Действительно, обычно Чесси каждый день ходил в Оскоду — в магазин и поговорить с людьми. Но ее удивляло, что он опять оставил ее одну с Соломоном. Впрочем, Чесси всегда уважал успех, он гордился Кейдом, который был лучшим его учеником.

Тут Соломон снова посмотрел на нее и спросил с издевкой:

— Ты что это мух ловишь? Закрой рот и ешь. Все очень вкусно. Еще немного, и я стану отличным поваром.

Он прекрасно знал, почему она в таком недоумении, и развлекался. Это разозлило Лорен, она напряглась и огрызнулась:

— Почему бы тебе не отправиться туда, где ты нужен? Здесь хорошо и без тебя!

— Очень жаль, — пожал он плечами и занялся едой.

После долгой паузы, когда Лорен с трудом сдерживала ярость, она немного успокоилась и принялась за завтрак. Сегодня утром ее уже не тошнило от запаха еды. Она была голодна и молча съела все, что было на тарелке. Соломон нарезал беконную кожицу для Тапи, который внимательно наблюдал за ним, помахивая хвостом, и скормил ее псу. Потом он почесал собаку за ухом. Лорен видела, как двигаются длинные пальцы в белой шерсти, и у нее пересохло в горле. Соломон посмотрел на нее, и она, ощутив, как вспыхнуло ее лицо, поспешно отвернулась и начала убирать со стола.

Если он все время будет здесь, рядом, ей долго не продержаться. Как она ни сердилась на себя, ничего нельзя было с этим поделать. Лорен не видела Соломона, но чувствовала каждое его движение, реагировала на каждый его вздох…

Наконец она закончила мыть посуду и пошла к двери. Но Соломон преградил ей дорогу. Нет, он не трогал ее, а только не пускал, улыбаясь с высоты своего роста.

— Дай мне пройти! — потребовала она.

— Иди, — отвечал Соломон, и глаза его заблестели от удовольствия.

Лорен уперлась руками ему в грудь, чтобы оттолкнуть, и тут же поняла, что сделала ошибку. Стоило ей до него дотронуться, как внутри что-то дрогнуло. Она убрала руки, боясь, что они выдадут ее слабость. И, избегая его взгляда, неуверенно произнесла:

— Что ты делаешь? Отправляйся к своей любовнице. Ты мне тут не нужен.

— У меня нет любовницы, и я тебе нужен, — ответил Соломон тихо, настойчиво глядя ей в лицо.

Она подняла голову и посмотрела прямо и зло.

— Неужели с Барбарой все кончено? Какая жалость! Ну, найдешь себе еще кого-нибудь. Разве для тебя это стало проблемой?

— Да, думаю, найду, — охотно согласился он. — Никаких проблем…

Его тон и любезная улыбка привели ее в ярость. Лорен хотелось его ударить.

— Но это буду не я!

— Неужели? — Он наклонил голову и медленно и с явным удовольствием осмотрел ее с головы до пят. — А разве тебе не нравилось быть моей любовницей, Лорен?

Кровь бросилась ей в голову, и она ударила его так сильно, что даже ладонь заболела. Секунду Соломон смотрел на нее потемневшими от ярости глазами, потом схватил за плечи. Как она ни билась, вырваться не могла. Лорен извивалась и отворачивалась, избегая его ищущих губ, которые добрались до шеи. Ее затрясло от гнева.

— Прекрати, перестань, отпусти меня, свинья! — кричала она хрипло.

Не замечая крика, Соломон твердо взял ее за подбородок, так, что ей стало больно, повернул к себе, и затем его горячий рот нашел ее губы, раскрыл их, и почва у нее под ногами заколебалась. По жилам пробежал огонь, глаза сами закрылись, и она ощутила, как тело изогнулось, прижимаясь к нему. Его руки добрались до ее спины и, лаская, прижали еще теснее. Все тяжкие воспоминания испарились.

Она подняла руки и вцепилась в его рубашку. Тепло его тела заставило зашуметь кровь в венах. Какую пронизывающую сладость она испытывала, когда руки скользили по его твердым мускулам, как приятно было ее пальцам! Это чувство нельзя было сравнить даже с тем ощущением, которое она испытывала, когда пальцы пробегали по струнам.

Отклик ее тела заставил сердце Соломона биться быстрее. С голой спины его руки скользнули на маленькие груди и накрыли их ладонями.

Тут она опомнилась и отскочила, тяжело дыша.

— Убери руки!..

Лицо у него раскраснелось, глаза блестели.

— Но тебе же приятно, — бормотал он, у него даже слегка заплетался язык, взгляд затуманился. — Что ты со мной делаешь!

— Это способна сделать с тобой любая, — ответила она грубо.

Лицо его побелело.

— Нет, не любая. Никто, кроме тебя!..

— Барбаре ты это тоже говорил? — Она коротко и зло усмехнулась. — У тебя все это замечательно получается, видно, что отрепетировано много раз. Однако со мной уже ничего не выйдет, я не верю ни единому слову.

— Но это правда, — глаза его горели напряженным внутренним огнем. — Я люблю тебя. И с Барбарой, и со всеми остальными все было по-другому. С ними было удовольствие, развлечение. А когда я увидел тебя первый раз в жизни, у меня остановилось сердце.

Она хорошо помнила тот вечер, концерт, прием после концерта, толпу восторженных женщин, окружавших Соломона, которые ловили каждое его слово. Помнила черный блеск его глаз, когда он заметил ее, и то, как он потом держал ее руку, улыбаясь. Высокий, элегантный, во фраке…

— Ты была такая прелесть, — сказал он хрипловатым голосом. — Большие невинные глаза и робкая улыбка — Боже мой, я захотел тебя в ту же минуту, как увидел.

Так вот что он, оказывается, думал тогда, вот почему так сверкали его глаза! А ей казалось, что это триумфальное выступление так взбудоражило его. Лорен едва посмела взглянуть на Соломона, он представлялся ей волшебником, способным создавать удивительную музыку. Она и вообразить не могла, какие мысли бродили в его голове.

— Значит, ты всего лишь хотел заполучить новую любовницу, не так ли?

Она посмотрела на него, и глаза ее были полны горечи. Он прекрасно понял, что она о нем думает, пожал широкими плечами и принял вызов.

— Лорен, взгляни на наши отношения с моей стороны. Ты же видела мою мать, представляешь, что она за человек. Меня с раннего детства показывали всему свету, как ученую обезьянку. Я получал все, что хотел, но обращались со мной как с игрушкой. Мать распоряжалась каждой минутой моего времени. У меня не было друзей, потому что они могли отвлечь меня от музыки. Отца мать просто выкинула из дома, из нашей жизни, чтобы он не стоял между ею и мной…

Да, все это Лорен хорошо знала, потому что сама видела его мать и слышала рассказы Чесси. Лицо Соломона стало серьезным и мрачным.

— Когда мне удалось вырваться, когда я освободился от нее, то твердо решил, что никогда в жизни не стану связывать себя с женщиной. — Глаза его блестели, он смотрел куда-то поверх ее головы. — Женщины — обуза, они связывают тебя по рукам и ногам, дай им хоть малейшую возможность. Это я понял, имея дело с матерью. Обвиваются вокруг тебя, как плющ, и душат. Я решил, что не буду избегать их, но мои женщины должны знать свое место. Я научился пользоваться ими, получать от них удовольствие, а потом выбрасывать из жизни, выплевывать, как жеванную жевательную резинку…

Она отшатнулась, оскорбленная грубой жестокостью его слов. Соломон наблюдал, лицо его было в тени.

— Да, не очень красиво. Можно было соврать, скрыть все это, но я не хочу, чтобы между нами осталось что-нибудь недосказанное.

Где-то глубоко в ней опять возникла грызущая боль, настойчивая, как зубная, но куда более разрушительная. Неужели это будет продолжаться всю жизнь? — подумала Лорен.

— Не хочу больше слушать тебя, — сказала она сухо, бесцветным тоном.

Лорен повернулась к двери, но Соломон поймал ее за руку и потянул к себе.

— Лорен… — тихо, хрипло и вкрадчиво проговорил он.

И тут она взорвалась:

— Оставь меня в покое! Пойми, ты мне не нужен, я тебя ненавижу! Уходи!

Ее слова словно хлестали его по лицу, и рука Соломона упала. Лорен с мимолетной мстительной радостью заметила в его глазах боль. Хорошо бы удалось задеть его по-настоящему, тогда она отомстила бы хоть немного за то, что довелось испытать ей. Впрочем, теперь уже все равно… Споткнувшись, она бросилась к двери.