— Ты выглядишь замечательно, — сказал он искренне. Он хотел сказать это еще в начале вечера, но как-то повода не находил. — Я возьму еще пунша — встретимся здесь, идет? Ты какой будешь пить — алкогольный?
— Ага.
Он оставил ее в очереди и направился назад на лужайку. Процесс получения пунша затянулся: в очереди он встретил нескольких бывших учителей, большинство из них выглядели уже довольно ветхими, видимо, в скором времени все-таки выйдут на пенсию. Позади него стояла миссис Рэндел, его учительница по физике, и он обменялся с ней парой приветливых слов, а впереди вдруг мелькнул рыбий профиль мистера Плоткина, и Эмит быстро отвернулся, чтобы не встречаться с ним глазами. Кто-то постучал его по плечу; обернувшись, он увидел улыбающееся лицо мистера Нейгла, одного из их учителей английского, в свое время он помогал Эмиту и его редколлегии с выпуском школьной стенгазеты «Легенды Лэнгфорда». Эмит вначале писал небольшие статьи, но вскоре стал бессменным главным редактором этой газеты. Когда Эмит учился в Лэнгфорде, мистер Нейгл был одним из его самых молодых учителей, тогда он только что закончил колледж, да и сейчас он выглядел приятно моложавым, с густыми темными волосами и пышными усами, и чем-то напоминал Ринго Стара. Мистер Нейгл родился в Винстере, как и Эмит, и поэтому был ему как-то особенно близок.
— Так-так, дай-ка мне подумать… Ты пишешь статьи в «Нью-Йорк таймс»! — воскликнул мистер Нейгл.
— Не совсем так. Я работаю редактором медицинского журнала.
— Медицинского? Да ну! Мне казалось, тебя не очень интересовали естественные науки.
В школе Эмит обожал работать над своей восьмистраничной еженедельной газетой, обожал ездить с мистером Нейглом и помощниками в местную типографию, смотреть, как работает верстальщик. И теперь он вспомнил частые визиты в библиотеку, мучительное обдумывание идей, интервью, которые он брал у представителей факультета и знаменитостей, которые иногда заезжали в Лэнгфорд. Такая активная позиция, живой интерес ко всему происходящему в школе помогали ему забыть, как он ее ненавидит. Но он знал, что его родители не считают журналистику престижной профессией, они ожидали, что он пойдет по стопам отца, станет таким же великим и знаменитым врачом или, в крайнем случае, юристом. После окончания школы он не стал спорить с родителями, подал документы на биологический факультет в Колумбийский университет, поскольку биология всегда давалась ему легко.
Он закончил бакалавриат с отличием, поступил в медицинский колледж и даже проучился в нем два года, в основном, правда, потому, что встретил там Меган и влюбился в нее. Однако чем лучше он узнавал свою будущую жену, тем яснее ему становилось, насколько велика разница в их отношении к медицине. Ему недоставало ее слепой преданности своему делу, ее порыва, драйва. Но он держался, держался из последних сил, пока не произошел тот странный случай. Однажды вечером, когда он сидел в библиотеке и корпел над подготовкой к экзамену по фармакологии, ему вдруг захотелось выпить кофе. Он вышел из здания библиотеки, прошел несколько кварталов, чтобы размять ноги, потом еще несколько. Он свернул на Бродвей, дошел до Линкольн-центра, а затем, не останавливаясь, продолжал идти вперед и вперед, пока не оказался в Чайнатауне. Там он, наконец, остановился и огляделся по сторонам. Оказалось, что он шел всю ночь, и сейчас на востоке уже брезжил рассвет, сонные рабочие сгружали с грузовиков рыбу и овощи, а на улицах появлялись первые прохожие. Эмит зашел в кондитерскую, выпил чашку крепкого чая, съел булочку с кокосом, наблюдая, как за задним столиком группа китаянок разбирают гору свежего шпината. Потом сел в подземку, приехал к себе в общежитие и завалился спать. Он проспал экзамен, потом решил прогулять еще пару дней. Через неделю, несмотря на то что он практически не появлялся в колледже, Эмита охватил такой радостный подъем, как будто он совершил величайший подвиг в своей жизни. Через месяц он окончательно бросил колледж, ничего не сказав родителям, — они узнали об этом, только когда кончился семестр. Он ожидал, что Меган порвет с ним, но она не осуждала его за принятое решение. Они остались вместе. После ухода из медицины Эмит попытался было опять поступить в Колумбийский университет на факультет журналистики, но его не приняли. Меган советовала ему писать, поработать фрилансером, собрать портфолио, заработать себе репутацию. Однако тут подвернулась эта работа в медицинском журнале — стабильная, предсказуемая, хоть и не очень денежная. За много лет работы Эмит так сросся с ней, что сейчас не представлял себе иной судьбы.
— Я был уверен, что ты станешь известным журналистом, — говорил ему между тем мистер Нейгл. — В тот год мы получили престижную премию, помнишь? Единственный раз за всю историю нашей газеты! У нас в библиотеке до сих пор висит мемориальная дощечка.
К ним присоединился еще один мужчина, который представился Эмиту директором по делам выпускников. Он немедленно нацелился на Эмита и стал рассказывать ему о планах постройки нового гимнастического зала.
— Извините меня, — пробормотал Эмит, дождавшись паузы в потоке слов нового директора, — мне надо найти жену.
Он взглянул на свои бокалы, понял, что прикончил свой, пока болтал с мистером Нейглом, и теперь держал в руке только пунш для Меган. Пришлось опять вставать в очередь за новым пуншем. Крепко держа бокалы в руках, он пошел по лужайке, раздвигая локтями гостей, бормоча извинения и пытаясь поймать взглядом Меган. У туалетов ее не было, понятное дело, он, должно быть, простоял в очереди не меньше получаса. Должно быть, она сама пошла искать его. Темнело, единственным освещенным пятном на лужайке оставался обширный тент, под которым были накрыты столы для ужина. Тут он увидел Меган, она стояла в компании Теда Шульца, все еще прикрывая рукой юбку. При виде Теда Эмит опять почувствовал себя неловко, надо же, как глупо вышло!
— Вот, принес тебе пунша, — сказал он Меган, протягивая ей бокал.
— Да? — Она рассеянно взглянула на пунш и покачала головой. В другой руке она держала фужер с шампанским. — Здесь разносили вино на подносах.
— Я как раз рассказывал Меган, в каких корпусах мы жили здесь, когда были учениками, — сказал Тед. — До того, как они построили эти жуткие новые громадины. Ты где жил?
— В Ингелсе в первый год. Потом перевелся в Харнесс. — Эмит произнес названия корпусов неуверенно, боясь, что он и их успел позабыть.
— Знаете что? — сказала Меган. — А мобильные телефоны-то здесь не работают. Я хотела позвонить девочкам, а сигнала нет.
— Да я уверен, что здесь где-нибудь есть телефон-автомат, — сказал Эмит. — Я позвоню им попозже, перед сном, хорошо?
Он чувствовал себя ужасно усталым, разбитым, страшно хотелось сесть за стол наконец и набить себе едой живот. Эмит с тоской глянул в сторону тента. Там уже сидело несколько престарелых матрон и парочка кормящих матерей с грудными детьми. А что, будет очень неприлично, если он тоже сядет за стол? Пока Эмит решал, когда можно вклиниться в разговор Меган и Теда, кто-то довольно сильно ударил его по спине, и, обернувшись, он увидел перед собой улыбающиеся лица родителей Пэм. Последовали объятия, хлопки по спине и плечам, сопровождаемые одобрительными возгласами. Его поздравили с женитьбой, он поздравил Борденов с молодоженами и снова полез в карман за фотографиями дочек.
— Твои девочки — вылитая мать, — безапелляционно заявила миссис Борден, вскидывая глаза на Меган.
Он тоже повернулся к жене, — ее бокал был пуст, и она стояла теперь гораздо ближе к Теду, теребя рукой брильянтовую сережку. Это что же происходит, неужели Мег флиртует с Тедом? Почему-то Эмит не почувствовал ревности, только странное облегчение, что ему не надо больше развлекать жену. В висках у него стучало. Надо выпить воды, подумал Эмит, это пунш бросился в голову, он ведь почти ничего с утра не ел. Вечер только начался, а он уже умудрился назюзюкаться в стельку, вот досада. Что же делать? Тут он заметил, что Меган играет сережкой уже левой рукой, которая раньше прикрывала дыру на юбке. Ага, значит, она тоже приняла достаточно, чтобы забыть про злосчастную дырку, подумал Эмит. Значит, его вахта кончилась — больше ему не надо прикрывать ее с левого фланга.