— Что же именно случилось?

— Не могу этого сказать. Связан обещанием.

— О Боже, Уильям, вы меня заинтриговали!

— Дорогая, я действительно связан обещанием, но могу сказать следующее: Мерион — хороший человек, но очень замкнутый. И он готов на все ради своих близких. Ни одна угроза благополучию его семьи не остается безнаказанной. Вот, собственно, и все, что я могу вам сообщить, дорогая. Поверьте, я действительно не вправе обсуждать его дела, — добавил виконт с виноватой улыбкой.

Елена со вздохом кивнула. Она прекрасно знала, что Уильям умел хранить тайны. Немного помолчав, она спросила:

— А вы говорили с ним до того, как я начала петь? — В те минуты Елена видела, что Уильям стоял рядом с герцогом. И она не могла отвести от Мериона глаз.

Виконт утвердительно кивнул:

— Да, говорил. Я сказал ему, что он должен послушать ваше пение. К сожалению, герцог ушел до того, как вы закончили. А мне так хотелось вас познакомить, потому что он…

— Может, перестанете вмешиваться в мои дела, Уильям? — перебила Елена. — Я приехала в Англию, чтобы пожить здесь тихо и спокойно, а вовсе не для того, чтобы искать мужа.

Виконт весело рассмеялся:

— Пожить спокойно?.. Что ж, теперь понятно. А я-то гадал: почему вы вернулись?..

— Едва ли это можно назвать возвращением, — пробормотала Елена. — Ведь я никогда прежде не видела Лондона. Прямо из Йоркшира, если помните, я отправилась в Италию. А приехала сюда в поисках покоя. Видите ли, итальянцы ожидали, что я стану… как бы живым мемориалом великого Верано. А я хочу жить спокойно, хочу жить собственной жизнью. К тому же мне надо найти мужа для Мии. Что же касается герцога Мериона, то я сама устрою наше знакомство, если захочу с ним познакомиться.

— Да, понимаю, — кивнул виконт. Он машинально вертел цепочку своих карманных часов.

— Мне не нужна сваха, — продолжала Елена. — Совершенно не нужна. — Она внимательно посмотрела на собеседника и вдруг нахмурилась. — Скажите, Уильям, вы знали, что он был в той комнате, когда предложили мне ею воспользоваться?

Он пожал плечами, потом кивнул и в смущении потупился.

— Уильям, зачем вы это сделали?

Он тихо вздохнул.

— Я просто надеялся, что это знакомство отвлечет вас от вашей печали. И я оказался прав, разве не так?

Елена молча отвела глаза, и виконт с усмешкой добавил:

— Герцог Мерион стал бы хорошей добычей, верно?

Она решительно покачала головой:

— Нет, Уильям, ошибаетесь. Ведь вы не вышли бы замуж за герцога. Люди с таким положением в обществе полны высокомерия и сознания собственной значимости. И они слишком уж привыкли пользоваться своей властью.

— Нет, Елена, не стоит считать, что титулованные персоны одинаковы. Это все равно что сказать: все женщины, выступающие на сцене, аморальны.

Елена молчала, и виконт продолжил:

— Скажите мне вот что, любезная тетушка… Вы хотите увидеть его снова?

Она не знача, что ответить. Зато точно знала другое: сидя рядом с этим человеком, она впервые за долгое время почувствовала себя живой — почти такой же, как когда-то, при жизни Эдварда. И очень может быть, что он действительно не походил на всех прочих аристократов.

Молчание затягивалось, и Елена, решив отшутиться, проговорила:

— Кажется, я разгадала ваш замысел. Вы полагаете, что я окажу вам точно такую же услугу, если вы познакомите меня с Мерионом. Что ж, вообще-то у Харбисонов есть незамужняя дочь…

— О, дорогая, имейте снисхождение — со смехом воскликнул виконт. — Она ведь почти шести футов ростом!

Елена тоже рассмеялась.

— В таком случае предоставьте мне право сделать собственный выбор, Уильям. И тогда я не стану вмешиваться в ваши дела.

— Ладно, договорились, — с ухмылкой закивал виконт.

«Что-то слишком уж он быстро уступил», — подумала Елена. И она поняла, что ей следует проявлять осторожность.

— И все-таки я считаю, что Мерион поступил невежливо, когда ушел, не дослушав ваше пение, дорогая.

— Ничего страшного, Уильям. Ведь если он все еще оплакивает жену, ему, наверное, было бы больно слушать мою песню — она стала бы очередным напоминанием об утрате…

Стоя у парадного входа, Мерион дожидался кареты, и он не мог не слышать пения синьоры Верано. Разве что заткнул бы уши…

А сейчас, уже сидя в карете, катившей по улицам Лондона, он не мог не вспоминать это чудесное пение — казалось, голос синьоры Верано все еще звучал у него в ушах. Песня была необыкновенно прекрасной, а страдание, звучавшее в голосе певицы, казалось, проникало в самое сердце, вызывая щемящую боль. И в какой-то момент — точно так же как и в зале — ему вдруг почудилось, что эта женщина пела специально для него, то есть для него одного. Но конечно же, он заблуждался — синьора Елена Верано пела для всех, кто ее слушал. Более того, во время их беседы в темной комнате она доказала, что может пробудить в человеке боль не только своим пением, но и самыми обычными словами. И если это талант, то такой талант являлся даром дьявола.

— Не можете уделить мне полпенни, милорд?! — послышался вдруг звонкий голос.

Мерион посмотрел в окно и увидел мальчика, двигающегося рядом с медленно катившей каретой.

— Моя матушка голодает, милорд, и я тоже, — говорил мальчик. — А отец уехал на север в поисках работы.

В этот момент карета герцога остановилась на запруженной экипажами улице, и мальчик тоже остановился.

— Пожалуйста, сэр, пожалуйста… — говорил он жалобным голосом.

Мерион несколько секунд рассматривал мальчика, потом спросил:

— Как же тебя зовут?

Мальчик заморгал и не ответил. Но тут же снова побежал рядом с каретой, когда она опять тронулась с места.

Герцог несколько раз постучал в стенку кареты, давая кучеру понять, чтобы тот вновь остановил экипаж. Потом поискал в карманах кошелек и вынул из него две монетки. Пристально посмотрев на мальчика, он спросил:

— Итак, твое имя?..

— Алан Уилсон, сэр.

Мерион бросил юному мистеру Уилсону монетку.

— Скажи, парень, что ты знаешь о лошадях?

— Вполне достаточно, чтобы сообщить вам, сэр, что одна из ваших скоро захромает.

— Я рассчитываю добраться до конюшни, прежде чем это произойдет! — прокричал кучер Джон. — Только бы успеть!..

— А если не успеете, то каждый человек с хорошим зрением сможет это увидеть, — заметил мальчик.

Герцог невольно рассмеялся и спросил:

— А ты, Алан, тоже ищешь работу, как и твой отец?

— Нет, не стану искать, если вы бросите мне еще одну монетку.

— Что ж, Алан, если передумаешь, приходи в Пенн-Хаус возле Берлингтонского пассажа. И приведи свою мать. Я могу дать работу вам обоим. — Мерион бросил мальчику вторую монетку.

Мальчишка ловко поймал монету. Затем, не сказав больше ни слова, резко развернулся и убежал. Герцог же со вздохом откинулся на спинку сиденья и, вытащив из кармана фляжку с бренди, сделал несколько глотков. Алан очень походил на Джошуа Кеплесса, только был помоложе и еще более тощий.

Минуту спустя герцог еще раз отхлебнул из фляжки и, открыв дверцу кареты, крикнул:

— Коучмен, я, пожалуй, пройдусь!

— Пешком, ваша светлость? — изумился кучер.

— Да, разумеется. Ведь всем известно, что Мейфэр — вполне безопасный район. Если, конечно, ты не станешь громко выкрикивать мой титул, — добавил герцог с усмешкой.

— Но ведь… — Коучмен осекся, затем пробормотал: — Слушаюсь, сэр.

Минут через десять Мерион уже сидел на диване в своем кабинете. А напротив него, в кресле, устроилась собака Магда.

— Этот мальчик напомнил мне Джошуа Кеплесса, — говорил герцог, — и я все еще не знаю, стоит ли мне выдвигать мой билль. Впрочем, я почти уверен, что он будет обречен с самого начала…

Магда же наблюдала за хозяином, и казалось, что она внимательно слушает его речь и размышляет над каждой его фразой. Теперь, после смерти Ровены, Мерион начинал понимать ее любовь к животным, особенно к спаниелям — верным, покладистым и никогда не вступавшим в пререкания. Что же касается Магды, то она была прекрасной собеседницей, поэтому герцог продолжил: