– Вот полотенце – умывайся, а я порежу сыр.

Нина отвела Веру в ванную – нельзя сказать, чтобы тут было чисто. Вера долго стояла над раковиной, не зная, куда повесить полотенце и куда поставить мыльницу – всюду было так грязно, что она с трудом подавила в себе приступ тошноты. Но люди жили тут годами – и ничего. Выходит, можно привыкнуть.

В душевых шумела вода. Дверь одной из кабинок открылась, и Вера увидела бледную девочку с заспанным лицом В застиранном голубом халате – она не обратила на Веру внимания. Вера заглянула в кабинку: ничего, жить можно – главное, чтобы была вода.

– Пьем чай, – сказала Нина, когда Вера вернулась, – и бежим. Я опаздываю. Ты когда придешь?

– В четыре.

– Я постараюсь к этому времени вернуться. Если меня не будет, подожди внизу, а потом я достану второй ключ и попробую оформить пропуск. Комендант – мой друг, мы в одном дворе жили. В Самаре.

Вера съела бутерброд с сыром и допила чай.

– Наверное, нужно помыть? – Она взяла со стола чашки.

– Потом. Пошли.

В школе не было ничего интересного – все как обычно: анатомия, физика, два английских и алгебра. Вера хотела рассказать кому-то о том, что случилось, но кому? Одноклассники относились к ней хорошо, она к ним тоже – просто она не знала, о чем с ними говорить, поэтому ни с кем не дружила: привет, пока – и все отношения.

Чтобы долго не ждать Нину, после школы Вера зашла домой взять кое-что из вещей. Из дома она позвонила Лизе, но сначала проверила почту. Она долго не могла войти в Интернет, а надо было торопиться, потому что отец мог прийти с работы раньше.

Входящие – Вера нажала на кнопку.

– Письмо, – сказала она вслух. – Письмо! По-английски Вера читала также быстро, как по-русски, но слова казались какими-то ненастоящими, как будто это был текст из учебника.

Привет, Вера. Спасибо за твое сообщение от девятого ноября.

Как у тебя дела? Я не верю, что за такой короткий срок ты могла забыть английский. Однако нужно заниматься: ты – моя лучшая ученица и не должна меня подводить.

Я, как и говорил, возможно, приеду в Москву на рождественские каникулы, но пока это только планы. Какая в Москве погода? Наверное, холодно. В любом случае в Англии погода хуже: уже неделю идут дожди, я думаю, не купить ли резиновую лодку. На днях мой пес Барни поранил лапу, и я возил его к ветеринару, но теперь он поправился и передает тебе привет.

Что касается моего русского, я пока не сделал успехов: не хватает времени.

Надеюсь скоро получить от тебя ответ. Пока.

Джим Бриджес

– Джим Бриджес, – вслух повторила Вера.

Она несколько раз перечитала письмо, пытаясь вникнуть в смысл каждого слова, пытаясь найти что-то, что могло дать ей надежду: какой-нибудь намек – что-нибудь.

– «Мой пес Барни поранил лапу», – вслух прочитала Вера.

Это уже восьмое письмо – и снова ничего. Никакого намека. И с чего отец решил, что у них роман?

Вера услышала, как кто-то пытается открыть входную дверь, но дверь была заперта изнутри и не поддавалась. «Воры, – пронеслось у нее в голове. А если отец?» Она на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок.

– Вера, открой, – сказала мама и на всякий случай позвонила. – Это я.

Глупо было держать маму на лестнице, и Вера открыла.

Вид у Ольги Сергеевны был усталый. Она запыхалась от быстрой ходьбы: волосы были всклокочены, а под глазами появились темные круги.

– Вера, что ты делаешь?! Я ушла с работы, бегу к тебе в школу – тебя нет. Я уже в морги хотела звонить, но Сергей Иванович сказал, ты была. Ты забыла дома ингалятор… Вера…

– Я им не пользуюсь.

– Вера…

– Мама, не плачь, не надо.

– Ве-е-ра… Как ты могл-а-а-а…

– Не надо, пожалуйста.

– А-а-а…

– Мама, прости. И разденься – что ты как на вокзале.

Ольга Сергеевна сняла пальто.

– Ты ела? А как твоя астма?

Она говорила без остановки, сама себя перебивала и перескакивала с одной мысли на другую. На минуту Вере даже показалось, что она сошла с ума.

– Надо позвонить отцу, – сказала Ольга Сергеевна, когда немного успокоилась. – Он там с ума сходит.

– Не надо.

– Вера, это твой отец!

– Мам, давай что-нибудь съедим, я так проголодалась.

– Ты ничего не ела? Вера, где ты была?

– У друзей. Я ела, но это было утром.

– У меня еще суп остался. Грибной. Хочешь? – Ольга Сергеевна достала из холодильника кастрюлю с супом, зажгла газ и в изнеможении опустилась на стул.

– Порежь хлеб, ладно?

Вера достала из пакета батон. Она молчала.

– Вера, нам надо поговорить. Я понимаю, с ним трудно. Мне тоже трудно. Но он твой отец. Родителей не выбирают.

– Я понимаю.

– Уйти из дома – это не выход. Ты должна извиниться.

– Я? – не выдержала Вера. – За что? За то, что он роется в моих вещах? За то, что он всех ненавидит? За что?

– Вера, пожалуйста, извинись. Для меня. Его уже не переделать.

– Суп кипит.

Ольга Сергеевна разлила суп в тарелки. Ели молча. Иногда Вера исподлобья поглядывала на мать, и ее сердце сжималось от жалости – такой несчастный у нее был вид.

Когда они поели, Вера собрала тарелки.

– Оставь, – сказала Ольга Сергеевна, – я помою: садись за уроки – у тебя завтра английский. – Мама, я ухожу.

– Что? – тихо сказала Ольга Сергеевна. – Уходишь?

Если она не сошла с ума раньше, то это должно было произойти сейчас. Взгляд у Ольги Сергеевны был такой, как будто у себя на кухне она увидела расчлененное тело. Она мотала головой и бормотала что-то невнятное.

– Нет, – наконец сказала она. – Вера, пожалуйста…

– Ингалятор, – Вера потрясла им в воздухе, чтобы мама убедилась, что она его не забыла, и сунула ингалятор в карман. – На всякий случай. Я буду звонить.

– Вера, пожалуйста. Я больше так не могу… Вера…

6

Вера приехала в общежитие около шести.

– Зайди в триста двадцать пятую, – сказал охранник молодому человеку, который шел мимо. К ней пришли.

Нина скоро спустилась. Она протянула охраннику какую-то бумажку.

– Это что?

– Временный пропуск.

Охранник повертел в руках бумажку, которую дала ему Нина, недоверчиво посмотрел на Веру, снова стал читать, немного подумал и сказал:

– Идите.

В знак благодарности за те мелкие, но многочисленные одолжения, которых он пока не сделал, не мог бы сделать, Нина улыбнулась охраннику одной из тех улыбок, которые призваны очаровывать, улыбка, как бабочка, спорхнула с ее пухлых губ и опустилась на его плечо. Нина молчала. Охранник погрозил ей пальцем и тоже улыбнулся в ответ, но его улыбка, как клякса, упала на пол и застыла на желтом кафеле.

Вера наблюдала за этой сценой с недоумением: она не умела быть привлекательной.

– А у нас сегодня вечеринка, – сказала Нина, когда они вошли в лифт. – Будет Ира со своим молодым человеком – это моя подруга. Потом, один странный тип с первого курса. И Малхаз.

– Малхаз? Это твой молодой человек?

– Вроде того.

– Он из Азербайджана?

– Он грузин, но живет в Москве. Сегодня я, наверное, останусь у него.

– На ночь?

– На ночь.

– Хорошо, - сказала Вера, потому что не знала, что еще можно сказать.

– Ты была дома? – спросила Нина. – Ты переоделась.

- Да, после школы. Видела маму.

– И как?

– Плачет, – сказала Вера, и снова не нашлось, что к этому добавить.•

На ней был голубой джинсовый комбинезон, о котором когда-то мечтала Лиза. Куртку она держала под мышкой.

Они вышли из лифта, и она достала из кармана ключи.

Вера стала замечать, что не знает, о чем с Ниной говорить. Она редко ее видела: они друг друга не знали, и даже общих знакомых у них не было. У Веры вообще было мало знакомых.

Первым пришел Малхаз с розой и бутылкой шампанского.

– Можно? – спросил он.

– Проходи, – сказала Нина.– Это Вера, моя двоюродная сестра.

– Очень приятно. – Малхаз говорил с легким кавказским акцентом.