– Как всегда. – Лиза улыбалась, но старалась не поднимать на папу заплаканных глаз. Лиза любила сладкое, ведь когда съешь, что-нибудь вкусненькое, на душе становится хоть чуть-чуть полегче.

– И можно узнать, почему ты такая грустная? – спросил папа таким будничным тоном, как будто они говорили о погоде. – Тебя кто-то обидел?

Папа был способен понять многое. Но о своей любви Лизе не хотелось говорить даже с ним, потому что папе вряд ли понравится то, что она влюблена в учителя.

– Никто, – сказала Лиза, и ей вдруг снова захотелось заплакать. – Никто меня не обидел, но никто меня и не любит.

– А я такая несчастная девчоночка, – запел папа. Никто меня не любит! Никому я не нужна!

Лиза засмеялась, потому что папа пропел эти слова очень весело, что не соответствовало их смыслу.

– Тебе лишь бы шутить, – буркнула она, стараясь казаться недовольной. – А меня действительно никто-никто не любит.

– А ты что, у всех спрашивала? Может, кто-нибудь да любит.

– Нет, точно никто, – уверенно сказала Лиза. – Если бы кто-нибудь любил, я бы догадалась.

Она взялась за чашку и заметила, что к ее ручке привязана красная ниточка. Она удивленно посмотрела на папу, а он ей загадочно улыбнулся в усы.

– Я принес тебе то, что надо? – спросил он.

– Ты что, все понял?

– В чем, в чем, а в наблюдательности мне не откажешь, – сказал папа и потрепал Лизу по голове. – Не переживай. Может быть, когда-нибудь он еще зайдет к нам в гости.

– Да, – согласилась Лиза, – только для этого мне снова придется сбить его на катке.

Стоило Лизиной голове коснуться подушки, как она тут же заснула – глубоко и без сновидений. Почему-то на душе у нее стало очень спокойно после того, как она доверила свои мысли бумаге. Как будто то, что нестерпимо жгло ей душу, перешло на чистый лист в клетку. А бумага все стерпит.

10

Егор закрылся в своей комнате и включил музыку на полную мощность. Он залез под свой письменный стол и оторвал от его задней стенки конверт, приклеенный скотчем. Никто не знал о существовании этого конверта, это была тайна Егора, его мечта. Уже несколько месяцев он откладывал деньги на покупку мотоцикла, и накопил довольно много, но все равно недостаточно.

Конечно, можно было просто попросить родителей, но Егор не хотел ни у кого одалживаться. К тому же отец обязательно скажет, что надо думать о поступлении в институт, вместо того чтобы бессмысленно гонять по улицам с дружками, а мать схватится за сердце или за голову, говоря, что на мотоциклах ездят только самоубийцы и что у ее сына будет эта машина смерти только через ее труп.

Для Егора мотоцикл был чем-то большим, чем средством передвижения, но им этого было не понять. В прошлом году он несколько раз одалживал мотоцикл у своего приятеля. Он знал, что человек на мотоцикле – это что-то особенное. Такому человеку все по плечу. Такого человека боятся и уважают, перед ним заискивают, на него оборачиваются – а девушки, все, как одна, мечтают прокатиться, и крепко прижимаясь к его спине в кожаной куртке.

Он попросил родителей дарить на праздники не подарки, а деньги, экономил на развлечениях – почти не ходил в кино, не дарил девушкам цветов, даже почти бросил курить. Егор пробовал работать курьером, но такая работа была ему не по вкусу, к тому же платили катастрофически мало, и тогда он продал свои почти новые часы и кожаную сумку, привезенную родителями из Лондона.

И все это для того, чтобы было что положить в конверт, скрытый от людских глаз. Каждый раз, бережно приклеивая его скотчем к задней стенке письменного стола, Егору казалось, что он все явственнее слышит рычание мотоцикла и чувствует запах бензина. Это было похоже на любовь, но только гораздо лучше, потому что никто не мог его обмануть или посмеяться над ним.

Но когда Лилия заговорила о своей любви к рыжим персам, Егор почувствовал, что должен что-то предпринять. Он позвонил в кошачьи клубы и узнал об их стоимости. Тот котенок, который был нужен Лилии, стоил очень дорого, но Егору хватило бы денег на его покупку.

«Что же, – думал он, открывая драгоценный конверт, – может, так будет даже интересней. В конце концов живая девушка гораздо лучше, чем мертвая машина».

А в том, что Лилия будет с ним, если он исполнит ее желание, Егор не сомневался ни секунды. Он перебирал в руках хрустящие купюры, скопить которые ему стоило большого труда, и ему было совсем не жаль расставаться с ними.

На следующий же день, словно боясь передумать, Егор отправился в самый лучший клуб в городе, где его уже ждали.

– Вот этот, – сказал он, показывая на маленький рыжий комок. Котенок оказался таким лохматым, что было непонятно, где у него глаза или уши. Я бы взял этого.

Котенок как будто понял, что речь идет о нем, и издал тонкий, пронзительный вопль.

– Очень хороший выбор, – одобрительно сказала женщина средних лет, ужасно похожая на кошечку. Глядя на нее, можно было поверить в теорию переселения душ. – Его родители были чемпионами многих выставок. А самого его зовут Вильгельм Понтий Август.

– А не длинноватое имя для такого маленького? – не удержавшись, спросил Егор.

Женщина посмотрела на него с осуждением и провела ладошкой по щеке совсем как кошка, которая умывается.

– Молодой человек, – с упреком сказала она, – это еще очень короткое имя для такого родовитого кота. Если бы вы знали всю его родословную, то так бы не говорили! Да у него документов больше, чем у нас с вами! Когда его прапрабабка была вывезена из Англии…

Но Егор дальше не слушал. Он взял на руки пушистый комок И принялся им любоваться. Котенок был таким маленьким, что помещался на ладони.

«А я бы назвал тебя Рыжиком, – подумал Егор и подул на рыжий мех. – Может, звучит не так величественно, как Вильгельм Генрих или как там еще… Зато по-человечески».

Котенок спал и был невесом, как пуховая варежка. «Вот Лилия обрадуется. – Егор представил ее лицо, ее широко распахнутые глаза, удивленно вскинутые брови заулыбался. – Сначала будет отказываться, скажет: «Наверное, это очень дорого… Не надо было этого делать…» А что я тогда? Я отвечу: «Подумаешь, дорого!» И небрежно пожму плечами, как будто вообще не понимаю, о чем речь. И еще скажу: «Для меня это – пустяк. И потом, твое желание для меня – закон…» – А она возьмет его на руки и закружится с ним, как девочка, у нее будут слезы на глазах. Разумеется, от счастья, потому что исполнилась ее мечта. А потом она меня поцелует и скажет: «Никто не делал для меня ничего подобного. Понимаешь? Ты особенный, знаешь об этом?» Я скажу: «Знаю, конечно, но иногда напоминай мне об этом…»

– Молодой человек, – окликнула его женщина, похожая на декоративную кошечку, – можете производить оплату.

– Оплату? – переспросил Егор, выходя из мира• грез. – Ах, да; конечно.

– Документы будут оформлены уже сегодня, продолжала женщина. – Я вас поздравляю. Надеюсь, вы будете ходить на заседания Клуба?

– На заседания? – Это не входило в планы Егора. Но по выражению ее миловидного личика он понял, что, если не согласится, смертельно обидит ее в лучших чувствах. – Конечно, как же иначе…

Выходя на улицу и прижимая котенка к груди, он увидел•мотоциклиста, проехавшего на полной скорости. Егор едва успел отскочить, чтобы его не обдало дорожной грязью.

– Самоубийца! – сказал он с осуждением. – Никого вокруг не замечает! И мотоцикл у него – так себе, правда, Рыжик?

Но котенок ничего не ответил и только плотнее свернулся клубком на груди у Егора.

Он позвонил Лилии, чтобы договориться о встрече, и она сказала:

– Приходи ко мне. Как раз никого, кроме нас, не будет.

Ему показалось, что в этих словах есть и обещание, и надежда. Он повязал красный бант на шею Рыжику. Тот почти не упирался, как будто понимая неизбежность этой процедуры.

– Жалко с тобой расставаться, приятель, – сказал Егор, когда Рыжик пытался то ли укусить, то ли облизать его пальцы. – Да ничего не поделаешь. Надеюсь, мы все равно будем часто видеться.