В зеркале появились две руки. Одна – шершавая и мозолистая – зажала ей рот, другая рванула за волосы. Голову пронзила невыносимая боль. Еще рывок – и Матильда оказалась на спине на софе, а рыжеволосый мужчина – на ней, упираясь коленями в плечи. Не отрывая ладони ото рта дамы, рыжеволосый с размаху влепил баронессе пощечину.

– Тихо! А то еще получишь!

Баронесса фон Бокенхайм-унд-Билау попыталась кивнуть. Рыжеволосый понял ее правильно.

– Адрес матросов, – услышала Матильда. По телефону с ней говорил явно другой человек. – Мужских шлюх, переодетых матросами. Ну!

– Альфред Зорг, – прошептала Матильда. – Так зовут моего матроса, я тебе дам его номер телефона. Он приводит и других мужчин.

Рыжеволосый издал короткое сопение и с явным сожалением слез с баронессы. Встав с софы, та написала номер телефона и побрызгала листок бумаги духами. Громила вырвал листок у нее из рук, открыл окно, спрыгнул на газон и перескочил через забор. Раздался шум отъезжающего автомобиля. Баронесса еще раз дернула за пунцовый шнурок звонка, села перед зеркалом и покрыла ладони толстым слоем крема.

– Это ведь ты его впустил, Фредерик, – мягко сказала она, когда камердинер явился. – С завтрашнего дня не хочу тебя видеть в моем доме.

– Не понимаю, о чем вы изволите говорить, госпожа. – В звучном голосе Фридриха слышалась тревога.

Повернувшись к слуге, баронесса глубоко заглянула ему в глаза.

– Ты можешь сохранить место, Фредерик. Даю тебе последний шанс.

Матильда принялась расчесывать волосы. Фридрих стоял рядом в напряженной позе.

– Я весь внимание, госпожа. – Тревоги в голосе камердинера прибавилось.

– Ты потеряешь место… – госпожа, улыбнувшись своему отражению в зеркале, порвала на кусочки письмо к баронессе фон Шайтлер, – если до утра не приведешь ко мне этого рыжего монстра.

В пивной «Под тремя коронами» на Купфершмидештрассе, 5/6, стоял тяжелый дух – смесь табачного дыма, шкварок, горелого лука и пота. Столбы дыма подпирали сводчатый потолок, псевдороманские окна, выходящие в глухой двор, помутнели от дождя. Дверь то и дело хлопала, но свежее от этого не становилось. Новые клиенты валили валом, а вот уходить никто не торопился. Попробуй уйди – сразу сочтут предателем. В пивной «Под тремя коронами» проходило собрание бреславльского подразделения Добровольческого корпуса.

У входа в зал, в удушливых потемках, стояли Мок и Смолор. Публика за массивными столами наливалась пивом, стучала кружками, щелкала пальцами, подзывая официанта, и, как ни странно, старалась поменьше шуметь. Головные уборы у мужчин были разные – и опытный полицейский взгляд сразу мог определить общественное положение или воинские заслуги. В полотняных фуражках с лакированным козырьком или в клеенчатых жокейках сидели рабочие. Нередко на них были еще и рубахи без воротничков с закатанными рукавами. Мелкие купцы, рестораторы и чиновники держались несколько особняком. Их отличительным знаком были котелки и жесткие воротнички, часто не первой свежести. Эти пили меньше, зато дымили как паровозы. Третью, самую многочисленную группу составляли молодые люди в касках и круглых полевых бескозырках (очень хорошо знакомых Моку). Такие бескозырки называли еще Einheits feldmützen. [32]

Бескозырочникам полицейский уделял особое внимание. Сквозь дымовую завесу его зоркие глаза умудрялись хорошенько рассмотреть серые мундиры с пришпиленными медалями. Именно такой мундир красовался на привлекательном молодом человеке, стоявшем на помосте. Не будь здесь членов Добровольческого корпуса, на помосте обретались бы музыканты, которые скрашивали клиентам банальное поедание рубленых котлет (специализация заведения). На груди у молодого человека блестела медаль, очень похожая на так называемый Балтийский крест. Мок тоже получил такой. За бои в Курляндии.

– Товарищи! Братья по оружию! – вопил кавалер Балтийского креста. – Не допустим, чтобы коммунисты отравляли сознание нашего народа! Не допустим, чтобы наш гордый германский род оскверняли большевистские азиаты и их прислужники!

Мок мысленно заткнул уши. Иначе он бы не выдержал, поднялся на помост и от души врезал по морде молодому человеку, чья страсть к борьбе была той же пробы, что и выставленный напоказ Балтийский крест. Оратор был хорошо Моку известен со времен войны как деятельный осведомитель политической полиции, истреблявшей в зародыше пораженческие настроения среди населения. Пока Мок бил вшей в окопах, пока он и Корнелиус Рютгард по приказу капитана Манцельмана выставляли на мороз голые задницы, пока они метко стреляли в головы калмыкам, пока смотрели в печальные глаза умирающих русских пленных, пока извлекали из инфицированных ран жирных червей, этот самый оратор по имени Альфред Зорг шлялся по кабакам и мужественно подслушивал, о чем говорят озлобленные люди, за резкое слово в адрес его величества отважно хватал за воротник и по собственной инициативе тащил в участок безусых мальчишек, героически шантажировал молоденьких солдатских жен, ругающих порядки в рейхе, предлагая им выбор: либо тюрьма, либо про все забудем… в том числе и про верность мужу-фронтовику.

Кто-то тронул Мока за локоть, со словами «передай дальше» ему вручили пачку листовок, призывающих вступать в Garde-Kavallerie-Schützen-Division. [33]На одной из листовок член Добровольческого корпуса указывал пальцем на очаровательный городок, над которым простер крылья полинялый польский орел с гадкими когтями и хищно разинутым клювом. Другой доброволец замахивался на белого орла штыком. Под рисунком была цитата из Эрнста фон Саломона: [34]«В единстве сила Германии. Немцы всегда сражались, когда на германскую собственность нападали с оружием в руках, нашу Родину всегда осеняла слава там, где за нее проливали кровь до последней капли».

«Интересно, наведывалась ли германская Родина в окопы под Дюнабургом, – подумал Мок. – Этому фон Саломону посмотреть бы на моих товарищей, умирающих от дифтерита в кровавом поносе». На другой листовке был изображен американский президент, выдувающий мыльные пузыри. На одном из пузырей была надпись: «Фантазии президента Вильсона».

– Поступай, как велит тебе долг! – гремел с помоста полицейский агент Альфред Зорг. – Победа или смерть! Да поможет тебе Бог!

Изо всех сил стараясь не слушать, Мок сконцентрировал внимание на нескольких пятизарядных карабинах «маузер-К98», которые кто-то демонстративно поставил у стола. Ему вспомнилось, как разведка донесла командиру полка фон Тиде, что в одной еврейской корчме происходит сходка русских шпионов. Солдаты взвода разведки, среди которых был и Мок, высадили дверь в корчму. Поднялся страшный шум. Командир взвода фельдфебель Хайнце приказал стрелять. Мок открыл беглый огонь из своего «маузера-98». Когда стало тихо и дым рассеялся, оказалось, что шпионы были женского пола. Некоторым не исполнилось и десяти лет. Фельдфебель Хайнце прямо зашелся от смеха. Смеялся он и позже, уже со вспоротым штыком животом. Кто-то из участников карательной операции потерял всякое доверие к своему командиру. Когда в расположении части обнаружили труп Хайнце, командование поручило Моку, как бывшему полицейскому, провести расследование. Эберхард отнесся к поручению спустя рукава, виновного не нашли. Через месяц полковник фон Тиде разжаловал Мока за проваленное следствие и отправил в Кенигсберг как легко раненного – в надежде, что в свой полк саботажник уже не вернется. В Кенигсберге Мок выпал из окна и, вылечившись, действительно попал вместе с Корнелиусом Рютгардом в другую часть – к фанатику гигиены капитану Манцельману.

Мок сел за первый попавшийся стол рядом с молодой девушкой. При взгляде на красавицу полицейского бросило в дрожь. Это о ней только и рассказывал на войне его друг Корнелиус Рютгард. Мок закусил губу и с усилием взял себя в руки – иначе физиономия Альфреда Зорга сегодня точно бы пострадала. Девушка, не отрывая глаз от оратора, восторженно аплодировала, как, впрочем, и все собравшиеся в пивной «Под тремя коронами» (за исключением двух полицейских из отдела III-б, которых привели сюда дела розыскные). Моком владели невеселые мысли, какой уж тут душевный подъем. Смолор тоже не аплодировал, но у него были свои причины. В руку ему клещом вцепился и лихорадочно шептал что-то на ухо немолодой человек с камердинерскими бакенбардами.