Жанна с детства не любила детективы. Все читали взахлеб — а ей было не интересно. Вместо Конан Дойля и Агаты Кристи она выбирала романы о любви или о дружбе. И период, когда большая часть страны увлекалась новыми авторами отечественного разлива, девушка тоже пропустила мимо.

И все же обстоятельства сложились так, что нелюбовь к детективам ей пришлось преодолеть. Две недели подряд Жанна сметала с прилавков маленькие книжечки и читала их не отрываясь. Ее собственное детективное расследование требовало хотя бы минимальных теоретических познаний.

Больше всего на свете Жанна ненавидела парики и темные очки. Это стало понятно в течение последних двух часов, которые она провела в тесной «копейке», наблюдая за подъездом.

«Ни за какие деньги не согласилась бы работать частным сыщиком», — думала девушка, осторожно почесывая затылок и стараясь не сдвинуть на глаза копну черных волос, — что бы там ни писали в книжках, это занятие не для нормальной женщины.

Очень хотелось поскорее стянуть с себя все «детективные» прибамбасы, меняющие внешность, выбраться из душной машины на свежий воздух, а еще очень хотелось пить и, извините за подробности, в туалет.

«Если она не появится через двадцать минут — плюну и уеду. Все равно в следующую среду она опять сюда притащится как на работу».

От принятого решения Жанна повеселела.

Жанна работала посменно, и это давало ей большие возможности для слежки. С раннего утра — в родную компанию, а уже к шестнадцати ноль-ноль — на пост у хорошо знакомого подъезда. И еще — успеть по дороге изуродовать внешность париком с дурацкой челкой, круглыми черными очками, яркой помадой и нелепыми вещами на два размера больше положенного. Вещи вместе с очками, а заодно и старенькая машина были позаимствованы у подруги.

«Удивительно, — размышляла девушка. — Ленке эти очки так идут, а я в них натуральная стрекоза в тылу врага. И ярко краситься мне нельзя — вид такой, будто только что с панели, причем стоила дешевле товарок».

Тяжелая дверь открылась, и на низкое крыльцо вышла немолодая, стройная и красивая дама. Ее сопровождал вчерашний студент — вполне подходящий по возрасту, чтобы быть сыном.

«Ага, — злобно подумала Жанна, — а вот и наш кавалер объявился… Любовничек, мать его за кривую ногу… сопли под носом висят, а туда же…»

Парочка прощалась на крыльце. Юноша что-то истово доказывал, бурно жестикулировал, а женщина успокаивала, поглаживала по плечу. Потом он церемонно поцеловал ей руку и удалился.

Жанна до последнего надеялась на чудо. Все, что угодно, только не это — но ситуация была очевидной.

«Вот ведь седина в бороду… кажется, старая калоша, а туда же… конечно, раз деньги есть…»

Удивительно, но Жанна выслеживала не мужчину, хоть по возрасту он вполне подходил ей в кавалеры и неплохо исполнил бы роль неверного мужа-альфонса, — девушку интересовала его возлюбленная. Женщина, за которой так старательно следила Жанна, была неброско, но стильно и дорого одета, все скромные украшения сверкали небольшими, но чистыми камнями. Легкий запах Allure от Chanel (как хорошо Жанна знала этот запах!) гармонировал с русыми волосами, уложенными в узел на затылке, четко прорисованными глазами и крошечной сумочкой. Короче, именно так девушка мечтала бы выглядеть на пороге пятидесятилетия — все еще красивые ноги, которые не стыдно открыть выше колен, ухоженные руки, идеально сидящая одежда, умелый макияж и главное — печать достоинства и уверенности на лице.

«Ну и пусть я не настолько идеальна, зато не разбиваю семьи и не ложусь под молодых мальчиков, — попыталась поладить со своими комплексами Жанна. — Что лучше: иметь стройную фигуру и быть стервой — или быть полненькой, зато порядочной?»

Жанну действительно можно было отнести к порядочным женщинам по любой классификации. Она не разбивала семей и не ложилась в постель с молодыми мальчиками. Ее единственным мужчиной стал муж — она сохранила себя для него, как высокопарно выражались в любовных романах. Правда, муж бросил ее через шесть с половиной лет после свадьбы и ушел к бывшей однокурснице Тане — та славилась в институте своей неразборчивостью и по логике никак не могла быть конкуренткой глубоко порядочной Жанне, но почему-то вдруг ею стала… Более того, от Жанны муж ребенка не хотел, а в новой семье вдруг проникся глубокими отцовскими чувствами, и за два года Таня успела родить ему двоих мальчишек, удивительно на него похожих.

И Жанна, и Таня, и бывший Жаннин, нынешний Танин муж, Антон жили в одном квартале, и Жанне иногда встречался Антон, исправно гуляющий с детьми. Он прекрасно выглядел, вопреки ее надеждам, можно сказать, расцвел. Она махала ему рукой — не делать же вид, что не узнала? — и думала: ну почему стервам достается все, а ей, совершенно нормальной, ничего???

«Может, доживу до пятидесяти и тоже начну стервенеть… заделаюсь суперпуперсоблазнительницей и все возмещу, блин… отыграюсь… похудею от злости…»

Полной Жанна не была, хоть и считала себя толстушкой. Она была средняя, нормального телосложения, но с подросткового возраста мечтала стать худой. Как модель — высокой и худой. Хоть она и читала о неестественности подобных размеров и о вреде для здоровья, но красота требовала жертв, и Жанна готова была жертвовать чем угодно, лишь бы стать похожей на Кейт Мосс или Еву Герцигову. Высокой Жанна не стала — доросла до ста шестидесяти восьми сантиметров и остановилась, но попытки исхудать до прозрачности не оставила и периодически истязала себя новомодными диетами и спортом, а когда жизнь переходила в черную полосу, бросала все и опустошала холодильник, поедая неимоверное количество пищи.

В промежуточные периоды девушка весила шестьдесят килограммов и была куда больше похожа на объект своей слежки, чем замечала. У Жанны тоже были стройные длинные ноги и ухоженные руки, ее волосы прекрасно ложились в изящный узел на затылке, а их цвет стремился к русому, у нее тоже были большие серые глаза, легко превращаемые с помощью теней в глубокие и оленьи, и еще девушка унаследовала от матери прекрасный вкус.

«Лучше бы я унаследовала от нее умение шляться по мужикам до старости лет, — зло подумала Жанна, стаскивая, наконец, ненавистный парик и заводя машину, — так ведь и помрешь теперь одна, никому не нужная. Только если папе…»

Папу было жалко до слез. Он был невысокий, совсем некрасивый, с уже наметившейся лысиной и изрядным брюшком, но как мама могла поменять его на пусть молодого и симпатичного, но все-таки совсем чужого и наверняка не такого доброго и умного… Жанна не понимала.

Если бы где-то существовал фонд, присуждающий звание «идеальная семья», семья Артемьевых могла бы смело претендовать на этот титул. Анатолий Сергеевич и Елизавета Аркадьевна прожили тридцать лет душа в душу и превратились для окружающих в неделимое целое, даже мыслей о возможности существования их по отдельности не допускающее. Казалось, сама судьба предназначила им жить долго и счастливо и умереть в один день. Отношения их начались еще в третьем классе, когда Толя, признанный хулиган и непоседа, налетел на «новенькую» в коридоре и, увидев ее испуганные глаза, с радостным воплем приложил «незнакомку» по голове тяжелым портфелем. Растерянная Лиза разревелась и села на пол. Когда подошла Анна Владимировна, учительница, девочка все еще плакала.

— Это тебя Анатолий ударил? — спросила Анна Владимировна. Спросила для проформы: насупленный и взъерошенный Толя стоял рядом с видом оскорбленной невинности.

— Нет, — сквозь слезы ответила Лиза, — я сама ударилась. Бежала и упала.

Лизу на всякий случай отпустили с уроков домой: она так и не перестала плакать — а Толя на следующий день пересел к ней за парту и списал у нее математику, а заодно и домашнее задание по русскому.