Но виконт, проигнорировав ее намек, с улыбкой проговорил.

— Вот мы с вами снова наедине. Может, вас беспокоит ваша репутация? В таком случае я могу зажечь свечу. На случай если сюда кто-нибудь зайдет. — Он нашел кремень и зажег свечу, стоявшую на каминной полке.

— Как будто горящая свеча помешает сплетникам заниматься любимым делом, — пробормотала Елена с усмешкой. Она снова уселась на диван. — Вы плут, Уильям. И вы прекрасно знаете, что я очень рискую.

— А может, все-таки будем правдивы? — Виконт сел рядом с ней. — Может, не стоит это скрывать?

— Не стоит скрывать, что вы — мой племянник? — Она со вздохом покачала головой. — Нет-нет, Уильям. Подобное признание вызовет новую боль, неужели не понимаете? И вообще я хочу забыть об этом.

— Дорогая, вы полагаете, никто не догадывается, что герцог Бендас — ваш отец?

— А как догадаться? Мне было четырнадцать, когда меня отослали из дома. И тогда я вся состояла из рук и ног… и была худа как палка — ничуть не походила на себя сегодняшнюю. Меня и слуги бы едва ли узнали. Именно поэтому…

— Да, понимаю… — кивнул Уильям. — Хотя я думаю…

— Не перебивай, пожалуйста. Так вот, свой новый дом я никогда не покидала. Даже имя у меня теперь другое. Кто связал бы теперешнюю синьору Елену Верано с леди Эллен Бендасбрук? И еще… — Елена пристально взглянула на виконта, скажите, что здесь делает Роджерс? Он теперь бывает в свете? Миссис Харбисон представила меня ему. И знаете, Уильям… Он меня не узнал!

Виконт усмехнулся и пожал плечами:

— Может, действительно не узнал. Но если так, то ему это позволено. Ведь он теперь секретарь герцога Бендаса. Даже больше чем секретарь. Теперь Роджерс всюду его сопровождает или предшествует его появлению с целью оповестить всех о том, что вскоре появится его светлость.

— О, понимаю… Это как компаньонка у какой-нибудь знатной леди.

Уильям рассмеялся:

— Да, Елена, совершенно верно.

Она тоже рассмеялась, а потом вдруг нахмурилась; ей пришла в голову не очень-то приятная мысль.

— Значит ли это, что нынче вечером здесь появится герцог? Я думала, что теперь он никуда не выходит вечерами.

— Нет-нет, не беспокойтесь. Роджерс сказал мне, что в этом доме собирается слишком много гостей, поэтому герцог едва ли тут появится. Но менее значительные сборища он посещает. И когда-нибудь вы с ним непременно встретитесь.

«К счастью, не сегодня», — подумала Елена с облегчением.

— Дорогая, вы меня слышали? Когда-нибудь вам придется с ним разговаривать. Ведь он — ваш отец.

— Я не считаю герцога Бендаса своим отцом. Не считаю с того дня, как он заставил меня покинуть дом, — заявила Елена.

— Прошу прощения, — Уильям взял ее за руку, — но в какой-то момент вам придется решить, желаете ли вы признать герцога своим отцом или нет.

— Похоже, это вы, Уильям, меня не слушаете. Ведь я же вам уже сказала, что не считаю его отцом. — Немного помолчав, она спросила: — А вы полагаете, он хочет нашей встречи?

— Видите ли, Роджерс постоянно болтает об огромном богатстве герцога. — Виконт пристально посмотрел на свою родственницу. Следовательно, и наследство он оставит очень даже приличное. Скажите Елена, разве вам повредит примирение?

— Я не допущу, чтобы этот человек вмешивался в мою жизнь. Ведь он сделал все возможное, чтобы разрушить ее. Когда-то он сказал мне, что я окончу свою жизнь в борделе. А ведь мне тогда было всего четырнадцать лет. — Елена чувствовала, что нервы ее на пределе. Она готова была закричать и прилагала отчаянные усилия, стараясь понизить голос. — Те его слова ошеломили меня, Уильям. Я была в ужасе… — Глаза ее наполнились слезами, и она, всхлипнув, продолжала: — И если бы не моя крестная мать, то я бы кончила именно так, как он предсказывал. А все потому, что я отказалась петь то, что он пожелал услышать.

— Он не изменился, — заметил Уильям.

— В таком случае не стоит и говорить о примирении. Уильям, казалось, о чем-то задумался. Потом вдруг сказал:

— Елена, я должен вас кое о чем спросить, однако… — Он умолк в нерешительности, потом тихо произнес: — В последнее время по Лондону ходят кое-какие слухи… Слухи о герцоге Бендасе. Говорят, что он убил невинного человека, свидетеля дуэли. И еще говорят, что он якобы рехнулся и не может управлять своим поместьем. А также он пытался жульнически присвоить чужую землю. Последнее, насколько я знаю, — чистейшая правда. Но вся история известна очень немногим.

— Меня нисколько не волнует все это, — заявила Елена. — Что же касается его поведения, то я всегда считала его безумцем. Кем еще можно считать человека, воображающего, что любой его поступок оправдан, если он по какой-либо причине желает совершить этот поступок? Но скажите, какое это имеет отношение ко мне?

— А знаете, Елена, от кого пошли все эти сплетни? — Виконт посмотрел на нее с подозрением.

— Нет! Понятия не имею! Я ведь уже сказала вам, что не хочу иметь с ним ничего общего. — Елена встала и пристально взглянула на племянника. — Уильям, как вы могли подумать, что я могу быть связана… с чем-то подобным?

Виконт пожал плечами и пробормотал:

— Дело в том, что слухи начали распространяться сразу после того, как вы приехали в Лондон, Елена.

— Но вы же прекрасно меня знаете, Уильям. И знаете, что я не стала бы распространять такие слухи.

Уильям приподнялся и заглянул ей в глаза.

— Да, Елена, я неплохо вас знаю. И знаю, что вы скорее запустите в кого-нибудь чем-нибудь тяжелым или влепите пощечину, чем станете плести заговор ради мести.

— Едва ли это комплимент… — Она отступила на шаг. — Уильям, я полагаю, что одновременно со мной, то есть в ту же неделю, в Лондон прибыли тысячи людей. И десятки из них, возможно, затаили зло на Бендаса. Почему бы не спросить их?

— Сядьте, пожалуйста. Сядьте, Елена. Прошу прощения. Мне бы следовало довериться своим чувствам и не упоминать о нелепых подозрениях. Но есть и еще одна причина, по которой вам следует все знать. Когда вы присоединитесь к остальным гостям, вы кое-что услышите. Кто-то потрудился найти карикатуру на Бендаса, и теперь она гуляет по Лондону.

Елена снова села на диван, и виконт объяснил ей, в чем заключалась суть карикатуры. Закончил же он свои объяснения следующими словами:

— По-видимому, кто-то хочет создать впечатление, что герцог Бендас выжил из ума.

— Уверяю вас, Уильям, что я никому не сказала ни слова о герцоге Бендасе. Никто даже не предполагает, что я его знаю. Скажите, что вы верите мне и не считаете меня сплетницей.

— Конечно, я вам верю.

— Благодарю вас, Уильям. И я буду еще больше вам признательна, если впредь вы не станете говорить об этом.

— Нет-нет, не беспокойтесь, Елена. Прошу принять мои извинения за то, что я упомянул об этом. — Он встал и, поклонившись, поцеловал ей руку.

Она тоже поднялась.

— До моего выступления осталось еще несколько минут, Уильям. И я хотела бы… поупражняться в одиночестве.

— Да, понимаю, — кивнул виконт. — Я очень вас расстроил? Ах, как это было неосмотрительно с моей стороны.

— Нет-нет, ничего страшного. Некоторое раздражение лишь улучшит мое пение.

— Вот и хорошо, дорогая. — Виконт вздохнул с облегчением. — Что ж, пойду в бальный зал.

Он направился к двери, а Елена вслед ему проговорила:

— Полагаю, вы будете высматривать подходящую для брака партию, то есть даму, свободную от брачных уз.

Уильям обернулся и с улыбкой ответил:

— Совершенно верно. Я веду себя так же, как мой дед. — Махнув на прощание рукой, он вышел из комнаты.

Елена же попыталась забыть обо всех неприятностях и принялась за вокальные упражнения, являвшиеся такой же обязательной частью ее выступления, как и песни, которые она собиралась исполнить. Но в какой-то момент она вдруг в ужасе осознала, что думает о загадочном незнакомце, подарившем ей столь неожиданный и столь сладостный поцелуй.

Что ж, иногда случалось и так, что вовсе не Эдвард, а кто-нибудь иной становился для нее источником вдохновения. Успокоив себя этой мыслью и напевая «Tiamosempre»

[2]