ней не встретились, она до сих пор мучилась бы. Я очень рад, что увез ее прежде, чем она совсем сломалась.

Миссис Грин покачала головой:

— Все равно, милый, то, что вы совершили, — ужасно неприлично.

— Но, мама, другого пути у нас не было! Мы должны были это сделать.

— Да, наверное, — сдалась наконец миссис Грин.

— Она ведь тебе понравилась, правда?

— О, ее просто нельзя не полюбить, мой дорогой.

Он вздохнул с облегчением:

— Ну что ж, вот и славно. Вы обе мне очень дороги.

— Все равно меня не радует, что тебе придется участвовать в судебном процессе.

— Но ты должна теперь признать, что это неизбежно.

— Да, милый, — кивнула миссис Грин.

Мысль о скандальном судебном процессе уже не пугала ее так, как раньше. Она понимала, что это неизбежно и что через это придется пройти. Но единственное, что не давало ей покоя, — судьба маленьких девочек. Она никак не могла смириться с тем, что ее Чарльз, ее славный мальчик, увел из семьи мать двоих детей, но все равно твердо решила встать на его сторону и защищать влюбленных до конца.

Поэтому, уезжая из дома миссис Грин, Чарльз и Люсия знали, что приобрели в ее лице надежную союзницу. Молодой человек был очень доволен, горд и счастлив: мама в очередной раз доказала свою преданность и мудрость. Люсия тоже была благодарна и утешена.

— Я могу обещать вам только одно — что всегда буду любить Чарльза и постараюсь сделать его счастливым, — сказала она на прощание.

Флоренс Грин наклонилась и поцеловала Люсию в бледную щеку.

— Я в этом не сомневаюсь, милая. Желаю вам обоим счастья.

Чарльз подошел и обнял мать.

— Мамочка, ты просто прелесть. Я не забуду этого до конца жизни.

Тут взор Флоренс затуманился, хотя плакала она редко.

— Береги себя, мальчик мой. Позвони мне как-нибудь… к тете Бланш. Не забудешь?

— Буду звонить каждый вечер, мам, еще надоем! — улыбнулся он и обнял Люсию за плечи. Она тоже улыбалась, снова довольная и спокойная, хотя лицо у нее было еще очень бледным, а глаза — красными от недавних слез.

Через несколько минут они уже ехали в машине Люсии по шоссе, ведущему к Тенбриджу.

За рулем сидел Чарльз. Люсия была так обессилена, что он не позволил ей вести машину. Она сама рада была передать руль в надежные мужские руки и сидела рядом с ним, погрузившись в состояние, близкое к прострации. Молча глядя на мелькавшие за окном пейзажи, она старалась забыть водоворот событий и эмоций, которые остались в прошлом.

Ей хотелось забыть обо всем на свете и думать только о Чарльзе и об их бесконечной любви — ведь это был первый день их совместной жизни. Что бы ни ждало их в дальнейшем, они все переживут вместе. «Мы пойдем вперед, держась за руки, — думала она, — и тогда нам ничего не будет страшно, мы все выдержим, все перенесем». Она вычеркнула Гая из своей жизни, когда уехала сегодня утром из его дома. Теперь наступила эпоха Чарльза… Чарльза и Люсии.

Пока все шло хорошо. Миссис Грин была мила, как ангел, проявила столько сочувствия и понимания — Люсия на это даже не надеялась. Она скорее ждала от матери Чарльза осуждения, суровости. А вместо этого встретила неожиданную сердечность, совершенно искреннюю — она это видела.