Утром махновцы снова напали на село, и тут уж они получили должный отпор. А вы говорите, музы могут и помолчать… Нет, они должны нам помогать.

— Расскажите, расскажите, товарищ полковник, как вы громили махновцев.

Костин нахмурился. С такой просьбой курсанты обращались к нему уже не раз. Он даже жалел, что как- то проговорился о своем участии в разгроме банд Махно. В то же время он чувствовал, как с каждым разом курсанты все больше тянулись к нему. Вспомнив что-то, Костин улыбнулся.

— Ну что ж, — согласился он. — Представьте себе бескрайнюю степь. — И мысленно сам полковник перенесся в другое время и в иную обстановку. Его рассказ был нетороплив. — Села лежали на большом расстоянии одно от другого. Кое-где виднелись помещичьи усадьбы с водонапорными башнями и огромными скирдами необмолоченного хлеба. Было начало ноября. Холодный северный ветер гнал тяжелые тучи. Вот-вот пойдет дождь, а может быть, и снег. Но настроение у нас было отличное. Нам выпало счастье попасть в знаменитый заповедник Аскания-Нова.

В полдень мы подъехали к небольшому поселку, от которого тянулись к югу массивы заповедника — бывшего крупного имения. Большие добротные амбары, сараи, загоны для скота… Огромный колодец напоминал шахту; барабан вращался парой лошадей. И таким образом из колодца поднималась железная бадья с водой. Воду в таврических степях доставали с больших глубин, достигающих иногда двухсот — трехсот метров.

Возле колодца топталось десятка полтора кавалеристов. Стояли нагруженные две тачанки, запряженные битюгами. В кавалеристах можно было безошибочно узнать махновцев. Тогда они какое-то время действовали вместе с нашими войсками. Но послушайте дальше, что из себя представляли эти союзнички. Вооружены они были обрезами — винтовками с укороченными стволами и прикладами, одеты по-разному: у одного — шинель, у другого — гражданское пальто с чужого плеча. Некоторые из них были изрядно пьяны и сквернословили.

Когда бетонное корыто наполнилось, мы подвели своих коней на водопой. Пьяные уставились на нас глазами, полными ненависти.

— Ишь нацепил ремешки, звездочки, — приставал ко мне один из них, — только погонов не хватает. Комиссаром состоишь?

— Угадал! Я как раз и есть военком батареи.

— А вы что, квартирьерами будете или так, мимо проезжаете? — допытывался другой.

— Мы квартирьеры. Вон за бугром на подходе кавалерийская бригада, — поспешил ответить мой ординарец красноармеец Домницкий.

Махновцы повернули головы в сторону бугра. Там ветер кружил пыль и, поднимая ее клубами, заволакивал местность. Пьяный бандит прицелился в меня сбоку из нагана. Другой, рядом стоявший махновец быстрым движением выбил из его руки револьвер. Бандит, пытавшийся стрелять в меня, истошно закричал:

— Пусти меня! Я хочу тому комиссару звезду на лоб посадить!

Напоив коней, мы направились в поселок. Настроение у нас, надо сказать, испортилось. Скажи им правду, они расправились бы с нами.

Через несколько дней мы прибыли в Асканию-Нову. В центральной усадьбе застали взволнованных служащих. Они сообщили, что прибывшие сюда махновцы стреляют на озере заповедника в редких птиц — фламинго, гоняются за страусами, безобразничают. В это время послышались крики. Любопытство оказалось сильнее осторожности, и мы направились за сарай, где стояли две тачанки с пулеметами и привязанными к дышлам лошадьми. Пестрая толпа пьяных махновцев дико хохотала, окружив лежащее на земле связанное животное.

— Кто такой? — подойдя ко мне, подбоченившись, спросил один из них. На нем был цилиндр, из-под которого выбивался лоснящийся от грязи чуб. На ногах — узконосые лакированные туфли, надетые на босые ноги и стянутые ремешками от шпор.

— Из интеркавбригады, — ответил я.

— Та-ак, — зловеще протянул другой, спешившись и подойдя ко мне. На его голове красовался пробковый шлем, который носят в тропиках. Сзади кителя, сшитого из плюшевой портьеры, приколоты две огромные птичьи лапы с золочеными когтями. Поверх сапог надеты старинные лакированные ботфорты с огромными козырьками. Я невольно улыбнулся и подумал: «Разграбили театральный реквизит».

— Образованный? Студент? — спросил он, похлопывая нагайкой по голенищу.

— Студент! — я нащупал в кармане наган.

— Подходяще! Ответь нам в таком разе, что такое зебра и почему она полосатая.

Толпа стихла. Взгляды махновцев устремились на меня. Я объяснял, все молча слушали. Моя справка удовлетворила лишь немногих. Из сбивчивых выкриков я понял, что среди махновцев идет жаркий спор — на бочку самогона. Большинство утверждало, что зебра — это просто лошадь, а немецкий барин — бывший владелец заповедника для забавы ее просто выкрасил.

— Вот посмотри, как мы ее в естество приводим! — указал махновец плеткой на толпу. Два парня при сосредоточенном внимании окружающих портянками, смоченными в самогоне, старательно терли шкуру поваленной и связанной зебры.

Послышались топот, улюлюканье, свист. На площади появилась толпа конных махновцев со страусом на аркане. Банда окружила диковинную птицу. Страус дрожал, мелко перебирал ногами и вытягивал вверх длинную шею. Среди гама слышны были выкрики: запрячь в тачанку, оседлать его.

— Стой, хлопцы! — рявкнул здоровенный детина в широких шароварах, видимо, тоже взятых из реквизита. — Вона ж горилки требуе. Бачьте, як морду задирает та глазами раздывляется, кто ж поднесе?

Под общее одобрение он влез на забор и подвязал к тополю голову несчастной птицы. В раскрытый клюв страуса махновцы стали выливать самогон.

С трудом сдерживая себя, я оглянулся, надеясь найти сочувствующих. Увидел почти рядом с собой пожилого человека в потертой каракулевой шапке и поношенном пальто. Он стоял, прислонившись к дереву, лицо его выражало негодование.

Заметив мой взгляд, он торопливо подошел ко мне, вполголоса проговорил:

— Только не вмешивайтесь, ради бога! Разве вы не видите, что они пьяные? На вас еще эти ремни, которые они считают комиссарскими. Прошлый раз бандиты убили двух красных командиров за попытку воспрепятствовать грабежу, а трупы их бросили вон в то озеро. — Помолчав, он добавил — Я научный сотрудник заповедника Иванов. Подождите, я кое-что придумал!

Он подошел к махновцу, у которого на кителе красовались птичьи когти, и, сняв шапку, сказал:

— Вы, я по всему вижу, человек образованный и правильно рассуждаете. Бывший владелец усадьбы эту зебру выкрасил для забавы химической несмываемой краской. Не стоит над ней зря трудиться. А вам я предложу удовольствие, вполне достойное вашего рыцарского поведения.

Махновцу понравилось такое обращение, и предложение его заинтересовало.

— А ну, что ты предлагаешь? — сказал он, приосанившись. — Мои хлопцы хотят повеселиться!

— Вон за тем загоном, недалеко отсюда, у нас пасутся дикие степные лошади — терпаны. Оседлать их могут только самые ловкие и смелые люди. Скачут они в два раза быстрее наших лошадей, и по выносливости им нет равных на свете: по тридцать верст проходят рысью да галопом. Вот попробуйте их обуздать — самое благородное занятие…

Махновец щелкнул плетью по ботфортам:

— А верно, старик, говоришь — подходящее дело! Гей, братишки, кто со мной? — и в карьер пустил свою лошадь по указанному направлению. За ним с гиканьем и свистом помчались другие махновцы.

Возле тачанок остались лишь пулеметчики да перепившиеся вояки.

Близился вечер. Перспектива ночевать вместе с бандитами не сулила ничего хорошего.

Мы знали, что М. В. Фрунзе, придавая большое значение сохранению заповедника Аскания-Нова, приказал для его охраны выделить специальный отряд. Это было поручено одному из эскадронов, находившемуся в резерве интеркавбригады. Однако этот охранный эскадрон мы не встретили.

Научный сотрудник заповедника предложил нам переночевать в его доме.

— Вам, пожалуй, и самому надо укрыться, — посоветовали ему.

Вскоре примчались махновцы. Охоты на диких лошадей не получилось. У многих были побиты головы, изранены руки. Они были обозлены. У главного заправилы на щеке зияла рана; из нее сочилась кровь: терпан откусил у «благородного рыцаря» часть щеки. Папахой прикрывая рану, он зычным голосом орал на служащих заповедника: