Об этом Веритеев уже советовался со знающими людьми, поэтому вполне уверенно сказал:

— Ну как? Обыкновенно! Состав у нас будет примерно из шестидесяти вагонов, в каждом разместится по двадцать четыре человека, — значит, в каждом вагоне выберем старосту…

— Так-так, — как бы поторопил Владимир Ильич. — Староста в вагоне это, конечно, правильно. Таким образом, каждый вагон станет как бы организованной рабочей ячейкой.

— Вот именно! А все старосты, во главе со мной, и будут руководить людьми в эшелоне.

— А не кажется вам, товарищ Веритеев, что шестьдесят старост это несколько, я бы сказал, рыхлая форма руководства?

— Мы будем регулярно собираться, обсуждать.

— Собираться, конечно, нужно. И обсуждать, как вы говорите, тоже. Но в каком же помещении вы будете собираться в пути? Вагон не каучуковый, верно? А старост шестьдесят человек. Кроме того, кто-то должен их всех оповещать о каждом таком совещании, а само совещание тщательно готовить? И много ли вы сможете провести таких совещаний, скажем, в неделю? Между тем вопросы будут требовать ответов каждый день, каждый час…

— Об этом мы думали. Хотим создать вроде как штаб или коллегию, что ли, в количестве, скажем, пяти-шести человек…

— Хорошо! — одобрил Владимир Ильич. — Такая «штаб-коллегия» сможет не только руководить эшелоном в целом, но и представлять его в партийных и государственных органах власти по пути, а потом и в Сибири. Но и этого мало. — Ленин склонился к блокноту и так же, как перед этим занимался «калькуляцией» обмена «рабочий — машина — хлеб», стал набрасывать карандашом наглядную схему. — Чтоб слаженно руководить эшелоном, необходимо иметь и некую, я бы сказал, фельдъегерскую группу. Сама коллегия будет не в силах, да и не должна одновременно быть вашим курьером. Для этого хорошо бы подобрать пять или десять бойких, надежных молодых рабочих, лучше всего из комсомолии, чтобы они были всегда под рукой…

— Мы и об этом вели разговор! — радуясь тому, что их дела на заводе совпали с советами Ленина, легко подтвердил Веритеев. — У нас такие ребята найдутся: Шустиков, Головин…

— Не сомневаюсь. Теперь представьте себе, что в пути кто-нибудь заболеет. А это при нынешнем положении неизбежно. В Сибири в прошлом году эпидемия одного лишь сыпного тифа захватила около трехсот тысяч человек. — Ленин нахмурился, помолчал. — Это не считая холеры, брюшного тифа и натуральной оспы. И в этом году не лучше. Значит, надо иметь опытного фельдшера, а еще лучше — врача. То есть свою медицинскую часть. А в ее распоряжении изолятор… Ну, пункт первой помощи и нечто вроде буфета, чтобы рабочий смог получить в дороге стакан кипятка, купить кусок хлеба…

— Об этом тоже думали с завбольницей Коршуновым. Постараемся.

— Да уж, пожалуйста!

Некоторое время Ленин молча разглядывал только что набросанный в блокноте чертеж. Потом провел от кружка с надписью «штаб» несколько линий вниз, сделал и там небольшие кружочки.

— Ехать вы будете долго, безтопливными степями. В дороге всякое может случиться. Ну, скажем, что-то испортилось. Поломалось. В пути вы вряд ли где получите необходимую помощь. На местах в этом смысле хоть шаром покати. Еще хуже, чем у нас в Москве. Значит, надо иметь не только свой паровоз со своим машинистом и его сменщиком, но и свою ремонтную бригаду. Скажем, два-три слесаря…

Веритеев молча кивнул головой, старательно копируя набросанную Лениным схему на своем листке: после замечания о необходимости вести точные записи предстоящих дел он теперь старался не пропустить ничего из советов Владимира Ильича.

— И, наконец, было бы очень полезно… вернее, просто необходимо, — заметил в заключение Ленин, — иметь подвижную, хорошо организованную агитбригаду. При ней — небольшую библиотечку с брошюрами, листовками и плакатами. Их вам выдадут, я об этом договорился. Люди в эшелоне разные, многие плохо еще представляют себе, что такое Советская власть и каков политический смысл поездки в Сибирь, не говоря уже об общем положении дел. А кое-кто, полагаю, и недоволен или даже противник Советской власти. Едет он в эшелоне с мыслями об устройстве своих личных дел на манер мешочника-спекулянта… Как вы считаете?

— Есть такие!

— Думаю, что есть. Особенно на таком заводе, как ваш. Вот еще что: драмкружок на заводе есть?

— А как же! Только на днях представляли показательный суд над Советской властью! — похвастался Веритеев.

— И что же? — заинтересовался Ленин.

— Оправдали ее по всем статьям!

— Значит, оправдали? — Владимир Ильич с удовольствием засмеялся, — По всем статьям?

— По всем!

— Гм… ну что же, будем считать, что Советская власть оправдана. А драмкружок в поездке будет очень полезен. Собрать в него надо и тех, кто поет, играет на инструменте, танцует. Подготовить хорошие выступления. Можно и суд. Скажем, над укрывателями хлеба и спекулянтами. Это для сибирских крестьян будет не только наглядная пропаганда и агитация. А хорошее пение или музыка — это и пропаганда хорошего вкуса. Доставить людям удовольствие, разве это не насущнейшая задача таких кружков?..

Для Веритеева и его помощников по штабу наступили нелегкие, хлопотливые дни.

Кроме составления списков, бесед с людьми, подбора руководителей главных служб эшелона, шло оформление правительственных мандатов и других документов, без которых нечего было и думать о поездке на долгий срок, да еще в Сибирь: на каждом шагу — проверка, в каждой губернии — своя власть, особенно за Уралом и Иртышом.

После семнадцатого года туда из Центра мутными волнами откатились тысячи всякого рода «бывших». И эти «бывшие» не исчезли. Они притихли, ждут подходящего часа. Пакостят, где возможно. Вон, — прикидывал Веритеев, — только что на губернском партийном активе представитель Московской ЧК подробно рассказывал, какие заговоры против Советской власти раскрыты за последние месяцы в Москве, Петрограде, на Юге, на Украине, в Белоруссии и в Сибири. Картина внушительная! И каждый заговор неизменно связан не только с меньшевистско-эсеровским подпольем, но и с зарубежной контрреволюцией. В ответ на это ЦК партии и Совнарком вынесли постановление о необходимости выявить и до конца разоблачить перед лицом народов мира истинных вдохновителей Кронштадтского мятежа, а также обнаружить и захватить архив партии правых эсеров, прямых организаторов большинства бандитских восстаний и мятежей.

В особенности тревожно в Сибири. Недовольно разверсткой «справное» крестьянство. Ненавидят Советы сельские богачи. А по недавней переписи населения в Западной Сибири, к примеру, одних только кулаков с пятью десятками десятин земли на душу — больше полумиллиона. Рабочих же там меньше полутораста тысяч. Сколько же скопилось в Сибири ненавистников нашей власти? И как-то встретят наш эшелон в тамошних деревнях?..

Беспокойно размышляя об этом, Веритеев тем не менее с каждым днем все увереннее занимался организацией эшелона.

Когда окончательно определилось, что едет ровно тысяча сто семьдесят шесть человек и что в каждом вагоне можно разместить в среднем по двадцать четыре человека («По-барски едем. Это тебе не сорок человек и восемь лошадей!»), — главным и неотложным делом стало: найти и подготовить для поездки вагоны и паровоз. Если к сорока девяти «людским» вагонам приплюсовать еще те, которые необходимы для запчастей и машин, паровозной бригады с кондукторами, бюро продовольственного обеспечения во главе с Иваном Амелиным, медицинской части, оркестра, а также агитвагона, — то необходим состав не меньше чем в шестьдесят исправных теплушек.

А к ним — надежный мощный локомотив. Не слабосильная старенькая «овечка», которая и на ровном-то месте еле тянет состав в сорок тысяч пудов да еще должна через каждые двадцать — тридцать верст пополняться топливом и водой. Нужен паровоз, способный тянуть вдвое больше, при этом — расходовать минимум топлива и воды, которых негде взять в сибирских безводных, безлесных просторах.