После окончания колледжа, кроме тренировок и сорев­нований, Натали работала в лаборатории доктора Дуга Беренджера — ее персонального болельщика и патриота беговых дорожек Гарварда. К моменту той злосчастной травмы на предолимпийских стартах Натали уже была соавтором полудюжины исследовательских работ, вы­полненных кардиохирургом и его группой. Она закончи­ла курсы, необходимые для поступления в медицинский колледж. Рано или поздно, она все равно нашла бы свое место в медицине, но случайная травма ахиллова сухожи­лия, нанесенная бежавшей сзади соперницей, значительно ускорила ход событий.

Во время учебы Натали деканом в колледже был док­тор Сэм Голденберг. Человек мягкий, увлеченный своим делом, блестящий эндокринолог, он считал, что поступить в медицинское учебное заведение — дело более серьезное и ответственное, чем самообучение в нем.

Как просил Голденберг, Натали позвонила ему в офис за десять минут до своего прихода. Сейчас она сидела в приемной и пыталась сформулировать фразы, из которых бы следовало, что в результате ее самовольных действий никто не пострадал, но она понимает, что вопрос можно было решить другим, более правильным путем. И теперь она хочет одного: урегулировать конфликт с доктором Ренфро и снова взяться за работу.

Через пару минут в приемную вышел Голденберг, без обычной теплоты пожал Натали руку, поблагодарил за то, что она так быстро откликнулась на его приглашение, и сопроводил в свой кабинет. Вокруг стола для совещаний стояли с мрачными и встревоженными лицами ее ближай­шие коллеги: Дуг Беренджер, Терри Миллвуд, а также Ве­роника Келли, которая зачастую проявляла в отношении важных, самоуверенных профессоров большую нетерпи­мость, чем сама Натали.

Внезапный холодок, пробежавший по спине Натали, не имел никакого отношения к температуре в кабинете. Оба хирурга официально поздоровались с ней за руку. Верони­ка, с которой Натали довелось путешествовать на Гавайи и один раз даже в Европу, напряженно улыбнулась и кив­нула. В свое время они вдвоем часто гуляли по Бостону — настолько часто, насколько могли себе позволить занятые студентки медицинского колледжа, а приятелю Вероники, биржевому брокеру, приходилось иногда даже поднимать настроение Натали, когда оно опускалось ниже уровня «нет-нет, у меня все в порядке».

Голденберг пригласил всех сесть и занял место во главе стола. Надежды Натали очаровать декана и восстановить отношения с Клиффом Ренфро начали таять.

—     Мисс Рейес, — начал Голденберг, — я хотел бы, чтобы вы прочитали докладные, написанные доктором Клиффом Ренфро и миссис Беверли Ричардсон, медсестрой, присут­ствующей при инциденте сегодня утром. Затем я хотел бы узнать, есть ли у вас существенные возражения по поводу изложенного.

Удивленная таким быстрым развитием событий, На­тали прочитала обе докладные. Не считая двух-трех не­значительных расхождений, содержание документов совпадало, и факты были изложены точно. Бев Ричард­сон постаралась объяснить душевное состояние Натали в описываемый момент, однако ее разговор с Клиффом передала почти дословно. На бумаге все выглядело сухо и недвусмысленно. Натали ощутила прилив страха, и в голове вдруг всплыло семибуквенное слово из книжки с кроссвордами матери.

—Факты изложены подробно и весьма точно, — с тру­дом произнесла Натали. — Но я думаю, что здесь не указан мотив моих действий.

—Нат, — сказал Беренджер, — уверяю вас: мы понима­ем, что в ваших мотивах не было злого умысла.

Сидевший рядом с Беренджером Миллвуд кивнул в знак согласия.

—Я буду рада признать ошибочность своих действий и извиниться перед доктором Ренфро.

—Боюсь, все не так просто, мисс Рейес, — сказал Гол­денберг. — Доктор Шмидт, который, как вы знаете, явля­ется заведующим хирургическим отделением, настаивает на вашем исключении из медицинского колледжа.

Слова, словно кинжал, вонзились в грудь Натали.

—Не может быть! У меня всегда были хорошие оцен­ки, и, насколько я знаю, практику в клинике я прошла успешно.

—Видите ли, — ответил Голденберг, — к вашей работе с пациентами действительно не было никаких замечаний, однако имелись жалобы, что вы неуважительно относи­тесь к руководству, проявляете нетерпимость в отноше­ниях с ординаторами и даже однокурсниками, а ваша са­моуверенность, как предположил один из преподавателей, может стать источником серьезных проблем в будущем.

—Этого просто не может быть! — снова повторила Натали. — Единственный инцидент с однокурсником, насколько я помню, заключался в том, что я отказалась работать с ним в паре, потому что он имел обыкновение разбрасывать части трупов по анатомичке!

—Простите, декан, что вмешиваюсь, — подала голос Вероника, — но я считаю, что должна поддержать в дан­ном вопросе Натали. Когда доктор Миллвуд позвонил мне и объяснил, что случилось, я попросила его узнать, можно ли мне присутствовать. Я благодарна вам за разрешение. Студент, о котором говорит Натали, вел себя абсолютно недопустимо и заслужил такое отношение. Натали и я были подругами с первых дней учебы, и я хочу, чтобы вы знали, как любят и уважают ее все студенты и студентки, а также то, как иногда сложно бывает общаться с доктором Ренфро. У меня самой произошло с ним несколько стычек во время практики в хирургии.

—     Но на вас мне не поступало докладных, — возразил Голденберг.

—     Да, — смущенно ответила Вероника, — не поступало.

—     Благодарю вас, мисс Келли.

—     Нат, — сказал Миллвуд, — ты не задумалась о том, ка­кие неприятности могут произойти из-за того, что ты вер­нула пациента, которого уже выписал старший ординатор, не посоветовавшись с ним?

Натали покачала головой.

—     Да, сейчас я понимаю, что действовала неправильно, но в тот момент думала только о пациенте, бедном пьяни­це, которого, как я полагала, вышвырнули из больницы, не обследовав.

Миллвуд повернулся к Голденбергу, взглянул на дека­на и Беренджер. Натали смотрела, как решается ее судь­ба, и едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не сказать: «Черт с вами, я ухожу!» Вероника, похоже, почувствова­ла ее состояние и успокаивающе подняла руку. Наконец Голденберг кивнул, приняв решение, и повернулся к Нагали.

—     Мисс Рейес, многие преподаватели, включая двух присутствующих здесь, дали письменное заверение, что у вас отличные перспективы стать хорошим врачом. Я ценю также усилия, предпринятые вашей подругой мисс Келли, для того чтобы присутствовать здесь сегодня, равно как и то, что она сказала. Я знаю и о том, что ваша кандидатура серьезно рассматривалась для приема в почетное медицин­ское общество «Альфа Омега Альфа», но могу вас разоча­ровать: этого не произойдет. Вы — человек необычный, у вас много хороших качеств, однако в вашем характере есть черта — можете назвать ее твердостью или самонадеянностью, — которая совершенно не способствует тому, чтобы стать таким врачом, которого мы хотели бы выпустить из своего заведения. Учитывая мнение ваших сторонников, находящихся здесь, я решил, что исключение из колледжа было бы более серьезным наказанием, чем ваш проступок, но не намного. С сегодняшнего дня вы отстраняетесь от учебы на четыре месяца. Если дальнейших инцидентов не последует, вы выпуститесь со следующим после вас кур­сом. Для пересмотра данного решения нет других возмож­ностей, кроме обращения в суд в установленном законом порядке. У вас есть вопросы?

— Что с моей ординатурой?

— Нат, мы поговорим об этом позже, — сказал Беренд­жер. — Но могу сказать, что твое место в хирургической программе Уайт мемориал будет отдано другому.

— Господи! А как с моей работой в вашей лаборато­рии?

Прежде чем ответить, Беренджер взглянул на Голденберга и, получив молчаливое согласие, ответил:

— Ты можешь продолжать работать у меня и даже при­сутствовать на заседаниях и конференциях по своему вы­бору.

— Это решение никого из нас не обрадовало, — добавил Голденберг.

— Мне оно кажется слишком суровым, — спокойно от­ветила Натали. В этот момент она, скорее, ощущала гнев, нежели была расстроена.