Одна моя приятельница, остававшаяся с котом, когда мы с Мариан уезжали в Большой каньон, и пережившая с ним грозу, сказала мне со всей определенностью, как только я вернулся, что я должен что-то предпринять. Она предложила обратиться к кошачьему психиатру.

До того как у меня появился Белый Медведь, я никогда не слышал о кошачьих психиатрах. Я встречался с дрессировщиками, которые приучали ваше животное к послушанию или отучали от вредных привычек. Но психиатр, который мог бы изменить поведение котов, - для меня это было ново. Я сказал своей приятельнице, что если такой специалист появится и сочтет, что мог бы лечить Белого Медведя с помощью психоанализа или чего-то в этом роде, то он немедленно должен появиться у меня. Тогда я смог бы увидеть, как Белый Медведь подвергнет этого доктора психоанализу, но только не наоборот.

Моя подруга, упрямая как осел, не признавала отказов.

- Во-первых, - сказала подруга, - это не он, а она. Во-вторых, я уже рассказала ей о Белом Медведе и о грозе, и она готова этим заняться.

Я все еще сопротивлялся. Я сказал ей, что вырос в Бостоне, а бостонцы, как я знаю, критически относятся к психоанализу, психиатрии и ко всяким таким вещам. Мы считаем, что это интересно скорее другим людям, а не нам. Возможно, добавил я важно, следовало бы сделать других более похожими на нас. Моя подруга стала внимательно меня рассматривать. Тем не менее я пообещал ей, что если она даст мне последний шанс справиться с этой проблемой самому и я ничего не добьюсь, в таком случае я соглашусь на визит психиатра.

Как и прежде, я обратился к моей разрастающейся кошачьей библиотеке. В книге «Ваш невероятный кот» доктора Дэвида Грина я нашел кое-что, что вселяло надежду.

Первым делом я должен был обязательно определить, левша или правша Белый Медведь. «Если ваш кот левша, - уверял доктор Грин, - то, возможно, у него незаурядные психические способности».

Грин не объяснял, как определить, левша или правша мой кот, но в силу своей изобретательности я решил поиграть с котом в мячик, чтобы увидеть, какой лапой он его будет ловить. Я кинул мячик десять раз. Шесть раз он поймал мяч левой лапой и только четыре - правой. Я был окрылен успехом. Теперь я должен был ввести мои положительные представления о грозе в его антигрозовое мышление. Я внимательно прочел о том, как происходит процесс передачи и приема мыслей. По Грину выходило, что кот должен сидеть, а не лежать.

Передние ноги кота должны быть вытянуты, а подушечки лапок - прижаты к полу. В этой позиции он наиболее расслаблен, но пока еще достаточно насторожен, чтобы поддаться телепатическому внушению. Он должен смотреть в сторону, повернув голову на 90 или 120 градусов, в этом положении он не сможет видеть выражение вашего лица и вашу позу, которые стали бы для него подсказкой.

Я сделал все, что мог. Оказалось, что безумно трудно заставить его смотреть, отвернувшись от меня на 90 или 120 градусов. Я вообще-то не математик, но меня снова выручила моя изобретательность, которая уже помогла определить, левша он или правша. Я поместил кота возле окна, где он мог бы увидеть голубей. Он был великолепен - он ни разу не посмотрел на меня.

Следующая рекомендация касалась меня самого.

Сядьте поудобней, расслабьтесь и очистите свои мысли. Позвольте им задержаться на каком-нибудь приятном, спокойном образе, возможно, на картине тихой сельской жизни или на спокойном цвете. Сначала вам будет трудно прогнать отвлеченные мысли, но после небольшой практики у вас все получится.

Наступит момент, когда вы почувствуете себя спокойным физически и психически. Тогда взгляните на часы и отметьте время начала тех десяти секунд, в течение которых вы должны смотреть на вашего кота. В это время нельзя двигаться или издавать какие-либо звуки, чтобы не мешать телепатической передаче.

Сфокусируйте свои мысли так энергично, как только можете, на чем-то приятном, таком, как игра или нежное поглаживание, которое доставляет удовольствие вам обоим.

Естественно, то, на чем я сфокусировался, было противоположно грозе: в ясный солнечный день мы играли с мячом на балконе. Но одного дня, очевидно, было недостаточно.

В течение нескольких следующих дней или недель повторите внушение в девятнадцати разных вариациях, меняя также время сеанса. Это важно, так как исследования показали: некоторые люди активнее вечером, а другие - утром. Эта разница связана с физиологией человека, с его сердечными ритмами и биохимическими процессами, от которых зависит функционирование всего организма.

Если честно, я не очень-то был осведомлен о моих сердечных ритмах, какими бы они ни были, но я решил сократить количество вариаций с девятнадцати до двух, я чувствовал: этого будет достаточно.

Так или иначе, но я наконец был готов передать коту сообщение, я излучал его изо всех сил. Я передавал ему, что он больше не будет бояться гроз.

Для получения результата эксперимента нужно было дождаться следующей грозы, но, к сожалению, небо было безоблачным. Когда же наконец разразилась гроза, я получил четкий и ясный ответ. Коту было не лучше, а гораздо хуже. Я позвонил приятельнице и рассказал ей о своих усилиях и об отрицательных результатах, я сказал ей, что Белый Медведь не может больше ждать прекращения гроз над Нью-Йорком. Теперь он забивается в кухонный шкаф даже тогда, когда обещают грозу в Балтиморе.

Я дозрел до кошачьего психиатра.

- Хорошо, - сказала моя приятельница, - я попрошу доктора прийти к вам утром в следующее воскресенье. - И после паузы добавила: - И кстати, будь повнимательнее с ней. Она не очень ладит с людьми, но она изумительна с котами.

Женщина, которая пришла в воскресное утро, была огромной и невероятно деловитой. Приглашенная в гостиную, она остановила меня суровым взглядом.

- Где мы? - спросила она.

- Мы в гостиной, - ответил я.

- Нет, нет, - нетерпеливо сказала она. - Мы, мы. Где кот?

Белый Медведь немедленно отреагировал на появление гостьи и занял свой пост под диваном.

Я сказал доктору, что кот как раз у нее под ногами.

- Ага, - сказала она, - ну, прямо сейчас я не нуждаюсь в нас. Сначала я бы хотела поговорить с вами. Потом я поговорю с нами, а затем смогу поговорить с вами обоими вместе.

Она помолчала и посмотрела вниз.

- Нас нет, - добавила она.

Я сказал ей, что все это очень напоминает развод, но я не хочу разводиться с Белым Медведем, я хочу лишь справиться с его страхом перед грозой.

- Как вы, возможно, знаете, я - структурный психиатр. Вы знакомы с работами доктора Ватсона?

Я сказал ей о моем знакомстве только с Шерлоком Холмсом. Она проигнорировала мои слова.

- Ну, это неважно, - продолжала она. - Ватсон утверждает, что, представляя метод вербального сообщения, он мог бы рассмотреть такой общий интеллектуальный феномен, как мышление и чувствование, который, конечно, по его мнению, всегда является исследовательской базой наших структурных психиатров.

Я кивнул.

- Вот что я собираюсь предпринять, - продолжала она, - соединить состояние кота с моим состоянием. Главное, что мы должны сделать, - это выбрать между регулируемым регулированием и нерегулируемым регулированием, так как мы явно имеем в вашем случае ситуацию невроза, который, несомненно, вызван травматическим ответом на индивидуальную тревогу в детстве или, правильнее сказать, в котеночестве. Я понимаю, мы были бродячим котом, поэтому вы, возможно, не много знаете о нашем котеночестве.

Я подтвердил это.

- Наследственные неврозы могут, - продолжала она, как если бы обращалась к группе особенно бестолковых студентов, - подобно травматической ситуации индуцировать ситуационные неврозы.

Я старался сдержаться. Я сказал ей, что у Белого Медведя прекрасный характер.