«Здравствуйте, – произносит книготорговец, даже не взглянув на вошедшего. – Что вам угодно?»

«Мне… – запинаясь говорит Леста. – Книга… уже отпечатана… я пришел узнать, не возьмете ли вы сколько-нибудь экземпляров для продажи?»

«Что, что? Что вы сказали? Для продажи?» – спрашивает торговец, все еще не поднимая глаз и продолжая что-то писать.

«Да, это та самая книга, рукопись которой я вам в свое время предлагал. О рукописи нам не удалось договориться, может быть, теперь возьмете часть книг?»

«Книг… часть книг… Почему это я обязан у вас брать книги, когда у меня самого их полно? Посмотрите, все полки заняты. Я был бы рад, если бы вы у меня купили несколько книг. А-а, это вы!»

Только теперь старик, почесывая нос, поверх очков разглядывает Лесту.

«Вы опять здесь, молодой человек, – продолжает он. – Как; видно, вы все еще не желаете зарабатывать себе на хлеб честным путем. Ну что же, чем позже вы поймете свою ошибку, тем хуже для вас. Но не воображайте, что вам удастся меня уговорить. Не для того я честно дожил до седых волос, чтобы на старости лет иметь дело со всякими лодырями. Нет! Пока я нахожусь в этом помещении, оно останется незапятнанным; а после меня пускай тут хоть чеканят фальшивые деньги – за это я уже не отвечаю. А теперь, молодой человек, будьте так любезны и закройте дверь лавки с той стороны!»

Леста отвечает на эти слова весьма вежливым поклоном и закрывает дверь с наружной стороны.

– Да-а, – заканчивает свое повествование Леста. – Это и был тот мой старый друг и благодетель, который сказал мне однажды такие золотые слова.

– Но те слова, которые он тебе потом сказал, были далеко не такие уж золотые, – замечает Тоотс.

– Ничего, хорошо, что хоть так обошлось, – отвечает Леста. – В тот же день я случайно встретился с другим писателем. Это был уже старый человек, и на лбу у него синела большая шишка. Когда я поведал ему о своей беде, он выслушал мой «плач Иеремии» и, едва я закончил, грустно покачал головой. У него в тот день тоже была встреча с одним книготорговцем. «Взгляните-ка сюда, – сказал он, поднося руку к своей шишке. – Да, взгляните-ка сюда, молодой друг, и скажите, что это такое?» Я ему в ответ: «Это синяя шишка». – «Нет, это не синяя шишка, – возражает он. – Это так называемый гонорар, который заплатил мне за мою рукопись книготорговец Выммур». Я никак не мог поверить, что за литературу платят и таким образом, но старичок говорил об этом со слезами на глазах. Сначала Выммур предложил ему в виде платы за рукопись другие книги, вроде Лехтвейса и Ринальдо Ринальдини, и сказал: «Возьмите книг на всю сумму гонорара. Денег от меня еще ни один писатель не получил». Но когда старичок настойчиво стал требовать свое, почтенный господин Выммур рассердился и ударил старичка по лбу. Может быть, и вам покажется эта история невероятной и вы подумаете, что я преувеличиваю, и все-таки это – подлинный случай. И такая вещь произошла в Тарту, в «центре духовной жизни» нашей родины, как называют город Таары наши газеты. Тогда я взял своего старого собрата под руку, повел его в одну из столовых этого «духовного центра», купил ему поесть и заказал порцию чая. И это была первая маковая росинка, какую вкусил старый писатель за весь день.

Затем коммерсант Киппель в свою очередь рассказывал кое-какие эпизоды из жизни делового мира; на этом друзья заканчивают «приятное времяпрепровождение» и расходятся по своим делам.

Киппель уходит куда-то к знакомому торговцу договориться о новой должности, а Леста и Тоотс направляются прежде всего в тот книжный магазин, куда Леста собирается сдать на комиссию свою книгу. Тоотс призывает на помощь все свое красноречие и действительно «сбивает» процент комиссионера до сорока пяти. Таким образом, молодой писатель может хоть сегодня отнести свои книги в магазин и сравнительно безмятежно думать о поездке на лето в отпуск.

Затем приятели идут в старейшее кредитное учреждение Эстонии. В городе время бежит незаметнее, чем в деревне, и нашим друзьям нужно спешить, чтобы вовремя, до закрытия этой конторы быть на месте.

– Надо занять денег, – рассуждает по пути Тоотс. – Ничего не поделаешь. Заболотье немалую сумму съест, прежде чем станешь с него доход получать. Но не беда – для того и существуют все эти финансовые заведения, чтобы помогать поднимать сельское хозяйство, да и вообще поддерживать всякие полезные предприятия.

– Возможно, – угрюмо отвечает Леста. – Я здесь в свое время никакой поддержки не нашел.

– Вот как! Значит, ты тоже здесь побывал?

– Бывал. Бывал. Говорили, будто это патриотическое учреждение, которое поддерживает все хорошие и честные предприятия, как ты сам только что сказал.

– Ну, и не дали?

– Не дали. Сказали, что недостаточно надежные у меня поручители. Потом мне, правда, удалось достать новых поручителей, но ничего не помогло. Киппель говорил: мне оттого не выдают ссуду, что мое имя в деловом мире неизвестно, Носову сразу дали бы.

– Да, да, – в раздумье замечал Тоотс, – посмотрим. Школьные приятели входят в помещение кредитного товарищества; управляющий объясняет служащему, зачем они пришли.

– Да, – отвечает служащий – укажите сумму, которую вы желаете получить, свое имя и адрес, а также поручителей. Завтра вам сообщат, будет ли выдана ссуда: сегодня вечером у нас заседание совета, и там решат.

– Н-да, – говорит управляющий, вопросительно поглядывая на Лесту, – значит, мне придется до завтра остаться в городе.

– Вот и отлично, – весело отвечает приятель.

– Да, иначе не получится, если желаете узнать решение совета, – подтверждает служащий. – Вы попали в удачный день, совет собирается только два раза в неделю.

– Ладно! – говорит Тоотс. – Значит, придется до утра задержаться в городе. Ничего не поделаешь. Когда еще мне удастся в самую страду второй раз выбраться в город.

Затем служащий записывает нужные сведения и спрашивает, кто поручители.

– Поручители… – повторяет проситель. – Первый – это, конечно, старикан, то есть хозяин Заболотья Андрес Тоотс. Второй… второй… Кто же второй? Ах да, пишите: Пээтер Леста, аптекарь и писатель. Третий – Арно Тали, студент, родом из Паунвере, с хутора Сааре. Так. Но, – добавляет он тут же, – вы, сударь, скажите и объясните совету, что ссуда нужна мне не на какую-нибудь там пирушку или попойку, а для нужд хутора… чтобы поля улучшить, болота осушить. Совету следует иметь в виду, что деньги нужны мне только для полезного дела.

– Ну, – улыбается чиновник, – совет и сам в этом разберется и все обсудит.

– Нет, вы все-таки объясните и со своей стороны, ведь совет не знает, что я за личность.

– Хорошо, хорошо, – кивает головой чиновник. – Будет сделано.

Тоотс вежливо благодарит чиновника и, попрощавшись с ним, в сопровождении Лесты выходит на улицу. Итак, с важными делами покончено, можно немного погулять, осмотреть в городе его достопримечательности. Тоотс, несколько лет подряд пробыв в России, теперь совсем почти не узнает духовного центра своего родного края: ему смутно вспоминается, как он раза два еще мальчишкой приезжал сюда с отцом. Последний приезд со стариком прошел в страшной спешке, только и успели, что попасть из «Ээстимаа» на рынок да побродить поблизости от рынка. Самым дальним пунктом был квартира Тали.

Школьные приятели проходят по Каменному мосту, где реке Эмайыги надлежит по приказу Екатерины «укротить свой бег» [9], идут вдоль берега до деревянного моста и здесь на несколько минут останавливаются.

– Да, – говорит Тоотс, глядя на воду, – красивая река, ничего не скажешь, но если бы ты видел Волгу!

– Ну да, – отзывается Леста. – Волга, разумеемся, гораздо больше, зато Эмайыги милее. Мне сейчас подумалось – как странно, что народы зовут свои наиболее крупные реки матерями, матушками [10]; об озерах, холмах и лесах никогда не говорят так по-детски ласково. И они, конечно, могут быть в своем краю любимцами, но никогда не слышал, чтобы возводили их в сан матери. Это, наверное, потому, что река часто протекает по всей стране и поэтому вызывает в народе такое почитание.