Джордж зажигал сигарету, когда Родни говорил это. Теперь он загасил спичку, вынул сигарету изо рта и сказал:

— Она не может поехать с вами в Лондон. Она потеряла свой паспорт.

— Она… что?

— Потеряла свой паспорт. Это случилось вчера. Просто удивительно.

— Это правда, Селина?

— О. Я… ну, да…

Джордж взглядом приказал ей замолчать:

— Конечно, правда. Мой дорогой мистер Экланд, вы даже представить себе не можете, каково оно здесь. Они выкрадут у вас золотую коронку изо рта, если только смогут до нее добраться.

— Но твой паспорт, Селина, ты понимаешь, как все это серьезно?

— Ну… я… — сбилась Селина.

— Ты поставила в известность британского консула?

— Нет, — сказал Джордж, снова беря инициативу в свои руки, — но она сказала полицейским в аэропорту, и они отнеслись с таким пониманием и старались помочь.

— Меня поражает, что они не бросили ее сразу же в тюрьму.

— Меня это тоже очень поразило, но, конечно, просто удивительно, что может сделать симпатичная улыбка даже в Испании.

— Но какие же шаги мы должны предпринять?

— Ну, если вы спрашиваете меня, я бы предложил вам вернуться к такси и отправиться обратно в Лондон, оставив Селину здесь со мной… Нет, — он прервал гневные протесты Родни, — я и в самом деле думаю, что это самый лучший план. Вы, возможно, смогли бы пустить в ход свои связи там, у себя, и мы с вами вдвоем должны сделать все, чтобы спасти ее от тюрьмы. И не волнуйтесь вы так об условностях, старина. В конце концов, я, возможно, ближайший родственник Селины, и я абсолютно готов к тому, чтобы нести за нее ответственность…

— Ответственность? Вы? — Он сделал последнюю попытку повлиять на Селину. — Ты ведь конечно же не хочешь оставаться здесь? — Родни готов был взорваться от такой мысли.

— Ну… — Одного ее колебания было достаточно, чтобы убедить его.

— Ты меня поражаешь! Твой эгоизм меня поражает! Ты, кажется, не понимаешь, что затронуто не только твое честное имя. Мне надо заботиться и о своей репутации, и я нахожу твое отношение к моей репутации оскорбительным! Я даже страшусь подумать, что скажет мистер Артурстоун!

— Но ты сможешь объяснить мистеру Артурстоуну, Родни. Я уверена, ты сможешь объяснить ему. И я думаю… когда ты будешь объяснять все, тебе лучше сказать ему, что ему не придется вести меня к алтарю. Мне и правда ужасно жаль, но я уверена, что это, в некотором роде, и для тебя облегчение. В конце концов, тебе ведь не захочется, чтобы я обременяла тебя, особенно теперь, после того, что случилось. И… вот твое обручальное кольцо…

Она держала его на ладони: мерцающие бриллианты и темно-голубой сапфир, которые, как он воображал, навсегда привяжут ее к нему. Ему так хотелось суметь сделать широкий жест: взять кольцо и швырнуть его через стену террасы в море, простирающееся внизу, но оно обошлось ему в круглую сумму, поэтому он спрятал гордость в карман и забрал кольцо.

— Прости меня, Родни.

Самым достойным показалось хранить мужественное молчание. Родни повернулся на каблуках и направился к выходу, но Джордж оказался там первым и широко распахнул перед ним дверь:

— Обидно, что ваша поездка оказалась такой бесполезной. Вам следует приехать в Кала-Фуэрте попозже, в разгар сезона. Я уверен, вам понравилось бы кататься на водных лыжах, плавать с аквалангом и ловить меч-рыбу. Рады, что вы приехали.

— Пожалуйста, не воображайте, мистер Дайер, что я или мои партнеры допустят, чтобы вам это сошло с рук.

— Я даже на секунду не могу такого представить. Я уверен, что у мистера Артурстоуна наготове какие-нибудь гениальные идеи и в надлежащее время в мой адрес поступит суровое письмо. Уверены, что не хотите, чтобы я подвез вас до деревни?

— Спасибо, предпочитаю пойти пешком.

— Ну что ж, chacun a son gout [29]. Было замечательно познакомиться с вами. До свидания.

Но Родни не ответил, а в молчаливой ярости вышел из дома. Джордж проследил, как он благополучно взобрался на холм, а потом закрыл дверь.

Он повернулся. Селина все еще стояла посередине комнаты, где ее оставил Родни. Она выглядела так, как будто ожидала еще одной бурной сцены, но он только сказал самым рассудительным тоном:

— Вам надо проверить, все ли у вас в порядке с головой, раз вы собирались выйти замуж за такого. Вы бы полдня тратили на то, чтобы переодеться к ужину, а вторую половину, чтобы выискивать все эти длинные слова в словаре. И вообще, кто такой этот мистер Артурстоун?

— Он старший партнер в фирме, где работает Родни. Он очень старый, и у него артрит коленей.

— И он собирался вести вас к алтарю?

— Больше никого не оказалось.

Это было отчаянное признание. Джордж спросил:

— Вы говорите о мистере Артурстоуне или вы говорите о Родни?

— Думаю, об обоих.

— Возможно, — ласково сказал Джордж, — возможно, вы страдали от сильного приступа навязчивой идеи об отце.

— Да. Возможно, что так.

— А теперь?

— Больше не страдаю.

Она снова поежилась, и он улыбнулся:

— Знаете, Селина, я бы никогда не поверил, что можно так много узнать о другом человеке за такое неимоверно короткое время. Например, я знаю, что, когда вы лжете, что происходит огорчительно часто, ваши глаза так широко раскрываются и становятся такими большими, что голубая радужка почти полностью окружена белками глаз. Как остров. А когда вы стараетесь не рассмеяться в ответ на некоторые нахальные вещи, которые я говорю, вы опускаете уголки рта, и каким-то образом у вас появляется очень неожиданная ямочка. А когда вы нервничаете, вы ежитесь. Сейчас вы нервничаете.

— Я не нервничаю. Я замерзла от купания.

— Тогда пойдите и оденьтесь.

— Но сначала я должна вам кое-что сказать…

— Это может подождать. Бегите одеваться.

Джордж вышел на террасу, чтобы подождать ее там. Он зажег сигарету, а солнце обжигало его плечи через тонкий хлопок рубашки. Родни Экланд уехал прочь из «Каза Барко», прочь из жизни Селины. Как и тогда, когда ушла Дженни, ее призрак был изгнан навсегда, он освободился от несчастной любви навсегда, просто рассказав о ней Селине. Дженни и Родни оба остались в прошлом, а настоящее представало веселым и хорошим, и будущее несло надежды и было наполнено приятными сюрпризами, как коробка с рождественскими подарками.

В саду под террасой Хуанита корпела над простынями, продолжая радостно напевать и явно не ведая о той драме, которая происходила, пока она возилась с утренней стиркой. Его внезапно охватил прилив нежности к ней. Никто не знал лучше него самого, что личная дорога Джорджа в ад всегда была вымощена добрыми намерениями, но сейчас он дал себе обещание, что когда выйдет его новая книга, то он подарит ей не только дарственный экземпляр, чтобы положить его на кружевную салфеточку, но и что-нибудь более значимое. Что-то, чего ей очень хотелось, но что она никогда не смогла бы купить себе сама. Шелковое платье, или драгоценность, или замечательную новую газовую плиту.

Он обернулся, заслышав шаги Селины за спиной. На ней было льняное платье абрикосового цвета без рукавов и босоножки на невысоких каблуках, благодаря которым она стала с ним почти одного роста, и его поразило, что ему понадобилось так много времени, чтобы понять, что она красива. Он сказал:

— Первый раз я вижу вас прилично одетой. Я рад, что ваш багаж нашелся.

Селина сделала глубокий вдох и произнесла:

— Джордж, я должна с вами поговорить.

— О чем?

— О моем паспорте.

— А что там с вашим паспортом?

— Ну. Понимаете. Он вовсе не потерялся.

Он уставился на нее, нахмурив брови в сильном удивлении:

— Он не потерялся?

— Нет. Понимаете… ну, вчера днем, прежде чем уехать с Пепе… я спрятала его.

— Селина! — Он говорил, как глубоко потрясенный человек. — Почему вы совершили такой ужасный поступок?

— Я знаю, что это ужасно, но я не хотела уезжать. Я не хотела оставлять вас с миссис Донген. Я знала, что она не хочет, чтобы вы писали вторую книгу. Она хотела, чтобы вы поехали в Австралию, или в пустыню Гоби, или еще куда. С ней. Поэтому, когда я пошла на кухню достать содовую из холодильника, я… — Она сглотнула. — Я спрятала паспорт в хлебнице.