Рецензенты: д-р ист. наук Ю. Г. Алексеев (ЛОИИ СССР); д-р ист. наук И. В. Дубов (Ленингр. ун-т).

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Ленинградского университета

Посвящается памяти РОМАНА ВАСИЛЬЕВИЧА КРЮКОВА

Изданием данной монографии авторы завершают в основном свое изучение проблемы города-государства в Древней Руси. Первые результаты этого изучения были опубликованы в книге «Киевская Русь. Очерки социально-политической истории», в которой предпринималась попытка общей характеристики города-государства на Руси XI–XII вв., выявлены методологические, историко-социологические и историографические предпосылки постановки вопроса о городах-государствах в Киевской Руси, подчеркивалось, что названная политическая надстройка возникает в условиях переходного периода от доклассовой формации к классовой (рабовладельческой или феодальной) ^{1} .

Следующий шаг в изучении темы сделан при рассмотрении истории городской общины Верхнего Поднепровья и Подвинья в XI–XV вв. ^{2} На примере Полоцкой и Смоленской волостных общин было показано возникновение и развитие города-государства в этом регионе. В итоге появление городов-государств в доклассовых переходных социальных структурах нашло новое подтверждение. Вместе с тем стало ясно, что феодализм несовместим с этой разновидностью государственного строительства. По мере роста феодальных отношений в Смоленской и Полоцкой землях, наблюдаемого в XIV–XV вв., разрушалось единство города и тянувших к нему сельских поселений. В конечном счете феодализм поглотил село, а город, претерпев метаморфозы, превратился из правящего в самоуправляющийся, замкнувшись на Магдебургском праве.

В коллективном труде «Становление и развитие раннеклассовых обществ: Город и государство» представлены итоги следующего этапа исследования городов-государств на Руси XI–XII вв., в частности в Новгородской, Полоцкой, Смоленской и Киевской землях ^{3} . Выявлено принципиальное сходство эволюции государственной организации во всех упомянутых волостях. Анализ соответствующего материала, относящегося к античной Греции и Византии, позволил определить типологические черты и установить синхростадиальные моменты в истории Древней Греции и Киевской Руси ^{4} . Таким образом, была продемонстрирована важность и актуальность изучения проблемы города-государства в русской истории. И вот теперь мы обращаемся к исследованию городов-государств в целом на Руси XI — начала XIII столетий.

Его начало посвящено историографии вопроса, а также рассмотрению причин возникновения городов у восточных славян и социально-политической их роли на ранней ступени развития городской жизни — на протяжении IX–X вв.

Формирование городов-государств последующего времени прослеживается по географическим районам: Руси Южной, Юго-Западной, Северо-Западной и Северо-Восточной. В сферу изучения включены практически все наиболее крупные земли-волости, т. е. Киевская, Черниговская, Переяславская, Волынская, Галицкая, Новгородская, Полоцкая, Смоленская, Ростовская и Рязанская земли.

В работе использованы разнообразные источники: письменные, фольклорные, археологические, этнографические, лингвистические. Среди письменных источников главное место занимают летописи.

Надо отметить неравномерное освещение летописными источниками истории городов-государств древнерусских земель (особенно скудны сведения по Переяславской земле, явно недостаточны они по Рязани и Чернигову). Другая трудность состоит в том, что имеющиеся в нашем распоряжении источники далеко не всесторонне отражают каждый город-государство, взятый в отдельности. На новгородском, скажем, материале более рельефно выступают одни элементы города-государства, на смоленском или киевском — другие и т. п. Поэтому источники, касающиеся истории земель-волостей, живущих, казалось бы, самостоятельной жизнью, дополняют друг друга, позволяя видеть то, что невозможно было бы увидеть, оставаясь в рамках локального материала. Вот почему наши представления о городе-государстве в Древней Руси, его типичных свойствах и чертах выработаны с учетом наблюдений и выводов, сделанных при изучении процессов складывания городов-государств на всем пространстве Руси XI — начала XIII вв. Такая методика обусловлена общностью исторических судеб древнерусских земель-волостей в домонгольский период отечественной истории, установленной нами в ходе исследования.

Есть еще один источниковедческий аспект, о котором следует сказать особо. Речь идет о летописях. Обращение к ним таит большую опасность для ученого, если он не проявит критического отношения к этому разряду памятников прошлого. При поверхностном прочтении летописей возникает впечатление, что древнерусскую историю творили знатные люди: князья, бояре, сановники церкви. Именно их деятельности посвящают свои рассказы летописцы. Отсюда у некоторых историков преувеличенное представление об исторической роли древнерусской знати. Согласно В. Т. Пашуто, князья и бояре собираются на съезды («снемы»), где в узком кругу феодалов обсуждают вопросы «основного законодательства, распределения земель, войны и мира». Так, о встрече 1097 г. князей в Любече он пишет: «Съезд 1097 г. в Любече, имея в виду „строение мира“, решал вопрос о разделе страны на отчины и, видимо, о разделе коренного домена — собственно „Русской земли“ (Киев, Чернигов, Переяславль) — с обязательством получающих части в ней блюсти ее всем „за один“. Этот съезд принял решения, определившие судьбы Киева на несколько столетий» ^{5} . Получается так, что князья выступают какими-то всемогущими политиками, чьим мановением страна делится на отчины, предопределяется вековая будущность крупнейших городов Руси.

Аналогичным образом рассуждает В. А. Кучкин, наблюдавший за формированием государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. Он полагает, что «при Юрии Долгоруком начинают фиксироваться государственные границы Ростово-Суздальского княжества. Ранее, когда Ростовская земля зависела от Южной Руси, установление твердых границ не имело смысла. Мономах, например, держал Новгород, Смоленск и Ростов своими сыновьями, поэтому четкое размежевание принадлежавших этим центрам земель не было необходимостью для верховной власти. Но когда князья… из лиц, заведовавших частями общего целого, становились государями „полных, особных владений“, вопрос о границах их княжеств вставал со всей остротой. Одна из основных функций феодального государства — расширение своей территории — осуществлялась в таких условиях вполне последовательно и определенно. Следствием междукняжеских столкновений явились фиксация и укрепление границ» ^{6} . Стало быть, учреждение границ между землями Древней Руси — дело рук князей, озабоченных сохранностью своих владений.

Крайним выражением обозначенной историографической тенденции являются взгляды Б. А. Рыбакова. Древнерусские князья представляются ему оторванными от реальной жизни, создающими политические ситуации, идущие вразлад с интересами общества. Например, по поводу княжеского съезда 1097 г. в Любече он пишет: «На Любечском съезде был провозглашен принцип династического разделения Русской земли между различными княжескими ветвями при соблюдении ее единства перед лицом внешней опасности… Но все это было основано не на реальных интересах отдельных земель, не на действительном соотношении сил. Князья, глядя на Русь как бы с птичьего полета, делили ее на куски, сообразуясь со случайными границами владений сыновей Ярослава» ^{7} . Князья, по Б. А. Рыбакову, действуют сами по себе, увлеченые взаимной борьбой и счетами. Историк даже противопоставил князей боярству как реакционную силу прогрессивной ^{8} . Княжьё разоряло свои вотчины, чувствуя себя в них временным хозяином, стремилось «как можно больше взять с крестьян и с бояр». Вот почему «княжеские тиуны и рядовичи были страшны не только крестьянам-общинникам, но и боярам, вотчина которых состояла из таких же крестьянских хозяйств» ^{9} . Лишив русских князей XI–XII вв. социальной почвы, автор противопоставил их древнерусскому обществу. С этим вряд ли можно согласиться.