А в это время Лиза поднималась наверх по другой лестнице и разговаривала с Тусей. Вдруг кто-то схватил ее за локоть так, что она чуть не потеряла равновесие и не упала.
– Боря, – заныла она, – ну сколько раз я тебя просила – не подкрадывайся со спины!
– Кукушкина, – Боря про пустил мимо ушей ее слова, так он поступал со всеми просьбами, – тебя Кошка вызывает. Срочно поднимайся в ее кабинет. – А зачем это? – насторожилась Туся.
– Она мне не докладывает, – и он потрепал Лизу по голове, портя ее прическу. – Не дрейфь, Кукушкина, может, на этот раз обойдется.
– Что обойдется? – спросила Лиза, но Шустов, отмахиваясь, побежал дальше. – Зачем я ей понадобилась? – пожала плечами Лиза. – Этого еще не хватало.
Они уже поднялись выше на следующий этаж, когда Туся спросила:
– Кстати, ты написала письмо? Ну, помнишь, ты хотела?•
Лиза остановилась, как вкопанная, и остановила немигающий взгляд на Тусином лице.
– Пожалуйста, не смотри на меня так, – попросила Туся, помахав рукой у нее перед глазами. Когда на меня так смотрят, я чувствую себя последним кроликом.
– Ой, дура! – Лиза схватилась за голову и села прямо на ступеньки. – Это надо же быть такой идиоткой!
– Ну, ты полегче, полегче, – несколько обиженно проговорила Туся. – Что я такого сделала?
Лиза подняла на нее полные слез глаза и сказала:
– Не ты. Только я. Я во всем виновата: Письмо было написано в тетради по физике, понимаешь?
– Ты что, сдала тетрадь на проверку вместе с письмом? – расширяя и без того большие глаза, спросила Туся.
Лиза только обреченно кивнула.
– Да-а, хуже не придумаешь, – сказала Туся, садясь с ней рядом.
– Теперь Кошка меня убьет. Точно убьет, а потом еще выгонит из школы. Но перед этим опозорит на весь район.
– Да? Опозорит? – ехидно переспросила Туся. – Да если она только начнет читать тебе лекцию о морали, ты ей напомни, что она увела отца у Марины. – Туся, – с упреком сказала Лиза. – Разве так можно? Об этом не говорят…
– Не говорят, – вздохнула Туся, – а очень жаль. Терпеть не могу, когда такие вяленые воблы учат других жизни. Знаешь, как это называется? Двойная мораль. Это когда самой себе разрешается все, а другим – ничего!
Лиза понимала справедливость Тусиных слов, но ей сейчас было просто страшно, И никто не мог разделить с ней этот страх.
– Сколько раз нужно вам говорить, что нельзя сидеть на бетонных ступенях! – услышали они за спиной голос Кошки. – Немедленно поднимайтесь!
Девочки переглянулись и одновременно встали, оправляя юбки.
– Интересно, давно она стоит у нас за спиной? – шепнула Туся.
– Твои взгляды, Крылова, мне в общих чертах ясны, – сказала Кошка, как будто отвечая на Тусин вопрос. – Теперь можешь быть свободна, а ты, Лиза, пройди в мой кабинет.
– Я пропала, – шепнула Лиза одними губами, но Туся поняла.
– Держись, – сказала она. – Если ты не вернешься, я съем твой завтрак.
Когда за Лизой захлопнулась дверь Кошкиного кабинета, к Тусе подбежал запыхавшийся Михаил Юрьевич.
– Она там? – спросил он, кивая на дверь.
– Там. – Туся посмотрела на него с одобрением и интересом. – Правда, она сумасшедшая?
– Нет, не надо так говорить, – сказал Михаил, с тревогой глядя на дверь. – Она очень хорошая, а таким всегда трудно.
– Да я про Кошку! – усмехнулась Туся, догадавшись, что Михаил говорит о Лизе. – Какая-то ненормальная. До всего ей есть дело.
12
Оставшись с завучем наедине, Лиза старалась на нее не смотреть. Она чувствовала себя так, как будто и вправду была в чем-то виновата. Людмила Сергеевна, напротив, не сводила с нее глаз, отчего Лизе все больше и больше делалось не по себе.
– Так, так, Кукушкина. – По тону Кошки можно было догадаться, что она настроена на долгий и не для всех приятный разговор. – От кого другого, а от тебя не ожидала подобной выходки.
Людмила Сергеевна выдержала длинную театральную паузу, и в наступившей тишине было слышно, как зловеще гудит лампа на потолке. -
– Подруга твоя – другое дело. Такая на все способна, но ты… – Кошка покачала головой, а У Лизы от обиды за Тусю слезы навернулись на глаза. Она терпеть не могла, когда при ней ругали тех, кого она любит. – Я прочитала твое письмо фривольного содержания, – продолжала Кошка. – И должна тебе сказать, что разочарована. Да, да, разочарована и в тебе, и в своем педагогическом методе. Что это за метод, который не смог объяснить, как подобает вести себя девушке, а как не подобает?
– Пожалуйста, отдайте мое письмо, – сказала Лиза дрожащим голосом.
– Письмо? А у меня его больше нет, – Людмила Сергеевна злорадно улыбнулась. – Михаил Юрьевич забрал его.
– Как забрал? – упавшим голосом спросила Лиза, садясь на стул, хотя Кошка и не предложила ей сесть.– Я же не хотела отдавать ему это письмо, понимаете? Я писала его для себя, как дневник…
Людмила Сергеевна недоверчиво посмотрела на нее и пожала плечами.
– Ну, не знаю, Кукушкина, чего ты там на самом деле хотела, а только из письма я поняла, что у вас с учителем роман: Поэтому я вынуждена вызвать в школу твоих родителей.
– При чем тут мои родители? – спросила Лиза.
– А при том. Я просто обязана поставить их в известность для того, чтобы они приняли меры. Мы обсудим тебя и сложившуюся ситуацию, а потом решим, что делать.
– Ну, знаете – сказала Лиза, вставая, – не придут мои родители!
Кошка удивленно посмотрела на Лизу. Обычно скромная и воспитанная, теперь она была похожа на разъяренную фурию – рыжие волосы разметались во все стороны, глаза смотрели бесстрашно и ожесточенно.
– Мои родители ни с кем не будут меня обсуждать! – громко сказала Лиза. – А если у них возникнут вопросы, они решат их со мной, а не с посторонним человеком!
И не дожидаясь, пока Кошка скажет, что с завтрашнего дня она больше здесь не учится, Лиза выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.
Она побежала на пятый этаж и забилась в угол, где никто не смог бы ее: найти. Вокруг было тихо, потому что начался урок, и только из классов раздавались мерные голоса учителей. Прислонившись щекой к холодной стене, Лиза горько заплакала. Она даже не вытирала слезы, потому что забыла носовой платок дома и еще потому что слез было слишком много. Она чувствовала себя растоптанной, как если бы по ней прошлось стадо слонов, и оплеванной, как если бы она слишком долго стояла у клетки с верблюдами.
«Из школы выгонят, это ясно, – думала Лиза. Михаил прочитал мое письмо и теперь меня презирает. Да и Кошка, после того как я ей нахамила молчать не будет. Завтра вся школа узнает, что я влюбилась в учителя. Вот они посмеются! Особенно Егор и эта его Магнолия»
Злые мысли отвлекли Лизу, и на минуту она перестала плакать, но потом, когда слезы почти высохли, начала рыдать с новой силой.
– Лиза. – Голос, окликнувший ее казался таким знакомым, как будто звучал не снаружи, а изнутри.
Лиза подняла заплаканное лицо и увидела прямо перед собой Михаила. Он подошел к ней и тронул за плечо.
– Лиза, – его голос звучал успокаивающе,– что ты здесь делаешь?
«Дурацкий вопрос, – подумала Лиза. – Неужели не видно? Я здесь плачу. Я здесь горюю».
Она наскоро вытерла слезы и сказала:
– Ничего. Отхожу от разговора с Кошкой.
– А разве кошки говорят? – улыбаясь, спросил Михаил. Он понял, оком идет речь, но хотел развеселить Лизу, и это ему удалось.
– Еще как говорят. – Лиза не хотела улыбаться, потому что считала, что от улыбки ее лицо глупеет, но не могла удержаться. – Так говорят, что мало не покажется.
Михаил посмотрел на нее и как будто увидел впервые: ее раскрасневшееся, опухшее от слез лицо было таким милым, к ее спутанным, растрепанным волосам так и хотелось прикоснуться, а ее губы, дрожащие то от смеха, то от слез, хотелось поцеловать.
«Какая она… – подумал Михаил. – И как я только раньше не замечал?»
– Лиза, – сказал он, удивленный своим открытием, – вот твоя тетрадь, возьми.