Двадцать пять лет разлуки с родным домом – не шутка, размышлял Рассел Шоу в понедельник днем, сидя в самолете, направляющемся на юг, к Сент-Луису. Он покинул город, когда ему было восемнадцать лет. Большую часть жизни он провел вдали от Сент-Луиса. Но частица души осталась в родном городе, и потому двадцать пять лет показались целой вечностью.

Вид из иллюминатора самолета ничем примечательным не отличался. С таким же успехом Рассел мог лететь в Чикаго, Денвер или Сан-Франциско, где за прошедшие двадцать пять лет не раз бывал по профессиональным делам. Несмотря на блеск полуденного солнца, толстый ковер облаков под самолетом скрывал знакомый ландшафт. Но разве можно забыть, куда он летит и зачем, когда в сердце заныла рана, которую Расс давно считал затянувшейся, а желудок болезненно сжался то ли от нетерпения, то ли от волнения. А главное – письмо в руке.

Расс развернул листок бумаги, сгибы которого за несколько недель успели обтрепаться. Бумага была роскошной, белоснежной и плотной на ощупь, верхнюю часть листа украшала тисненая надпись: «Дайана-Сара Бауэр». Почерк, уверенный и изящный, вполне подходил для молодой женщины из высшего общества, недавно начавшей собственное дело и влюбленной в своего избранника.

А в том, что любовь придает людям уверенность, Расс нисколько не сомневался. С тех самых времен, когда сам пребывал на верху блаженства. Тогда он считал, что любви подвластно буквально все и она способна крепко связывать людей, несмотря на различное социальное происхождение, неодинаковые суммы на банковских счетах и недовольство родителей.

Расс на собственном горьком опыте убедился, что любовь вовсе не всемогуща, и теперь молился, чтобы Дайане повезло. Несомненно, шансов у нее больше, чем было у него. Если Расс не ошибся, читая между строк письма, на стороне Дайаны была поддержка родных.

«Мы поженимся в церкви св. Бенедикта в субботу в два часа дня. Это будет шумная свадьба. Соберутся близкие знакомые бабушки и мамы, наши с Ником общие друзья и его родные – всего человек четыреста. Замечательные люди! Тебе они понравятся, вот увидишь».

В этом Расс не сомневался, особенно в отношении близких Ника. Когда будущие супруги приезжали в Нью-Йорк, Расс познакомился с Ником. Тот происходил из большой итальянской семьи, и хотя Гранателли считались состоятельными людьми, их поместье Хилл представляло собой лишь отдаленное подобие Фронтенака, богатого и тщательно ухоженного замка сент-луисской ветви рода Бауэров. Не случайно Рассу так легко было общаться с Гранателли: в роскошных апартаментах он тоже порой чувствовал себя не в своей тарелке.

Впрочем, столь же непринужденно Расс мог побеседовать и с остальными гостями. После отъезда из Сент-Луиса он заметно изменился. В коннектикутской частной школе, директором которой он был, добрую половину учащихся составляли сыновья и дочери наиболее влиятельных горожан. Расс научился общаться с сильными мира сего, не роняя собственного достоинства. Из восемнадцатилетнего паренька, который покинул Сент-Луис с разбитым сердцем и одной-единственной сумкой, вмещавшей все его нехитрое имущество, он превратился в уверенного в себе мужчину. Расс надеялся, что навыки светского общения помогут ему выдержать последующие пять дней, несмотря на неизбежные столкновения с Гертрудой Хоффман и Синтией.

Перспектива встречи с Синтией не радовала Расса. Именно поэтому он так долго и тщательно обдумывал, стоит ли возвращаться в Сент-Луис. Его вполне устраивала жизнь в Коннектикуте. И зачем бередить старые раны? Кроме того, Рассу вовсе не хотелось, чтобы его приезд вызвал какие-либо непредвиденные осложнения – натянутость, споры, упреки, – которые могли повредить Дайане. В конце концов, свадьба – ее день. Расс не желал портить его.

По этой причине ему следовало воздержаться от поездки, но он все-таки полетел в Сент-Луис. Дайана попросила его об этом в письме. И Расс уже в сотый раз прочел:

«Будь Мэттью жив, он не отказал бы мне. Но он умер, прежде чем мы с Ником помирились. Мама обратилась к Рею, брату Мэттью, тот всегда чудесно относился ко мне, но это все-таки не то, о чем я мечтаю. Приближается один из самых важных дней в моей жизни. Я хочу, чтобы он прошел безупречно, и именно поэтому надеюсь, что к алтарю меня поведешь ты. Ведь ты – мой родной отец. Знаю, возвращение для тебя станет нелегким, но, если ты согласишься, я буду безмерно счастлива!»

Расс верил ей. Добрый десяток встреч с Дайаной за последние шесть лет – сначала в Бостоне, где она училась в Рэдклиффе, затем в Нью-Йорке, после ее возвращения из-за границы, – убедил его в искренности дочери. Чувства Дайаны всегда ясно читались в ее глазах, в том, как она улыбалась, в голосе. И уже во время их первой встречи Расс отчетливо почувствовал, как настороженность дочери вскоре сменилась дружеской теплотой.

Каждый раз, вспоминая об этом, Расс с трудом сдерживал наворачивающиеся на глаза слезы. Попроси его Дайана пройтись босиком по раскаленным углям, он не раздумывая сделал бы это. Но до сих пор она никогда и ни о чем его не просила. Разве мог он поэтому сейчас отказать ей?

Облака в иллюминаторе постепенно редели и расступались; самолет начал снижаться. Расс свернул письмо и положил его на прежнее место – в нагрудный карман пиджака, поближе к сердцу. Кто ему ответит, заслужил ли он честь вести Дайану к алтарю, заслужил ли он право на ее привязанность? В последний раз он оказал дочери реальную помощь, когда той было три месяца, – события того вечера так живо стояли перед глазами Расса, будто все это случилось только вчера. Приняв решение покинуть Сент-Луис, он сам выкупал ребенка и уложил в кроватку. Какой же крохотной была тогда Дайана, как уютно и доверчиво она прижалась к нему! Расс помнил ее сладкий младенческий запах, шелковистую кожу и то, как, чуть слышно причмокивая, Дайана сосала большой пальчик. А потом Расс выключил свет, ненадолго задержался в нежных объятиях Синтии и выскользнул из дома в самую непроглядную ночь, какую ему только доводилось видеть. Такое не забудешь!

– Говорит капитан, – разнесся по салону самолета голос с отчетливым акцентом уроженца Среднего Запада. – Через двенадцать минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Сент-Луиса. Погода в Ламберт-Филде ясная, солнечная, температура воздуха сорок два градуса тепла. Пользуясь случаем, я хотел бы поблагодарить всех вас за сегодняшний полет и пожелать приятного пребывания в Сент-Луисе.

Спокойный голос пилота вернул Расса из прошлого в настоящее, из тьмы к свету, превратив скорбь в радость, ибо повод для его визита в город был более чем обнадеживающим. Его единственная дочь выходила замуж. Конечно, приятно будет увидеться и с бывшим коллегой, ныне преподающим в Вашингтонском университете, но эта встреча казалась ему пустяком по сравнению со свадьбой Дайаны.

По мере снижения самолета тяжесть в желудке Расса усиливалась. Он понимал – это ощущение не имеет ничего общего с посадкой и всецело связано с возвращением в Сент-Луис. Некогда он был уверен, что покидает город навсегда. Мать Расса умерла задолго до его отъезда, а отец, которому даже в лучшие времена не сиделось на месте, исчез в неизвестном направлении вскоре после того, как Расс ушел в армию. Впрочем, после службы во Вьетнаме Расс вряд ли вернулся бы в Сент-Луис, даже живи его отец по-прежнему в этом городе. Воспоминания, сравнимые лишь с тем, что он вынес о войне, сделали бы поездку в Сент-Луис настоящим путешествием в ад.

Поэтому он отправился прямиком в Вашингтон, округ Колумбия, а оттуда – в Джорджтаун, где записывался добровольцем в армию. Четыре года спустя, имея в кармане диплом историка, он получил работу учителя в Коннектикуте и зажил там мирной жизнью, радуясь, что она ничуть не похожа на прежнее существование в Сент-Луисе.

Однако это вовсе не значило, что Расс забыл о Синтии и Дайане, не пытался представить себе, как им жилось бы втроем. Особенно часто он вспоминал о них в первые дни работы в Холлингсе, когда он получал довольно приличное жалованье, которого хватило бы на всю семью. Но Расс принял решение и не мог отказаться от него. Обратного пути не было. Синтия вернулась в лоно семьи Хоффман и получила развод. Позднее она вышла замуж за Мэттью Бауэра, который удочерил Дайану и стал растить ее как родную дочь.