— Всего только десять часов, — прошептал он. — Стыдно отказываться от такого вечера.

В свете уличных фонарей Молли встретила его взгляд. Она будет дурой, если пригласит его зайти. Ведь понятно, что тогда может случиться.

— Хочешь кофе? — робко предложила она.

— Может быть.

Молли закрыла глаза и дала провести себя по садовой дорожке. Чему быть, того не миновать.

Ключ не желал попадать в скважину, и Джеку пришлось помочь ей. Он тоже не сразу справился, но наконец они вошли, и дверь с тихим щелчком закрылась.

— Молли.

Ее охватила паника. Нельзя, нельзя заниматься сексом с человеком, которого она едва знает.

— Молли, прекрати.

— Что прекратить? — сказала она, вцепившись в ручку чайника.

— Я не собираюсь ничего делать. Я только хотел подольше побыть с тобой. Не пугайся.

Она неловко засмеялась.

— Я и не пугаюсь, Джек, — заверила она. Включила чайник, достала две кружки и поставила на стол. — Садись. Будь как дома.

Так он и сделал — сел в угол одного из двух диванчиков, заложил ногу за ногу, закинул руку за спинку. Он не стал включать лампу над головой, только слабый свет маленькой кухонной лампочки проникал сюда издали, и Молли не могла прочесть выражение его лица.

Руки ее дрожали от странного чувства, которое не посещало ее годами.

Что это? Предчувствие? Голод?

Распутница, обругала она себя. Неспроста ее пугает та сила, что притягивает их друг к другу.

Она протерла стол и подала кофе, себе — слабый и с молоком, ему — черный и крепкий. Инь и ян, день и ночь, свет и тень.

Он приподнялся, пригубил кофе; она опустилась на другой диванчик и судорожно вцепилась в кружку.

— Ужин был превосходный, — услышала она свой голос в напряженной тишине. — Спасибо.

— На здоровье. Спасибо, что посидела с Никой.

Она через силу засмеялась.

— Ты мог отвести ее в детский сад, сэкономил бы целое состояние.

— Тогда не было бы и вполовину так хорошо и весело.

— Это верно. — Рука ее дрогнула, кофе пролился, и она поморщилась. — Черт, — буркнула она и встала за тряпкой одновременно с Джеком. Она протянула руку и случайно ткнула ему в ребра; он поморщился. — Извини! — воскликнула она. — Там как раз царапина?

Криво криво усмехнулся.

— Точное попадание. Ничего страшного.

— Дай посмотрю. — Молли выдернула его рубашку из брюк и задрала ее.

Кожа была содрана, и по телу тянулась широкая царапина длиной с ее руку. Рана выглядела глубокой, и Молли, не раздумывая, наклонилась и приложилась к ней губами.

Он замер, и она отпрянула.

— Извини, — пробормотала она. — Я не подумала. Просто привычка, я всегда так делаю с детьми.

Его глаза смеялись.

— У меня все болит, — нежно сказал Джек, — целуй меня лучше, Молли.

Сдержаться она не могла — со сдавленным вздохом она отдалась в его руки, стараясь не задевать рану. Он осторожно держал ее в объятиях, его губы скользнули по ее губам, сбежали на нежную кожу шеи, проверили пульс, бьющийся под подбородком как птица в клетке. Язык ласкал ее, вызывая дрожь во всем теле, и из позабытого уголка сердца вырвался слабый стон желания.

— Молли, — простонал он, и его дыхание обожгло ей шею, и губы, на этот раз требовательные, опять нашли ее губы, и язык пронзил их. Она дала ему то, чего он хотел, ее руки скользнули вверх и обхватили его голову, пальцы вплелись в мягкие, шелковистые волосы.

От него пахло кофе и мятной жвачкой, рот его был искусный и порочный, он вызывал в ней желание, с которым она, казалось, давно простилась. Молли прогнулась, его руки скользнули по ее телу, накрыли холмики грудей, и он со сдавленным стоном оборвал поцелуй.

— Я хочу тебя. — Его горячее дыхание касалось ее рта, грудь вздымалась от сдерживаемой страсти. — Останови меня, Молли, — взмолился он. — Это безумие.

— Нет, — прошептала она и снова притянула к себе его голову; губы стыли без его губ. — Люби меня, Джек. Пожалуйста.

Он застонал и отпрянул.

— Нет, Молли. Мы не можем.

— Пожалуйста…

— Молли, ты забеременеешь.

Это отрезвило ее, как ничто другое.

— О Господи, — содрогнулась она; ноги подкосились, и она плюхнулась на диван.

Он сел рядом, одной рукой обнял ее за плечи, другой сжал обе ее руки.

— Все о'кей, — буркнул он.

Она чувствовала, что ресницы слиплись от слез, и зажмурилась.

— Извини, — прошептала она. — Господи, что ты должен обо мне думать!

Он прижал ее к груди.

— Перестань, Молли. Я безумно хочу тебя. В этом нет ничего плохого. Просто мы не должны этого допустить.

— Но я хочу, — причитала она, уткнувшись лицом в его плечо.

Голос его был очень нежен.

— Я понимаю, — вздохнул он. — Поверь мне, я все понимаю.

Он высвободился, встал, вышел на кухню и включил чайник.

— Думаю, нам нужно выпить кофе.

Она тупо сидела, ошеломленная силой вызванного им желания. Никогда в жизни у нее не было ничего подобного!

— Прошу.

Он поставил перед ней свежий кофе, безопасности ради пересел на другой диванчик и поглядывал на нее поверх кружки с дымящимся кофе, дожидаясь, когда она придет в себя.

— Извини, — наконец сказала она. — Я круглая дура.

— Нет. Ты одинокая, и я тоже. А еще ты очень, очень красивая…

— О, Джек, не говори глупостей.

— Красивая. Даже если муж никогда тебе этого не говорил.

Она вгляделась в его глаза и поверила, впервые в жизни действительно почувствовала, что она красива.

— Спасибо, — прошептала она, и слезы покатились по щекам.

— О Боже, Молли, не плачь, ты меня доконаешь, — простонал он. — И без того тяжко.

— Извини. Никто еще… о черт.

Молли шмыгнула носом, вытерла его тыльной стороной руки, потом взяла кружку с кофе и заставила себя выпить.

Поставив пустую кружку, она посмотрела на часы.

— Почти одиннадцать.

— Я знаю. Нам пора идти.

Она встала, взяла ключи и сумку, надела жакет — ночная прохлада давала о себе знать. Возле двери обернулась.

— Джек, спасибо за этот вечер. За все. Он сгреб ее в объятия.

— Не благодари меня. Ты сама не знаешь, как много мне сегодня дала. Дай мне еще чуть-чуть тебя подержать.

Она положила голову ему на грудь, прислушиваясь к биению сердца и легкому дыханию. Хорошо, когда тебя обнимают; хорошо, если это человек, которому можно доверять, на которого можно положиться — хотя бы сейчас, в эту минуту.

Джек легонько поцеловал ее в макушку, в последний раз сжал в объятиях и мягко отпустил.

— Пойдем посмотрим, какой они устроили тарарам, — сказал он и открыл дверь.

Остаток недели прошел в приступе активности и организованного беспорядка. Дети беспрерывно занимались спортом, кидались с одного места сбора на другое, и контакты Молли с Джеком сводились к коротким приветствиям.

Он больше не просил ее посидеть с Никой, и она не предлагала. Ей не хотелось, чтобы это выглядело так, будто она напрашивается опять в ресторан. Оба все время куда-то спешили, не оставляя себе времени побыть наедине и не позволяя себе подвергать испытанию силу воли перед лицом вспыхнувшей страсти.

Вот и хорошо, думала Молли, полагая при этом, что ее сила воли не прочнее мокрой туалетной бумаги.

В последнее утро, когда они уже все сложили и отнесли в машину и она уже издали помахала Джеку, который ходил туда-сюда, загружая багажник, Касси вдруг сказала:

— Можно мы пойдем с ними попрощаться? Пожалуйста, мамуля, ведь мы теперь их сто лет не увидим!

— Да, мы должны обменяться адресами и телефонами, — вставил Филип. — Том по выходным дням ходит в прикольный клуб, я хочу про него разузнать.

— Ты и сам ходишь в клуб, — проворчала Молли.

— Да, но не с Томом. Пожалуйста, мама!

Она вздохнула.

— Ну ладно, ступайте, только не вертитесь там под ногами и не задерживайтесь. Я жду вас через пять минут, поняли?

Молли посмотрела им вслед и пошла проверить спальни, не забыла ли там чего-нибудь. Она стояла на четвереньках и выуживала из-под кровати носки Филипа, когда в поле ее зрения появились широкие брюки.