Вдруг у Дэнни прояснилась память:

— Когда я был совсем маленьким, однажды он меня туда взял. Я помню, как мы стояли на коленях, как на его глазах были слезы, но он не объяснил мне, почему. Мне было пять или шесть…

— Он продолжает туда ездить, Дэнни, — она коснулась его плеча, будто пыталась протянуть мост от них двоих в мир отца. — Он — очень хороший человек, твой отец. Он… — ее голос оборвался.

— Что? — спросил Дэнни. — Он… что?

Он почувствовал, что мать хотела продолжить.

— Долго думала о том ужасном дне в «Глобусе». Там я увидела его впервые. Он был не такой, как остальные мальчишки в нашей школе и в нашем квартале. Он выглядел беспокойно. Он заботился об этих детях и даже о нас — о своих помощниках, делая для нас все. Он был… — она прервалась, будто в поиске подходящего слова. — Теплым. Я знаю, что этим словом всего не описать, Дэнни. Но именно таким он тогда и был, и продолжает быть — теплым, добрым и любезным человеком.

Она остановилась и повернулась к нему.

— Я никогда не рассказывала ему, что в тот день я видела. Я видела, как все начало крушиться, как он падал вместе с балконом, как его завалило обломками, и подумала, что он погиб — самый теплый человек, которого я только могла встретить. Позже, когда я узнала, что он пришел в себя, и слышала, как все его обвиняют. Я написала ему письмо…

— И на этом вся эта история закончилась? — спросил он, пытаясь держать свой голос под контролем, который странно начал дергаться, когда мать поделилась с ним своими воспоминаниями.

Вдруг порыв ветра осыпал их сорванными с деревьев листьями. Мать подняла к небу глаза и сказала:

— О, Дэнни, возможно в этом году все будет иначе, не так, как в другие годы…

Дэнни не ответил, он не хотел портить это замечательное мгновение на их пути в церковь.

Телефон звонил почти целый день, но теперь Дэнни снова его игнорировал всеми старыми способами: спустил воду в унитаз, выкрутил на полную громкость радио и, в конце концов, удалился из дому.

Когда он вышел на улицу, то выбор у него был небольшой, и из этого его почти ничего не привлекало. Он пару раз прошелся по улицам квартала, свернул на улицу, ведущую в прилегающий, соседний квартал. Он подумал, вдруг он найдет Доун — девушку из автобуса, которую он потерял из вида. И это выглядело нелепо, попытаться встретить ее, просто так бродя по улицам, если ему случайно повезет: он пройдет мимо ее дома, а в это время она будет выходить наружу или сгребать листья на лужайке. Большинство лужаек и дорожек, ведущим к входным дверям были усыпаны осенней листвой, что выглядело завораживающе: желто-розовый нездоровый румянец, покрывший землю. Но красивым Дэнни это не находил. Опавшие листья обозначали октябрь, а октябрь — Хеллоуин, а все вместе — очередную годовщину. Скоро будет Хеллоуин, и все его атрибуты появятся также и на улице, но до этого ему не будет никакого дела.

Обычно после школы он заходил «24 часа», хотя найти там работу он уже и не надеялся. Дейв работал там не всегда, или он был так занят покупателями, что ему было не до разговоров с Дэнни. В другой раз он тепло его встречал и с радостью развлекал его и себя какими-нибудь веселыми шутками.

Однажды он сказал Дэнни, что ему приходится много ходить во время работы, куда-нибудь ездить, или иногда он брал отпуск, чтобы уделить внимание своему хобби: искать всякие необычные статуи по всему свету. Его не привлекали статуи политиков и генералов, как он говорил, но ему нравились ирландские статуи, такие как, например, в Дублине: женщина, из фургона продающая рыбу. «Представляешь, Дэнни: статуя Молли Мелон, которая катит по узким и широким улицам тележку…». Он напевал слова высоким тенором, забывая коснуться своей «крыши», но блестя своими красивыми, вставными зубами в люминесцентном освещении магазина. Дэнни поглядывал в окно, он надеялся, что вдруг около магазина появится Доун, или с ожиданием смотрел на входную дверь в надежде, что она вдруг войдет.

В «Норманн-Прип» он попадал в привычный водоворот, где, как всегда, никому не было до него никакого дела. Он уже избегал стадионных трибун во время перемен, найдя себе другой укромный уголок, где можно было открыть учебник. Он старался быть готовым к любой контрольной и к устному опросу на уроке, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание. Когда после уроков он выходил из школы, то его отозвал в сторону Джимми Барк.

— Все тянешь время? — спросил его Джимми. Дэнни подумал о Лоренсе Хенсоне под трибунами стадиона, который не давал сдачи тем, кто на него нападал.

— Выборы будут через неделю.

— Надо подумать, — пожал плечами Дэнни.

— Ладно, — ответил Джимми, его энтузиазм чуть ли не искрами разлетался по воздуху.

«Я всего лишь сказал: «Надо подумать»», — отвернувшись, сказал себе Дэнни. Какое потрясающее открытие он сделал для Джимми Барка!

«Барстоф-Патриот» всегда оказывался под дверью раньше, чем возвращались домой родители, и Дэнни спешил открыть газету до их прихода, чтобы снова обрадоваться тому, что еще ничего не появилось из того, что бы упоминало очередную годовщину. Теперь, стоя у газетной стойки в «24 часа» он просматривал «Викбург-Телеграмм», пытаясь найти, что успел написать Лесс Альберт. У него заметно участился пульс, когда он обнаружил серию статей этого репортера о поджоге в квартале социального жилья в округе Ворчестер.

Раз за все время он достал из кошелька карточку Лесса Алберта и посмотрел на нее, гадая, что он может ему предложить. Он бы мог принять сторону отца в этой трагедии, рассказать всем, какой он хороший человек, как тяжело, до изнеможения он работает, и что, может быть, он немного сноб и формалист, но по-своему добрый и отзывчивый. Дэнни не был уверен, что все, о чем он подумал, так было нужно этому репортеру для очередной его газетной статьи, несмотря на то, что тот ему говорил.

Кроме телефонных звонков и писем жизнь его отца представляла собой скукотищу, притом полную. Дэнни ничего не собирался предпринимать, чтобы как-то посодействовать Лессу Альберту. Он сказал себе, что откладывает какое-либо решение на другой раз. Он открыл кошелек и вернул туда карточку.

— Когда начинаешь работать? — спросил отец, застав Дэнни врасплох.

После разговора с мистером Тейлором, объяснившим ему, почему его не примут на работу, у него лишь осталась смутная надежда на то, что он где-нибудь все-таки устроится. В разговоре с родителями Дэнни начал избегать этой темы, и когда отец его об этом не расспрашивал, он чувствовал себя спокойней.

Но в этот момент, когда Дэнни проходил через гостиную после обеда, то от вопроса, заданного отцом он оцепенел. Он собирался этим вечером начать говорить с ним, рассчитывая на компромисс: получить добро на то, чтобы начать брать уроки вождения. Но тут вдруг ему пришлось защищаться.

— С работой не получилось, — ответил он, глядя не отцу в глаза, а куда-то в сторону. — Человек, который предложил мне работу, был неправильно информирован. В этот магазин подростков на работу не принимают, только взрослых с опытом.

— Ты говорил, что тебя уже взяли на работу.

Дэнни заставил себя посмотреть отцу в глаза

— Я думал, что взяли, — сказал он, уже поняв, что он врет, и что за одной ложью последует другая.

— Теперь, ты так не думаешь, — голос отца уже был на грани сарказма. Дэнни подумал, не подозревает ли отец, что он лжет.

— Человек, с которым я разговаривал, был всего лишь помощником управляющего. Он не знал об этом правиле.

Отец долго смотрел на него, о чем-то думая, затем он сказал:

— Плохо…

Дэнни даже удивился, потому что сочувствие отца выглядело донельзя искренним.

Он решил воспользоваться удачным моментом.

— Может быть, им что-то известно… — лицо отца стало мрачным, и он снова уткнулся в газету. — Думаю, что могут быть проблемы, Все зашло так далеко.