Здесь, во дворе, Красотченко в последний раз видел комиссара сводного истребительного отряда Куцыгина.

Это было 17 сентября, перед началом атаки.

— Даниил Максимович, — сказал Красотченко, задержав Куцыгина у калитки, — береги себя, не рискуй без надобности…

Куцыгин, хмурясь, взглянул на него.

— Э, брат, мы же с тобой на войне… — ответил он.

И вдруг улыбка озарила его волевое лицо.

— Нам с тобой, Анатолий, не о себе думать надо, а о тех, кто за нами идет. Это же золотые ребята! — сказал он и дружески сжал локоть Красотченко…

Мы прошли к тому месту, где был похоронен Куцыгин. Лавина огня и металла прокатилась и здесь, сровняв с землей строения и заборы. Нельзя было разобрать, где кончался один двор и начинался соседний. Но Красотченко уверенно шел вперед, словно он видел эти места такими, какими они были тогда, в первый день атаки.

— Здесь! — сказал он останавливаясь, — Сбоку, я помню, росла сирень, дальше был забор и калитка. Мы положили Куцыгина на землю и укрыли плащ-палаткой.

Красотченко еще раз осмотрелся по сторонам и повторил:

— Да, здесь…

Там, где был похоронен Куцыгин, виднелась полузасыпанная воронка от авиабомбы.

Большевик Даниил Максимович Куцыгин умер как воин, и могилой его стало поле боя. До войны он работал в этом районе города секретарем райкома партии. Человек большой открытой души, кристальной честности и прямоты, он мог показаться замкнутым и суровым только тому, кто видел его впервые. Но вот оторвется Даниил Максимович от работы, снимет очки, — он был дальнозорок и обычно работал в очках, — внимательно посмотрит на тебя глубоко запавшими горячими глазами и скажет добродушно, чуть усмехаясь уголками рта:

— Ну, садись, рассказывай…

И таким понятным и простым вдруг станет этот человек, что ты сядешь и расскажешь ему все, что у тебя на душе.

Вражеская пуля сразила Куцыгина, когда он поднимал бойцов в атаку на тех самых улицах, с которыми были связаны последние годы его жизни и работы. И бойцы встали и, презирая смерть, пошли на штурм, очищая от фашистов дам за домом, квартал за кварталом. Напрасно бросались в контратаки вражеские автоматчики, напрасно самолеты с черными крестами на крыльях, волна за волной, бомбили дома освобожденных улиц. Истребители не отдали назад ни одной пяди земли, отбитой у врага в жестоких сентябрьских боях…

Мы разыскали и могилу Ани Скоробогатько. Она была похоронена в соседнем дворе у старого куста бузины, покрытого тогда, в сентябре, тяжелыми кистями черных ягод. Короткий, узловатый ствол сохранился и сейчас, и это облегчило нам поиски.

Я много слышал об Ане Скоробогатько от ее товарищей. Они рассказывали о ней с большой любовью и нежностью, — так говорят о человеке близком, родном.

И теперь, стоя у могилы Ани, я старался представить себе ее живой, вспоминая все, что знал о ней.

Аня была совсем еще молодая, жизнерадостная девушка, невысокого роста, крепко сложенная, с ярким румянцем на смуглых щеках.

Ее нельзя было назвать красивой, однако было в ней нечто такое, что невольно привлекало внимание, выделяло ее среди подруг. Волнистые с каштановым отливом волосы, зачесанные назад, открывали прямой и чистый, немножко упрямый лоб. Брови были черные, тонко очерченные. Рисунок их не казался резким, он был легок и стремителен. Они оживляли лицо Ани, делали его энергичным и в то же время женственно привлекательным.

Глаза у Ани были тоже темные — спокойные, немного мечтательные глаза. Но вдруг промелькнет в них такая твердость, такой огонек загорится где-то в глубине, что сразу поймешь, какой сильный характер у этой девушки. Если она решилась на что-либо, будет до конца стоять на своем и обязательно этого добьется.

Родом Аня была из слободы Алексеевки, что находится на юго-западе Воронежской области. Здесь прошло ее детство, здесь она окончила среднюю школу, вступила в комсомол. Она родилась и выросла в рабочей семье. К труду была приучена с детства. Все так и спорилось в ее руках, потому что за всякое дело она бралась с душой и никакую работу не считала для себя зазорной.

В школе Аня училась хорошо, была активной общественницей, состояла членом бюро комсомольской организации.

У нее было чуткое, отзывчивое сердце. Она охотно помогала товарищам, делилась с ними учебниками, занималась с отстающими. Ее характеру были чужды мелочный эгоизм, зависть и заносчивость.

Она много читала. И среди любимых ею книг самой любимой был роман Николая Островского «Как закалялась сталь». Его Аня перечитывала несколько раз. Героическая жизнь Павла Корчагина до слез волновала ее. Павка был для Ани образцом несгибаемого мужества. В трудные минуты жизни она всегда задавала себе вопрос: а как бы поступил на ее месте Павел Корчагин?..

Аня умела не только хорошо работать, но и хорошо отдыхать. По субботам, вечером, в маленьком уютном домике, где жила семья Скоробогатько, собиралась молодежь. Мать варила традиционные вареники. После ужина цели песни, танцевали. Аня любила музыку и сама немного играла на гитаре. Но еще больше любила она хорошую, задушевную песню, которая и радует, и тревожит, и веселит человеческую душу. И поплясать любила Аня. Веселилась она всегда искренне, от души, заражая своим весельем окружающих…

В истребительный батальон Аня Скоробогатько пришла студенткой четвертого курса Зооветинститута. Она по-прежнему была энергичная, живая, веселая, отзывчивая. Но круг ее интересов стал шире и многосторонней. Тверже сделался характер, вдумчивей отношение к жизни и окружающим людям. Богато одаренная от природы, Аня много и упорно работала над собой. Она была сталинской стипендиаткой. Мечтая стать ученым-животноводом, активно участвовала в студенческом научном кружке, и профессора считали, что из нее должен выйти серьезный научный работник.

В батальоне Аня сразу же показала себя исправным бойцом. Товарищи ее могли припомнить лишь один случай, когда она нарушила дисциплину. Произошло это вот при каких обстоятельствах. Караульный начальник делал обход охраняемого объекта. Аня стояла на лестнице, под лампой, на внутреннем посту. Должно быть, она не слыхала его шагов, так как не успела даже закрыть книгу. От смущения ее бросило в жар. Все лицо залилось густым румянцем. Не трудно было догадаться, что, стоя на посту, она готовилась к экзаменам… Караульный начальник ограничился лишь замечанием: он знал, что подобное больше не повторится.

Аня была хорошим товарищем. С ней было легко и просто. Лишения она переносила так, словно их не замечала. Следует ли говорить, что когда кто-либо из бойцов просил ее помочь ему, починить что-либо из одежды или постирать рубаху, она охотно жертвовала своим досугом, не считая это одолжением.

Аня понимала и ценила дружескую шутку. Если же иной балагур разойдется не в меру и сболтнет такое, чего не следует говорить при девушках, она умела поставить его на место, не делая из этого никакой истории. Чуть нахмурит свои крылатые брови и скажет спокойно, как бы между прочим:

— Может, довольно, ребята?..

И тот прикусит язык, чувствуя неловкость и смущение.

Была в Ане внутренняя чистота, которая заставляла окружавших ее людей строже относиться к себе, проверять свои поступки перед судом совести.

Окончание экзаменов в воронежских вузах в 1942 году совпало с моментом, когда на Юго-Западном фронте создалась напряженная обстановка. Ане предстояло проходить летнюю практику в одном из восточных районов, но она пришла к директору института и сказала, что не уедет из Воронежа, что для нее было бы бесчестным покинуть сейчас батальон и не разделить со своими товарищами опасности. И она настояла на своем.

Такова была Аня Скоробогатько, девушка, воспитанная Ленинско-Сталинским комсомолом, которую нельзя было не уважать и не любить. Какая большая и интересная жизнь могла быть у нее, если бы война не нарушила мирный творческий труд советского народа. В тяжкий час, который переживала наша Родина, Аня смело пошла навстречу опасности, потому что к этому призывал ее долг. Она не могла поступить иначе. И когда, тяжело раненная, поняла, что впереди смерть, она не дрогнула. Умирая, звала своих товарищей к отмщению и победе…