Если же мое состояние улучшается, то я снова собираю всех, чтобы объяснить им, как героически я держался во время кризиса. В ответ на это близкие должны сказать, что я был великолепен, преодолевая все трудности болезни, а их охватывало отчаяние при мысли, что они близки к тому, чтобы потерять меня. В это время я люблю предупредить, что в период моего выздоровления все они должны быть постоянно, круглые сутки, у телефона и в полной готовности доставить мне (в двойном количестве) то, что мне больше всего нужно в данный момент - еду, питье, книги и журналы, шахматиста или шахматный компьютер. И конечно, Белого Медведя.

По контрасту со мной Белый Медведь, заболев, живет по другому сценарию. Он против любого, даже моего, внимания к его персоне. Он страдает не столько от болезни, сколько от этого внимания. Он хочет быть один, он хочет быть совершенно один.

Нечего и говорить, что мне с самого начала это не нравилось. Его желание уединиться вызывало в памяти истории о кладбищах слонов и о животных, умирающих в одиночестве. От всего этого я хандрил, будучи уверен, что если немедленно чего-нибудь не сделаю, то все плохо кончится.

Чаще всего после осмотра ветеринара коту выписывали таблетки. Это было плохо. Это было настолько плохо, что следовало бы переписать предыдущий абзац, потому что для Белого Медведя таблетки были хуже, чем внимание к нему во время болезни.

Я хорошо помню тот первый случай, когда я должен был дать коту лекарство. Это произошло в конце февраля, вскоре после моего возвращения из Калифорнии.

Прежде чем приступить к такой важной процедуре, как дать Белому Медведю пилюлю, я решил проконсультироваться со специалистами. Мне не хотелось беспокоить доктора Томпсон. Удивительно, но я нашел массу статей по этой теме. И это я расценил как плохой знак. Но, тем не менее, принялся за чтение.

Мне понравилась статья Сьюзан Эстерли «Как дать таблетку вашему коту». Понравилась она по той причине, что была адресована тем, у кого, как и у меня, был кот «независимого типа». Такого кота автор определяла как «не имеющего склонность делать то, что хотелось бы вам».

Разумеется, подумал я, это относится к Белому Медведю, и немедленно приступил к изучению статьи. «Во-первых, - писала мисс Эстерли, - не подходите к коту с жалким чувством страха. Думайте о чем-то положительном и держите пилюлю наготове».

Это были слова бойца. Я точно не выкажу страха, тем более «жалкого страха». Белый Медведь не увидит по моим глазам, какая серьезная операция нам предстоит. А насчет позитивных мыслей, то в первый раз, когда я собирался дать коту лекарство, мои мысли были такими позитивными, что я мог бы скормить пилюлю и леопарду. И таблетка, спрятанная под безымянным пальцем левой руки - так, чтобы он мог видеть остальные пальцы, была именно там, где должна быть.

Трудность заключалась в том, что мысли Белого Медведя были далеки от положительных. Они были абсолютно негативны. Он, казалось, знал, что у меня не только что-то спрятано, но, что бы это ни было, это не то, с чем он хотел иметь дело. И более того, каким-то образом он знал о таблетке. Его глаза были прикованы к тому, что я, по-моему, очень ловко спрятал.

Тут я решил не форсировать события и снова вернулся к мисс Эстерли. Я был уверен, что она даст мудрый совет, как выйти из такого трудного положения. И оказался прав. Беда была только в том, что ее рекомендации очень напоминали другие советы по этому поводу, как, если вы помните, было в случае с мытьем кота.

«Заверните кота в большое полотенце, - писала мисс Эстерли, - оставив снаружи только голову. Это обезопасит вас от его когтей». Я был готов пролить кровь в разумных количествах, но вовсе не надеялся завернуть кота в полотенце. И, прижав его в углу, тут же понял, что и он этого не захочет. Тем не менее я решил в дальнейшем следовать советам мисс Эстерли.

«Держите кота на коленях, прямо перед собой, рукой, согнутой в локте. Это освободит ваши руки».

В связи с тем что согнутая в локте рука была ограничена в движениях, а в другой руке у меня была таблетка, моим рукам трудно было оставаться свободными, но я старался. Уверен, что советы мисс Эстерли были применимы к ее коту, хотя не могу отделаться от мысли, что, наверное, он был очень маленьким, очень старым и очень больным, если вообще был жив к тому времени, когда она проделывала эту процедуру. Или, возможно, у нее был черный пояс по карате. Так или иначе, но ее предложения не годились в случае с моим котом. Он вылетал из полотенца, как стрелка из пневматического ружья.

Однако я никогда не бросаю начатого. Я снова поймал кота и укутал его в полотенце. В этот раз, вместо того чтобы держать его в изящно согнутой руке, я зажал его в такие тиски, что выдавил из него наиболее зловещее «айяу» из всех, когда-либо слышанных мною. Я сделал вид, конечно, что ничего не понял, продолжая читать статью, которую держал в полусогнутой руке.

«Положите руку на голову коту, - решительно продолжала мисс Эстерли, несомненно, имея в виду третью руку, - и используйте большой и указательный пальцы, чтобы охватить углы челюстей кота. Надавите слегка на них, и это заставит кота открыть рот».

Еще раз я поступил, как советовала мисс Эстерли, используя согнутую в локте руку. Сначала, как она и предлагала, я нажал легко. Затем нажал сильнее, в конце концов я нажал так сильно, что мог бы открыть пасть крокодила. Проблема состояла в том, что рот не открывался.

Без особого желания я решил видоизменить совет мисс Эстерли. Используя указательный палец как шило, я проложил им путь во рту кота, пройдя за его зубы. И конечно, кот сделал то, что и должен был сделать, - он меня укусил.

- Давай-давай, - сказал я ему, - кусай руку, ешь ее, руку, которая делает тебе добро. - И с этими словами я просунул таблетку поглубже.

«Немедленно закройте его рот, - читал я в инструкции, - погладьте его горлышко, и естественный процесс глотания не оставит сомнений в том, что таблетка принята».

Я хорошенько погладил его по горлышку. И в тот момент, когда я поздравлял себя с великолепно завершенной работой, что-то ударило меня между глаз. Ну, не точно между глаз, а по носу, и скатилось на пол.

Это, конечно, была таблетка. Возможно, некоторые коты «не успели бы даже осознать», как уверяет мисс Эстерли, что они «проглатывают пилюлю», но Белый Медведь был не из их числа. В результате он, сверкнув глазами, еще раз выпрыгнул из полотенца и улегся на полу, зализывая воображаемые раны. Время от времени, однако, он бросал на меня выразительные взгляды, словно спрашивая: «Неужели ты так глуп, что собираешься начать следующий раунд?» В ответ и я уставился на него. Как он думает, что я делаю? Неужели у него такая короткая память, что он забыл о моих прошлых триумфах в борьбе с его упрямством?

Я глубоко вздохнул, встал, одним мастерским движением схватил его, завернул в полотенце, открыл его рот и пропихнул туда таблетку. В этот раз, сначала вежливо попросив его, сам закрыл ему рот и гладил, гладил, гладил его горлышко, чтобы уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что таблетка проглочена. Однако, чтобы наверняка удостовериться в том, что таблетка исчезла, я снова открыл его рот и увидел, что таблетки там нет.

Я наблюдал за тем, как он потрусил от меня, зализывая раны, нанесенные его самолюбию. Но я был великодушным победителем! Я подошел к нему, опустился на колени, почесал его за ухом и погладил по животику.

- Слушай, Белый Медведь, - сказал я ему, - в конце концов, все не так уж и страшно, правда?

Я также сказал ему, что он даже не почувствовал вкуса таблетки. И конечно, он должен понять, что он не может быть и судьей, и присяжным, чтобы определить, что для него лучше. Это могут сделать только два человека - я и ветеринар. Я был великодушным победителем и рад был бы убедиться, что кот - великодушный побежденный. Как раз в тот момент, когда мне в голову пришла эта мысль, краем глаза я увидел какое-то белое пятнышко на ковре. «Нет, - подумал я, - это невозможно». Но оказалось - возможно. Это была таблетка.