Меня радовали наши водные забавы, как и многое другое.

Однажды я прочитал в журнале «Кошачий каприз» статью - некая дама писала, что одним из наиболее очаровательных поступков, которые совершает ее кот, был обычай принимать вместе с ней ванну. В этом рассказе было все, что происходило со мной и с моим котом, - толчок головой, покусывание плеча, обследование крана и утоление жажды.

Будучи уверенным в том, что мой кот, и только он, был способен на подобные действия, я почувствовал сильное раздражение, но, поразмыслив, рассудил, что если только два кота в мире ведут себя таким образом, то все не так уж и плохо. Кроме того, редакция журнала сочла этот замечательный факт достойным описания.

Однако меня все еще терзали сомнения, и как-то в разговоре с одной моей подругой-кошатницей я спросил ее, купалась ли она в ванне вместе с котом.

- О, да! - немедленно ответила она. - И знаете, когда мы вместе принимаем ванну, он проделывает любопытные вещи. Он прыгает...

- Знаю, знаю, - резко прервал я.

Так, думал я, не два, а три кота, а может быть, и больше? Вполне вероятно, что в мире существуют сотни котов, которые так играют давным-давно, по крайней мере с тех пор, как появились ванны. Возможно, каждый из них считает, что если человек от всех этих проделок приходит в такое хорошее настроение, то он вознаградит кота обильным и вкусным завтраком.

Кстати о завтраке. Хотелось бы пояснить, что наша совместная трапеза не была привычной в общепринятом смысле этого слова. Возможно, правила приема пищи, разработанные нами, были самыми замечательными из всех наших правил.

Мы с моим котом первые придумали ритуал «мощный завтрак».

Все тоже началось с компромисса.

Мой кот обожал завтракать. И после того, как съедал свой завтрак, покушался и на мой тоже. Тщетно я возражал, говоря ему, что он эгоист. Не было смысла также объяснять ему, что я вырос в доме, где животные никогда не допускались в столовую, даже если на столе и не было еды. Мой кот, не обращая внимания, вспрыгивал на стол и норовил куснуть по кусочку от всего, что находилось на столе, начиная с хлеба и заканчивая яйцами. Я решил положить этому конец.

Поэтому мы еще раз пошли на компромисс. Я смирился с его присутствием на столе в том случае, если в доме нет гостей, а он, со своей стороны, обещал не есть то, что в это же время ем я. В этом соглашении был один неоговоренный пункт: когда ложка или вилка у меня во рту и он не уверен, вернется ли она туда, где лежала прежде, чья очередь есть - его или моя? И тогда мы решили: если ложка находится в движении, то это моя очередь, а если нет - его.

«Мощный завтрак» заканчивался. Великое дело было сделано.

Однажды, глядя на кота, поглощающего «мощный завтрак», я заметил, что его бедро все еще не в порядке. Порез на губе уже зажил, а бедро, хоть кот и двигался все свободнее, было далеко от совершенства. Иначе говоря, наступило время, когда кота следовало отвезти к ветеринару.

Я думал отложить этот визит: мне не хотелось прерывать процесс одомашнивания кота травмой, которую я нанес бы, запихивая его в сумку, чтобы вынести из дома. Я уверен, что он воспринял бы это как отъезд навсегда. Но теперь я понял, что откладывать дальше нельзя. И бедро не единственная причина. Его пора было всего обследовать, сделать прививки, и - самое трудное - его необходимо было кастрировать. Независимо от того, выходят они из дома или нет, имеют ли контакты с другими котами, я, всегда проповедовавший идею кастрации, не мог допустить, чтобы мой собственный кот был «не в полном порядке».

Кроме того, он часто потряхивал головой. Сначала я думал, что мне только кажется, но, поскольку это продолжалось, я понял, что у него неладно с ушами. Для меня это не было неожиданностью. Как я говорил в тот первый день миссис Уиллс, это характерно для белых котов.

Ветеринар, которого я выбрал для моего кота, разделял мои взгляды по поводу насилия над животными. Ее звали Сьюзан Томпсон, и, кроме прочих достоинств, она была единственной женщиной в классе ветеринарной школы. Перед тем как заняться частной практикой, она работала в приюте, где я был членом совета, и я знал, что она была профессионалом высокого класса, а также отличалась редким сочетанием мягкости и решительности. Благодаря этим качествам она быстро и безболезненно лечила животных, и все кончалось раньше, чем ее подопечные осознавали, что с ними происходит.

Я позвонил Сьюзан и сообщил ей о высокой чести, которая ей оказана. Она предложила принести кота на следующее утро, а потом выслушала мои диагнозы и подробный рассказ о достоинствах моего кота. Она слушала терпеливо, но, как я чувствовал, без особого интереса, до тех пор пока я не упомянул о кастрации.

- Если мы собираемся это делать, - перебила она меня, - то я оставлю его у себя на ночь. И прошу вас не кормить и не поить его после шести часов вечера.

О том, что он останется в лечебнице на ночь, я знал, но второе условие было для меня неожиданностью. Плохо было уже то, что я должен его вынести на улицу, растревожив как раз тогда, когда он начал привыкать к дому и чувствовать себя в безопасности. И ко всему еще предстояло пережить голодный вечер и утро без «мощного завтрака»! Это было уже слишком!

Но ничего не поделаешь, пришлось выполнять все требования доктора. И потому в тот вечер, когда он, нервничая, не понимал, почему его лишили еды, я пытался отвлечь его и старался растолковать, что виноват в этом не я, а другие люди. Я был к нему особенно внимателен, ласкал его, играл с ним, даже дал ему выиграть в бейсбол с пинг-понговым мячиком. Но он снова и снова издавал свое «айяу», протягивал лапы, хватал меня за ноги и тащил на кухню. Когда же я отказывался, он утешался самым жалобным «айяу», которое я когда-либо слышал от него.

И когда пришло время спать, он остался на полу. Поздно ночью он все-таки вспрыгнул ко мне на кровать, но улегся не рядом, как обычно, а внизу, у самых ног. В три часа он, как всегда, разбудил меня, но, когда я даже не пошевельнулся, чтобы насыпать ему «Виттлз» из коробки, на которую был устремлен его взгляд, он достиг пика раздражения. Он понял, что я лишился рассудка. И надо взять дело в свои лапы. Кот стремительно перепрыгнул через меня на прикроватный столик, одним ударом перевернул коробку, и, как раз тогда, когда он почти достиг цели, я протянул руку и схватил коробку.

Он смотрел так, что мне стало ясно: мы - враги. Но я это игнорировал, ссыпал «Виттлз» обратно в коробку и убрал ее в шкафчик.

Кот повернулся ко мне спиной, спрыгнул на пол и оставался там до конца ночи.

На следующее утро я совершил, если можно так выразиться, искусный и наглый маневр с нашим «мощным завтраком». Я решил, что тоже не буду есть. В конце концов, вовсе необязательно завтракать каждый день.

Вместо завтрака я полез в кладовку и достал сумку, которую Мариан, со своей обычной предусмотрительностью, принесла и тайком спрятала на верхней полке, так чтобы кот не мог ее увидеть.

Как только я вынул сумку, кот пришел в ужас, хотя я был уверен, что он в жизни не сталкивался с такой вещью. Каким-то образом он понял, что я затеваю что-то подозрительное и, что бы это ни было, оно связано с этой дурацкой штукой. Мне сразу же стало ясно, что у него не только нет ни малейшего желания забираться в сумку, но он не захочет даже рядом находиться.

Я соображал, как мне справиться с этой задачей, и вспомнил вычитанный где-то совет: прежде чем вы попытаетесь запихнуть кота в сумку, кот должен быть уверен, что, во-первых, он с ней уже знаком, во-вторых, что он мог бы с ней и подружиться. Надо дать ему поиграть с сумкой или даже внутри нее, для этого надо положить туда одну из его игрушек. И хорошо бы все это сделать значительно раньше, чем вы даже подумаете о том, чтобы его куда-нибудь в ней отнести.

Разумеется, заранее я ничего не сделал, а теперь было слишком поздно. Я вспомнил случай, произошедший с моей подругой, телезвездой Пией Линдстрем. У мисс Линдстрем было два кота, и она отправилась с ними к ветеринару, причем один кот находился в сумке, а второй - под мышкой у мисс Линдстрем. Первый кот, рассказывала она, вообще не реагировал на сумку, а второй - реагировал слишком бурно. Никакими силами его нельзя было заставить забраться в сумку. Даже когда два человека пытались его туда засунуть - один держал кота, другой сумку, - кот все равно вырвался.